Жена президента
Шрифт:
— И я уверена, что ты ответил ему весьма уклончиво.
Лицо Гейба потемнело.
— Мы с тобой уже давно обо всем поговорили.
Он работает на меня. Мне не нужны здесь лишние осложнения.
— А если я скажу тебе, что он мне интересен?
Рот Гейба искривился.
— Тебе не кажется, что было бы немного жестоко затевать здесь нечто подобное?
— Он мог бы навещать меня в Калиспелле.
— Даже не рассчитывай на это, Стефани… — угрожающе выдавил он.
— Или что?.. — едва слышно проговорила она и вдруг, рассердившись, вскочила. При этом слегка задела его. И от этого
Скорее всего, это была игра света и теней, но Стефани вдруг показалось, что Гейб улыбается.
— А что тебя так волнует, Гейб? По крайней мере Мак свободен, после смерти жены прошло уже немало времени. Ты мог бы радоваться за него.
— Ты, как я понимаю, считаешь, что у меня уже нет таких желаний? — спросил он ее шелковым голосом.
Гейб повернул ее и прижал к двери. Ужас надвигающейся опасности охватил ее тело, как только его голова стала приближаться к ней. И вдруг он накрыл ее губы своим ртом.
— Гейб… — прошептала она. По телу поползла чувственная дрожь, едва только его поцелуй разбудил в ней давно заглушаемый голод, с которым она вряд ли могла совладать одна.
Этот голод в одинаковой степени мучил их обоих. Стефани опасалась, что он сейчас уйдет. Она обвила его шею руками и прильнула к нему.
Их обоих охватил огонь страсти. Они постепенно теряли контроль над собой.
— Мне нужно лишь одно, Стефани. Я хочу тебя больше, чем ты даже можешь себе представить, прошептал Гейб. — Ты можешь позволить мне любить тебя? Но не здесь, не на этой кровати.
— В твоей комнате? — воскликнула она, лихорадочно покрывая его лицо бесчисленными поцелуями — , Гейб повернул голову и запустил пальцы в ее волосы.
— Нет… я не вправе позволить себе тратить на это время здесь. Мы уедем в Мэрион и снимем комнату. Быстрее одевайся.
Стефани потребовалась лишь минута, чтобы подготовиться к поездке в мотель «Брэндин-Айрон».
Но только почему после стольких лет ожидания он хотел овладеть ей в дешевом мотеле?.. Это было жестоко по отношению к ней.
Гейб спрятал лицо в ее волосах.
— Почему ты мне раньше во всем не сознавалась?..
— Потому что я никогда прежде не стремилась к вещам, которые казались столь далекими. — Стефани трясло.
Его ладони легли ей на плечи.
Стефани высвободилась из его объятий.
— Мне жаль. Все, что случилось, я считаю своей ошибкой. Когда ты вернешься в Ньюпорт, мы заключим полюбовную сделку. Мне бы хотелось вновь обрести подобающее положение в обществе, еще до того, как я уеду… Забудь меня, Гейб. — Она протянула ему руку. — Мы ведь с тобой просто друзья, не так ли?..
Даже при тусклом свете она заметила, как он побледнел. Гейб проигнорировал ее жест примирения.
— Неужели после всего того, что сейчас произошло между нами, ты веришь, что мы можем остаться только друзьями?
— Разумеется, если вести себя цивилизованно.
Черные брови Гейба насмешливо изогнулись.
— Так обычно выражаются политики. Ты выучилась своему ремеслу лучше, чем я мог подумать. А почему бы и нет?.. — Он холодно улыбнулся. — Мой отец оказался великолепным учителем. И в качестве жеста доброй воли я собираюсь аннулировать наш контракт. Когда я поднимусь наверх,
то позвоню родителям и приглашу их на ранчо. Пока ты еще здесь, я поведаю им правду о нашем браке. Потом ты сможешь улететь вместе с ними.Стефани охватил ужас.
В ее ушах зазвучали слова, сказанные ей на прощанье тестем-сенатором: «Я надеюсь, что ты вернешь мне моего сына…» Стефани почувствовала неимоверную тяжесть.
— Я… я не понимаю. Мне нужно время, чтобы все обдумать.
— Я не могу ждать. Мы ведь с тобой не в цирке, и это не развлечение. Нам нужно преодолеть возникшие трудности и побыстрее покончить с ними.
— Нет, Гейб! — Его слова ввергли ее в панику. Если Гейб узнает, что она уже обо всем рассказала родителям, он ей этого никогда не простит.
— Почему? — требовательно спросил он. Его глаза обожгли ее лицо. К своему ужасу Стефани вдруг осознала, что Гейб во всем винит ее.
— Потому что я не желаю, чтобы было еще хуже! — воскликнула она. — Пресса поднимет шум и поставит за оградой камеры, чтобы следить за любым нашим движением. Твоим ученикам вряд ли нужна такая известность; У Клея и его матери дела только-только пошли на поправку… И ты решишься так поступить с ними!.. Подумай о пастухах, которым будут; досаждать журналисты. Мак регулярно ездит в город, и газетные ищейки будут выслеживать каждый его шаг, желая разнюхать что-то горяченькое. Несчастная Марва будет вынуждена прятаться. Тебе придется потратить уйму времени на дополнительные меры безопасности, иначе на первых полосах всех газет появятся ваши фотографии.
Твой оригинальный план, согласно которому мы должны были расстаться друг с другом на полгода, был превосходен, Гейб. Будь честным со мной единственная причина, из-за которой ты выбился из графика, таится во мне! Я посягнула на твою частную жизнь… Обещай мне, что не сделаешь ничего такого, что могло бы все разрушить. Пожалуйста, сохрани то лучшее, что всегда было в тебе. Пусть здесь все остается таким волшебным и чудесным. Я просто не нахожу слов… Того, что ты сделал для сотни ребят, хватит на целую жизнь. Это не поддается измерению… Я не перенесу, если здесь что-то случится и ты вынужден будешь оставить все это из-за того, что вмешалась я…
Горячие слезы брызнули из глаз Стефани и потекли по щекам.
— Я начинаю тебе надоедать… — Ее голос дрогнул. — Согласно условиям нашего брачного контракта, который мы оба подписали, мы обязались не подвергать друг друга опасностям.
— Будь он проклят, твой чертов контракт!
Зайдя в кабинет, Гейб запер за собой дверь. Ему срочно требовалось чего-нибудь выпить. К несчастью для себя, он сам установил это правило: в доме не должно быть спиртного. Очередная его ошибка…
Он открыл свой переносной холодильник, где у него хранилось то, что с большой натяжкой можно было отнести к спиртным напиткам, но иногда было необходимо для торжественных случаев. Он открыл банку с пивом, а затем с шумом опустился в кожаное кресло и залпом осушил ее.
Гейб хотел забыться.
Но пиво вряд ли бы увело его в волшебный мир грез и вдохновения. Оно даже не помогло притупить нараставшую душевную боль. Ему никак не удавалось успокоиться. Все, что он получил от этой банки, — ощущение физической расслабленности.