Женат на собственной смерти (сборник)

— Довожу до вашего сведения, что Саркисян запретил вам пользоваться лодками и прочим инвентарем съемочной бригады.

Ворохтин сел в лодку и стал отвязывать ее от крюка.

Студент постоял посреди причала и опустился на корточки.

— Я вас предупредил, — многозначительно сказал он и сплюнул под ноги.

Ворохтин взялся за кольцо, дернул, но мотор не схватился. Дернул еще раз — тот же результат. Пришлось снять кожух и на ощупь проверить провода.

— Свечу ты свинтил? — спросил Ворохтин у студента.

Тот немедленно вскочил на ноги и быстро пошел на берег.

— Я выполняю распоряжение режиссера! — крикнул он уже из темноты.

Ворохтин двинул кулаком по кожуху мотора.

«Можно послать их всех, сесть в машину и уехать домой! Можно! — в сердцах подумал он. — Но там же одни режиссеры и операторы! Я уже не говорю про врача, но хотя бы занюханного фельдшера с собой взяли. На крайний случай ветеринара! Ни бинта, ни зеленки…»

Он наклонился и поднял с пола весла.

Глава 14. Во мраке ночи

Лучи фонарей скользили по стволам деревьев, и длинные черные тени ползали по песку, как гигантские черви. Ворохтин шел на свет, где стояла группа. Этот остров в отличие от Четвертого был пологим, больше напоминая большую песчаную отмель. Широкий пляж протянулся почти на двадцать метров и упирался в густые колючие кусты.

Чем ближе Ворохтин приближался к группе, тем отчетливее слышал оживленные голоса. Время от времени они словно взрывались, и дружный смех эхом катился над озером. «Наверное, ничего страшного не случилось», — подумал он, невольно замедляя шаги.

Он вышел на полянку, освещенную светом нескольких фонариков. Группа стояла кругом, обступив лежащее на траве скомканное одеяло.

— Уф-ф! — с облегчением вздохнул Чекота, глядя на Ворохтина. — А я подумал, что это медведь!

— Штаны сухие? — спросил его кто-то. Снова раздался смех, и его эхо отозвалось из глубины леса.

— Господин спасатель решил напоследок еще раз выполнить свой долг? — беззлобно произнес Саркисян и, вероятно, желая успокоить Ворохтина, по-свойски добавил: — Представляешь, а мы не можем ее найти! Она не отзывается!

— Как это — не можете найти? — не понял Ворохтин и огляделся. — Вы осмотрели остров?

— Это ж не Тверская! — отозвался один из техников. — Здесь темно!

— Надо прочесать остров, — сказал Ворохтин.

Группа восприняла это предложение без энтузиазма. Над скомканным одеялом повисла тишина.

— Мы уже отсняли все, что надо, — за всех высказался Саркисян. — Страху нагоним — будь здоров!

— Да и темно уже слишком, — поддержал его Чекота.

— Мы с рассветом продолжим, — сказал Саркисян.

— Извините! — вдруг раздался в темноте женский голос, и в первое мгновение все подумали, что это Лена. Но в круг вышла Кира. Она часто дышала, словно ей пришлось немало пробежать.

— И тебе тоже не сидится в теплой палатке? — с умилением произнес Саркисян, узнав Киру. — Вот молодежь! Ни сна, ни покоя!

— Вы меня даже не подождали! — обиженным голосом произнесла журналистка. — Мне пришлось за вами на веслах…

— Зря приплыла, — сказал Саркисян. — Мы возвращаемся.

— А как же Лена? — произнесла Кира. До нее только сейчас дошло, что группа вовсе не собирается искать пропавшую женщину.

— А что Лена? Что мы еще можем сделать? — пожал плечами Саркисян. — Мы остров два раза оплыли, и кричали, и свистели… Надо дождаться рассвета. Так что, малыш, поехали на базу греться.

Он попытался обнять девушку за плечи, но Кира отступила на шаг, и Саркисян шлепнул ладонью по сосновому стволу.

— Оставь мне фонарик, — сказал Ворохтин.

— Конечно, нет проблем! — охотно согласился Саркисян, пытаясь оттереть с ладони вязкую сосновую смолу. — А ты, значит, попытаешься найти иголку в стоге сена?

— И мне тоже фонарик! — попросила Кира.

— Тебе лучше вернуться, — посоветовал ей Ворохтин. Он взял протянутый оператором фонарик и посветил в глубь леса.

— Если найдешь что-нибудь интересное, — негромко произнес Саркисян, желая примирения, — не сочти за труд позвонить мне. Я буду здесь через пять минут.

— Я сам справлюсь, — ответил Ворохтин, вглядываясь в кусты, освещенные фонариком.

Саркисян помолчал и сделал еще одну попытку:

— Может, будем считать, что никакого заявления ты мне не писал?

Ворохтин повернулся к Саркисяну и посветил ему в лицо:

— Я никогда не отказываюсь от своих слов, запомни это!

— Почему тогда приплыл сюда?

— Потому что, кроме меня, здесь никто не способен оказать квалифицированную медицинскую помощь.

— Ах, да! — усмехнулся Саркисян. — Конечно. Клятва Гиппократа. Понимаю… — Он повернулся к своей свите, терпеливо ожидающей его, и коротко сказал: — На базу!

Группа пошла к воде. Еще некоторое время по прибрежному песку прыгало световое пятно, затем раздался звук мотора. Он постепенно слабел, пока не утих совсем. И воцарилась тишина.

— Тебе захотелось приключений? — спросил Ворохтин. Он медленно шел напролом через заросли, направляя луч света то вправо, то влево.

— Просто мне стало жалко эту женщину, — едва слышно отозвалась Кира из-за его спины.

Она тоже светила фонариком, но не столько себе под ноги, сколько по сторонам. Глаза ее были широко раскрыты и полны напряженного ожидания. Скорее всего она пожалела о том, что осталась на острове. Когда она стояла в кругу нескольких мужчин, разговаривающих громко и весело, ей не было страшно. Но сейчас ее душа леденела от ужаса.

Ворохтин так резко остановился, что Кира едва не наступила ему на пятки.

— Лена-а-а!! — неожиданно крикнул Ворохтин.

Кире показалось, что у нее в груди сердце остановилось.

— Ой, лучше не кричите! — прошептала она.

— Почему?

Тут она прижала палец к губам:

— Тихо!

Ворохтин замолчал. Они замерли и прислушались. Какая-то птица, громко хлопая крыльями, взмыла в черное небо. Ветка клена, освещенная тонким лучом, покачивалась еще неправдоподобно долго.