Женат на собственной смерти (сборник)
Шрифт:
— Хорошо, не беспокойтесь… Ах, черт возьми!
— Что там у тебя?
— Он не доехал до поселка и свернул в лес! По-моему, эта дорога ведет в детский лагерь!
Ворохтин торопливо ходил по опушке леса и места себе не находил. Как жаль, что он не может разорваться на две части! И за островами следить надо, и Гвоздеву на «хвост» не мешало бы сесть, чтобы потом взять его с поличным и как следует намылить ему морду!
— Кира, держись от него на приличном расстоянии! — пуще прежнего забеспокоился Ворохтин — мало ли что этот подонок на безлюдной лесной
— Поняла, поняла, — процедила Кира. — Что ж вы так кричите… У меня уже в ухе звенит… Ай! Так и знала…
— Что? Он опять свернул?
— Да нет же… Вы меня, наверное, убьете!
— Говори, не трави душу!
— Я передним колесом в яму села.
— И не можешь выехать?
— Пока не получается. Попробую враскачку…
Ворохтин сплюнул и опустил руку с радиостанцией, которая от напряжения уже начала неметь. Доверил девчонке такое опасное дело! Не дай бог с ней какая-нибудь скверная история случится!
— Как ты там, Кира? — спросил Ворохтин, снова прижимая радиостанцию к губам.
— Да вот подкладываю под колесо ветки… Понимаете, тут передок на грунт лег, потому так тяжело выходит…
— Джип где?
— Да его уже не видно. Скрылся за деревьями.
— А ты уверена, что эта дорога ведет в детский лагерь?
— Конечно, уверена! Вон слева видно, как вода блестит.
— Хорошо, — произнес Ворохтин. — Не суетись. Все, в общем-то, уже понятно… Прислать кого-нибудь на помощь?
— Вы что, опозорить меня хотите? — громко возмутилась Кира. — Сама справлюсь, не маленькая! Веток только надо побольше собрать и под колесо сунуть. А если не получится, я с домкрата попробую…
— Ну давай, пробуй!
Ворохтин отключил радиостанцию и посмотрел на часы. Без четверти шесть! Пятнадцать минут до начала связи с островами.
Он кинулся на спасательную вышку, поднялся наверх и взял у наблюдателя бинокль.
— Что это ты так запыхался? — спросил наблюдатель. — Голую женщину увидел?
Ворохтин молча рассматривал призрачные из-за тумана очертания островов. Мощная оптика стерла объем, и казалось, что острова, словно лодки у причала, прижимаются друг к другу и с Первого острова совсем нетрудно дотянуться до сосновых веток Пятого… Вот опустевший Первый. После того как на нем погибла Лена, он стал казаться Ворохтину темным и мрачным. Этакий Летучий Голландец, дрейфующий по озеру без экипажа, но с тенью мертвеца.
Чуть дальше и правее — Второй. Лагутина увидеть невозможно, даже если бы в распоряжении Ворохтина был телескоп. Зеленая униформа растворяется в лиственной массе, словно кусок сахара в стакане чая. Третий и Четвертый стоят обособленно, разделенные небольшим проливом. Пятый в бинокль различить довольно трудно, он сливается с береговой полосой, и точно определить его границы почти невозможно…
Ворохтин чуть повернулся и посмотрел на лодочную станцию. Казалось, что стекла бинокля запотели. Густой туман серыми смазанными полосами накрыл детский лагерь и большую часть озера. С трудом
можно было различить лишь темную полоску причала. Все остальные детали были словно смыты скипидаром с полотна художника.— Случилось что-нибудь? — уже с нотками озабоченности спросил наблюдатель, пялясь на туманные очертания островов. Ворохтин вел себя необычно, и это его насторожило.
— Не знаю, — ответил Ворохтин, возвращая бинокль.
— Опять интуиция?
Без пяти шесть! Робинзоны уже должны приготовиться к сеансу связи, еще раз продумать, о чем они собираются рассказать и что показать. Они наводят камеры туда, где будут сидеть, насколько это возможно, приводят в порядок свой внешний вид, стараются улыбаться, проверяют, звонко ли звучит голос. И все это для того, чтобы убедить миллионы болельщиков в своей несокрушимой воле к победе.
Ворохтин настроился на волну Бревина.
— Спасательная служба на связи! У вас все в порядке? — спросил он.
— Конечно, — не совсем уверенно и удивленно ответил Бревин. — А что, собственно, случилось?
— Ничего не случилось, — как можно естественней ответил Ворохтин. — Формальная проверка.
Ботаник долго не отвечал на вызов, и у Ворохтина уже заныло от напряжения под ложечкой.
— У меня все по плану, — наконец флегматичным голосом ответил он на вопрос Ворохтина. — Делаю голубцы из листьев одуванчика и муравьиных яиц. Надеюсь, зрителей не будет тошнить?
— Лодки поблизости не видно?
— Лодки? Да тут такой туман, что я своей руки не вижу, — явно преувеличил он.
Лагутина, как и его соперников, также ничто не беспокоило.
— Холодно и одеяло промокло, — равнодушно сказал он. — А в остальном — полный порядок.
— Пожалуйста, постарайся держать ракетницу при себе, — как о чем-то заурядном, попросил Ворохтин. — И если произойдет нечто нестандартное, немедленно подай сигнал.
— Не совсем понимаю, о чем вы говорите, — зевая, ответил Лагутин. — Но ракетница всегда при мне.
— Глаз не спускай с островов! — назидательно сказал Ворохтин наблюдателю и побежал вниз.
Аппаратная уже была готова к связи с робинзонами. Три монитора уже светились, но на экранах пока была только «кашка». Техник, сидящий за пультом, опустил пальцы на рычажки и кнопки. Саркисян с микрофоном в руках сидел рядом с ним и смотрел на электронные часы, стоящие на монтажном столике.
— Время! — сказал он. — Общий вызов!
Техник нажал на кнопку, и радиосигнал со скоростью света полетел на острова.
— Внимание участникам «Робинзонады»! — сказал Саркисян. — Кто готов к выходу на связь с базой?
— Третий остров готов, — нараспев ответил Ботаник.
Тотчас на одном из мониторов появилось крупное изображение ладони, на которой лежал продолговатый зеленый сверток.
— Запись! — скомандовал Саркисян и снова включил микрофон: — Здравствуйте, Третий! Что это лежит у вас на ладони?
— Это голубец, — прозвучал голос Ботаника, усиленный и искаженный динамиками. — Сейчас я покажу, из чего он состоит…