Женатые холостяки

— А Лиля как?

— Она в санатории устроилась. Тетушка Марго говорит, что дочка на меня похожа. Но уже и ее увидели.

Вьются всякие вокруг. В потемках, попробуй, разгляди и отличи шмеля от навозницы! Трудно ей, но ни подсказать, ни посоветовать некому. На мать надежды нет. Она всегда была тупой.

— Может, Лилию позовем к себе! — предложила Катя.

— Не поедет, не согласится. Даже пытаться не стоит. Когда я уезжал, она уже училась в институте. Но не пристыдила мать и меня не пыталась остановить, удержать, повела себя как чужая. Это ударило больнее всего. От того им я не звоню и не пишу. Практически меня выгнали. Мне не нужен больше их, чужой берег. Может, обломится мне своя гавань, свой причал…

А вскоре непредвиденное случилось. Помогал Яшка на базаре торговцам. Кто-то из них картошку, другие лук и арбузы продавали. Суетились люди, спешили. А тут крик послышался:

— Держите вора! — увидел побледневшее, перекошенное лицо женщины. От нее протискивался через толпу низкорослый, юркий мужичонка с пухлой сумкой в руках.

Яшка в пару прыжков нагнал его. Оторвал от земли, поднял над головами, тряхнул так, что тот сам сумку выронил. И взмолился хрипло:

— Отпусти, братан!

Вспомнилось, как в детстве стянул пирожок с лотка. Его поймали тут же. Но увидев лицо мальчишки, бить не стали. Отпустили, сказав строго:

— Попроси, но не воруй! Женщин обижать не смей! Помни, мужиком растешь…

С тех пор Яшка не воровал. Научился у пацанов и сам себе зарабатывал на курево и мороженое.

Он отпустил мужика. И, подняв сумку с деньгами, отдал ее бабе. Та на шее повисла, зацеловала на глазах у всех. Шутка ль, все деньги вернул Яшка. Ворюга сумку у бабы из-под задницы стащил, улучил момент, проследил, подкараулил. И не окажись рядом

Яшки, осталась бы женщина без копейки. Ну, разве не обидно…

— Помоги, родной, с картохой. Я заплачу тебе, не обидишься, — просила женщина, указав на машину. В ее кабине спал пьяный вдребезги водитель.

Якову стало жаль бабу. Он подтаскивал мешки с картошкой к прилавку, другие грузил на тележки, в багажники машин. Женщина едва успевала считать деньги, давать сдачу. Картошка шла нарасхват. Когда был продан последний мешок, женщина вздохнула:

— Все! Скажи сам, сколько я должна? — спросила устало улыбаясь.

— Сколько сама дашь, — ответил, не задумываясь. Баба влезла в сумку. Протянула столько, сколько никогда за день не зарабатывал.

— А как же домой вернешься? Мужик твой ужрался до визгу! — указал на водителя.

— Не муж, сосед наш. Не знаю, что делать? Сама машину не вожу. А он только к утру проспится, лешак облезлый. Я же, как назло, столько харчей набрала, что в руках не унести. Только сахара два мешка. Домой вернуться надо, но харчи станут…

— Где живешь? — спросил коротко.

— Аж на окраине, — чуть не плакала баба.

Яшка открыл борт машины, как мешок картошки положил в кузов пьяного водителя и, сев за «баранку», указал женщине на место рядом:

— Садись живее! Дорогу покажешь, — завел машину.

У Юльки сразу слезы высохли. Она смотрела на Яшку с такой благодарностью и говорила:

— Тебя сам Бог послал!

Яшка занес в дом сахар и продукты, собрался уходить, но Юлька вцепилась в рукав:

— Побудь с нами, Яшенька! Родной наш! Уж и не знаю, как благодарить, что б делала без тебя, зайка моя! — гладила плечи человека.

Юлька угощала гостя от души. Яшку разморило, и женщина уговорила заночевать.

— Утром Гришка отвезет тебя в город, — пообещала уверенно. Человек едва сомкнул глаза и тут же почувствовал рядом теплое тело женщины.

Яшка не удивился и, обняв Юльку, до самого утра не сомкнул глаз…

Человек и на следующий день помогал бабе торговать картошкой. Женщина держалась увереннее. Она часто оглядывалась на Якова, подмаргивала, похваливала, ободряла его. И хотя покупателей было много, женщина устала, но ни разу не сорвалась на окрик или грубость. Яков удивлялся как просто и легко работается ему с этой женщиной. Они понимали друг друга без слов, хотя Яшке никогда раньше не приходилось торговать на рынке. В другой бы раз он может и отказался б от такого занятия, но Юлька уговорила его без слов.

Он снова сгружал картошку с машины, взвешивал, относил в багажники и тележки. Зорко следил, чтобы никто, даже ненароком не обидел ее. Женщина в обед достала сумку из кабины, заставила Яшку поесть, сама не присела. Как ни уговаривал мужик, отпускала покупателей быстро, весело, с шутками.

Уже под самый конец дня на базар пришли цыгане. Походив вокруг прилавков и павильонов, присмотревшись к продавцам, окружили Юльку.

— Давай погадаю! Всю правду расскажу! — предлагала Юльке молодая цыганка.

Яшка только присел передохнуть и увидел, как чумазый, маленький цыганенок запустил руку в карман Юльки. Яшка быстро встал, взял цыганенка за ухо и сказал резко:

— Иди к своим, пока не получил по заднице! И вы уходите! Не мешаете здесь. Нашлись деловые! Тут вам не обломится ничего!

Цыгане возмущались, ругались, грозили. Но Яшка еще по Одессе помнил все их уловки и, подойдя к цыганам мужикам, коротко поговорил с ними. Те тут же позвали своих женщин и вскоре отошли к другим прилавкам.

Яков, выбрав время, позвонил Кате, сказал, чтобы не беспокоилась, у него все в порядке.

— Почему не ночевал дома? Я так тревожилась. Где ты был?

— У женщины! — ответил коротко. Катя пристыжено осеклась, поняла, что задала бестактный вопрос. И спросила тихо:

— Ты сегодня придешь домой? Мне ждать тебя?

— Катюша, пока не знаю…

— Яша! Поехали домой! Все продали! — взяла за плечи Юлька и спросила:

— Я помешала разговору?

— Уже закончил.

— А с кем говорил, с женой?

— Нет.

— Если с какой-нибудь знакомой, то не отдам, не отпущу, самой дозарезу нужен!

— Юля! Я не конь, не спеши схомутать. Я помог, но ничем не обязан никому! Сам решаю, куда ехать или идти. Не понукай, не запрягла, — осек женщину, та покраснела до корней волос:

— А я думала, ты все понял сам. Неужели оставишь меня? Ведь у нас так клево получалось. Может, договоримся? Или ты другую имеешь? Иль я тебе не подхожу? — глянула беспомощно, губы и подбородок женщины дрожали.