Жених моей матери
Шрифт:
Боже… Дыхание вырывалось из моего горла вместе с тихими стонами. Внутри всё скручивалось, пульсировало, горело. Я будто бы сама горела. За его руками следовали губы, влажный язык. Тяжело дыша, я подставляла себя ему: его большим ладоням, умелым пальцам, его жадному, властному рту, и понимала одно, как прежде уже не будет. Я не смогу посмотреть маме в глаза. В этот раз уже не смогу. Потому что… Потому что это не случайность. Руслан Агатов — не случайность.
Дрожащими пальцами я расстегнула молнию на его брюках. Наши взгляды на мгновение встретились. Меня будто лавиной накрыло. Лавиной его желания. С таким вожделением на меня в жизни никто не смотрел, а я… я отвечала тем же. Оставив брюки, я потянулась к Руслану, обвила руками и поцеловала. Сама. Прикусила его губу, почувствовала прикосновение его
— Руслан, — в каком-то невменяемом состоянии прошептала я и снова нашла его губы. Сама прихватила зубами, затем лизнула, а после он проник в мой рот, нашел мой язык и принялся ласкать, одновременно с тем, как его пальцы все быстрее и быстрее двигались во мне.
Я постанывала сквозь поцелуй, цеплялась за его плечи, потихоньку царапала, понимая, что во мне с каждым мигом всё сильнее и сильнее разгорается пламя. Оно грозило поглотить всё вокруг, сожрать, уничтожить. Огонь — опасный, неподдающийся контролю… Желание пульсировало, стягиваясь в одной точке, там, где были его пальцы. Груди мои налились и болели, соски стали твёрдыми. Мне хотелось, чтобы он, как и в ту первую ночь, касался их губами, накрывал жадным ртом. Хотелось оказаться под ним, скрестить лодыжки и отдаться ему во власть. Что со мной? Как я могу хотеть его?
Руслан вышел из меня, погладил кончиком пальцев влажный клитор, провел вдоль складочек. Я задрожала. Снова потянулась к его ширинке. Если я сейчас же не почувствую его внутри, в себе, сойду с ума. Меня поглотит моё собственное пламя. Нет… Он помог мне справиться с брюками и бельём, и резко, не дав опомниться, насадил на себя. С каким-то исступлением сжал мои ягодицы. Издал гортанный звук и посмотрел мне в глаза. Зрачки его были расширены. Чёрные впадины с отражающимися в самой глубине бликами света.
Его взгляд проник в меня, ещё сильнее разжёг пламя, разметал вокруг нашего общего костра сверкающие искры безумия. Я двигалась на нем, совершая резкие, первобытные толчки, чувствуя его в себе, и мне было так хорошо, как не было ещё никогда. Бездна. Вот она — моя бездна. В его глазах, черных от возбуждения. Разве может быть так? Разве я могла потерять голову настолько, что отдалась во власть этому мужчине без зазрения совести?
Я прильнула к нему, потерлась грудью о его грудь. Соски мои ныли, жаждали ласки, кожа горела. Придерживая под ягодицами, Руслан продолжал насаживать меня на себя, усиливая толчки, проникая в меня глубже и глубже — до сумасшествия, до судороги, до граничащего с болью удовольствия. Я стонала, целовала его, гладила грудь, сильные плечи. Движение, второе… Шлепки соприкасающихся тел. По телу моему одна за другой прошлись несколько горячих волн, а вслед за ними меня настиг бурный оргазм. Впившись в плечи Руслана пальцами, я закричала, а спустя ещё одно мгновение он приподнял меня, резко вышел и кончил мне на бёдра. Я сглотнула, судорожно выдохнула и убрала трясущиеся руки с его плеч.
Тяжело дыша, он смотрел на меня, и я могла бы поклясться, что мы оба в данный момент думаем об одном и том же. Какого хрена только что было?!
Глава 5
Руслан
Я едва сдержался, чтобы не кончить прямо в неё. Она смотрела
на меня широко распахнутыми глазами. Зрачки расширены, губы приоткрыты, из груди её вырывалось рваное дыхание. Наверное, в её глазах я выглядел ничуть не лучше. Юнец, дорвавшийся до секса. Только вот я давно не юнец, и башню мне сносить не должно. Умом я это прекрасно понимал, однако руки мои продолжали сжимать талию Олеси, не давая ей возможности отстраниться.— Можно… — наконец хрипло выдавила она, не выпуская меня из омута собственных глаз. — Можно в душ?
— Можно. — Я отпустил-таки её. Олеся сползла с моих колен и одернула платье. Как-то затравленно глянув на меня, она рванулась в сторону ванной, но едва не упала. Я успел схватить её, и она снова шлепнулась мне на колени. Не удержавшись, я провел по её волосам, вдохнул её запах. Что же в ней такого?! Эта нежная кожа, высокая грудь, округлые бедра. И глаза. Глаза, которые я должен ненавидеть, глаза её отца. Я разжал пальцы, и она, снова вскочив, метнулась к ванной.
С дивана что-то упало. Наклонившись, я поднял печать и бросил её обратно. Вот и поработали. Застегнув ширинку, тоже поднялся и с силой потер лицо ладонями. Наваждение. Нужно с этой девчонкой что-то делать. Вернее, не делать: не видеться с ней, не общаться. Она мне все планы порушит, сука!
Немного придя в себя, я тоже отправился в душ, благо, в спальне люкса была вторая ванная комната. Шкаф с чистыми брюками и рубашками тут тоже был. Конечно, не для таких вот случаев, а просто, на всякий пожарный. Правда, таких вот «пожарных», причём едва ли не в прямом смысле, ибо искры от нас летели во все стороны, в моей жизни еще не случалось за все тридцать восемь лет. И, надеюсь, впредь больше никогда не случится. Раздевшись, я вошел в душевую кабинку, включил горячую воду и, уперевшись ладонями в стеклянную стенку, подставил голову под струи. Ледяные надо бы, чтобы остыть.
Я невесело усмехнулся. С Олесей Хавронской нужно прощаться. Хотя, может, сама уйдет после случившегося. Это ведь уже не случайность. По крайней мере, с моей стороны. Я дико хочу её. Едва она появляется в поле моего зрения, мозг мне отшибает к херам! Я совершаю дикие, глупые поступки. Я не привык к такому. Все должно быть подчинено разуму, а с ней… А она? Что для неё значит этот секс? Может, очередной раунд её игры? Она ведь не постеснялась притащиться ко мне в первый раз и прыгнуть в постель. Это ж просто представить: девочка пришла к незнакомому мужику и не остановила его, когда он потащил её в койку! Хорошо же Хавронский дочку свою воспитал! Я снова начинал злиться. Чтобы эта красавица не задумала, я в игры её играть не буду. Правила устанавливаю я.
Душ у меня занял полчаса, — все никак не мог прийти со своим членом и разумом к взаимопониманию. И вроде бы разум мой в итоге победил, однако, стоило мне выйти в гостиную и увидеть облачённую в белый отельный халат, размера на три больше требуемого Олесю, как в брюках стало тесновато. Блядь! Выгнать её нахрен! Запретить подходить ко мне! Угрожать!
Увидев меня, Олеся плотнее запахнула халат и вздохнула. Она сидела на диване и походила не то на синичку, не то на нахохлившегося воробья.
— Ты можешь быть свободна. — Я снова подошел к минибару и принялся наливать виски. Не могу смотреть на неё, когда она такая… с влажными волосами, припухшими губами, порозовевшими щеками и… абсолютно голая под этим халатом. Попытка воскресить перед мысленным взором образ улыбающейся мне сегодня в ресторане и гладящей мою руку Наташи, нужного результата не дала. Даже её красное платье делу не помогло. Красное платье… эта сучка мелкая в первый раз пришла ко мне именно в красном платье! Никогда я бабские шмотки не запоминаю, а тут… Плеснул в бокал виски и, не поворачиваясь к белобрысой стерве, осушил залпом. Наташа. Думай о Наташе, Руслан.
— Ты один не успеешь к утру, — произнесла Хавронская тихо.
Я резко поставил бокал на стол, развернулся и посмотрел на неё. Делает вид, будто бы ей все равно. Разве может ей быть все равно?! Гребаная девчонка, за какие грехи она на мою голову свалилась?!.
— Успею. Одевайся и проваливай.
— Нет, — глаза её вспыхнули. Упрямая, детка. — То, что между нами произошло, не должно влиять на работу, — сказала она и, схватив печать, продолжила: — Ты подписываешь, я ставлю печать.