Жених секонд-хенд

– Потому что сейчас конец учебного года и мы не можем выдернуть его из школы.

– Но ты ведь и на будущий год собираешься оставить его в той самой школе!

– Он привык к учителям, у него полно друзей, ему там хорошо.

Надя сидела в кресле с пилочкой для ногтей и поправляла маникюр. Это был обязательный ежевечерний ритуал. Ногти у нее были в идеальном состоянии, зато Терентий возненавидел пилочку так, словно она была живым существом. В самом деле, если кто-то из домашних проделывает одну и ту же процедуру изо дня в день, ничего в ней не меняя, можно тихо сойти с ума. По этой же причине он ненавидел Надины отжимания от пола – всегда четыре подхода, всегда с одним и тем же выражением лица. Иногда ему казалось, что во время тренировки она роняет на пол равное количество капель пота.

При всем том она была ослепительно красива. Ею невозможно было не любоваться. Таких женщин не бросают, это ясно. Он и не бросал, хотя периодически его иммунная система бунтовала, воспринимая Надино ледяное спокойствие как сильнейший аллерген. Тогда он весь покрывался пятнами, и невропатолог упрямо твердил, что он слишком часто сдерживает эмоции, а это может сильно навредить здоровью.

– Кстати, Вадик очень расстроился из-за того, что мы не забрали его на прошлые выходные, – продолжал наседать Терентий.

– Мама сказала, он провинился. Это было наказание.

– Извини, но он провинился где-то там, в Люберцах, у мамы. Вот мама и должна была его наказывать, а вовсе не мы. Как ты не понимаешь, что парню недостаточно общения с одной только бабушкой.

– Слушай, ну что ты меня пилишь? – спросила Надя, подняв роковые глаза. – На тебя напал воспитательный зуд? В конце концов, это мой ребенок, мне и решать, где и как ему расти.

– Ага, понятно, – рассвирепел Терентий. – Ты, значит, катишь по жизни в вагоне первого класса, а я сижу в проходе на откидном месте и должен подбирать ноги, если что.

– Очень смешно. Терёша, удели внимание себе, займись своей жизнью, своей работой, хорошо? Может быть, если у тебя все наладится, ты от меня наконец отцепишься. А то спасу от тебя никакого нет.

– Я могу и просто так отцепиться, – бросил он через плечо.

Он стоял возле окна, отведя в сторону кружевную занавеску, но ничего не видел. Только собственную бессильную ярость, которая отражалась в стекле вместе с шафрановым абажуром.

– Тебе все-таки надо было поехать в отпуск со своим любимым Павликом, – уверенно заявила Надя. – В последнее время ты очень нервный.

Она скрестила ноги, зная точно, что рано или поздно он обязательно посмотрит на них. А потом виновато отведет взгляд. Сила ее красоты была чудовищной. По собственному желанию Надя могла поднять мужчину на недосягаемую высоту, показать ему заоблачные выси, а могла прижать к земле, словно многотонная плита.

– Если ты забыла, мы собирались отдохнуть вчетвером, две семейные пары, а не полторы, – ответил Терентий.

– Но ты же знаешь мою работу. Если у меня не получилось, мог бы поехать без меня.

– Да-да. Мне пришлось бы слоняться по курорту, отбиваясь от разведенных женщин. Большое спасибо. Мы, кстати, потеряли кучу денег.

– Только потому, что ты не застраховал нас от невыезда. В договорах с турагентством есть такой пункт. Кстати, еще не поздно передумать.

– Передумать – что?

– Передумать и поехать на этот болгарский курорт. Виза у тебя есть, свободных номеров в отелях полно.

– Ты тоже можешь бросить все и поехать.

– Я ненавижу Тамару. У меня от нее всегда случаются нервные срывы. И вообще – на курортах ты обычно уделяешь мне мало внимания.

Разумеется, она лукавила. Терентий был самым обыкновенным мужчиной. И, как всякий мужчина, он получал огромное удовольствие, демонстрируя всем, какая у него потрясающая жена. Надя была уверена: будь она домашней клушей с обрюзгшим лицом и располневшими ногами, Терентий проводил бы все отпуска в Подмосковье на своем любимом Клязьминском водохранилище.

– Я уделяю тебе столько внимания, сколько ты просишь, – резко ответил он. – Потому что любой избыток чего бы то ни было нарушает твое внутреннее равновесие. Так, кажется, ты это называешь?

– Да, я очень гармоничный человек, – улыбнулась Надя, показав влажный полукруг зубов. В ее присутствии стоматологи обычно подозрительно щурились: им не верилось, что улыбка настоящая.

– Ты просто хочешь спихнуть меня на этот курорт, – бросил Терентий в сердцах.

– Я хочу, чтобы ты отдохнул и пришел в себя. У тебя кризис среднего возраста.

– Мне всего тридцать, – напомнил он.

– Значит, у тебя кризис тридцатилетних, – стояла на своем Надя. – Я умоляю тебя уже три дня. Заказывай билет и поезжай в свою Болгарию. Не знаю, как тебя уговорить…

Именно в этот момент на журнальном столике зазвонил телефон.

– Межгород, – констатировала Надя, оторвавшись от художественного выпиливания ногтей. – Если это твой любимый Павлик, то вот тебе подсказка, что я права, и немедленно надо ехать.

Когда Терентий поднял трубку и стало ясно, что это действительно Павлик, Надя тонко улыбнулась и, легко снявшись с места, удалилась на кухню. Она знала, что мужчине легче капитулировать, когда женщины нет рядом. Позже он сообщит о своей капитуляции так, словно сам принял судьбоносное решение.

На кухне Надя заварила себе чаю – с аккуратностью и даже некоторым шиком, который так свойствен людям, во всем довольным собой. Она поставила блюдце на тканевую салфетку, пустила в чашку гладкую струю кипятка, потом несколько раз нежно окунула в воду треугольный пакетик. Пока ярлычок качался, перевесившись через фарфоровый край, она сделала шаг к двери и наклонила голову, прислушавшись. Это было то ленивое любопытство, которое легко удовлетворить двумя-тремя фразами. Все остальное может дорисовать воображение.

Терентий между тем неожиданно разволновался, и какое-то нехорошее предчувствие тронуло его душу. Посмотрел на дверь, которую Надя неплотно прикрыла за собой. Без ее молчаливого давления ему действительно стало свободнее.

– Что там у тебя случилось? – сразу же спросил он, услышав мятый голос Павлика.

– Все живы-здоровы, не волнуйся. А… Откуда ты знаешь, что что-то случилось?

– Первый час ночи, – проворчал Терентий. – Дурак догадается. Ты что, поругался с Тамарой?

– Гораздо хуже! – сдавленным голосом сообщил Павлик. – То есть гораздо лучше! Я ушел от Тамары.