Женитьба под расписку
Шрифт:
Дед сидел, опершись спиной о гору подушек, на огромной антикварной кровати с балдахином. Вид у него был неважный, Андреа впервые осознала, что он стар и не очень здоров.
Я постараюсь вести себя помягче, подумала она, подойдя к ногам кровати и остановившись под пристальным взглядом непроницаемых темных глаз.
— Итак, — заговорил он сурово, — ты оказалась еще хуже, чем я опасался. Дерзкая донельзя! Надо было забрать тебя у этой потаскухи, твоей матери, и воспитать самому. Уж я бы научил тебя уважению!
Благородный порыв Андреа мгновенно увял, она почувствовала,
Она продолжала молчать, глядя на деда.
— Замолчала наконец! Жаль, что вчера не прикусила свой ядовитый язык и показала себя черт знает кем перед будущим мужем.
— Никос Вассилис мне не муж и никогда им не будет, — возразила Андреа. Удержаться и промолчать было выше ее сил.
Йоргос Костакис издал неопределенный хриплый звук.
— Тебе еще придется хорошенько постараться, чтобы он согласился взять тебя! Какой мужчина пойдет на это, поглядев на безобразное представление, которое ты тут устроила? А ты, — его глаза горели презрением, — без моей компании в качестве приданого только и годишься, что принимать в постели клиентов за деньги, как твоя распутница мать!
— Это бессмысленный разговор, — напряженным голосом проговорила Андреа, изо всех сил сдерживая гнев, готовый вырваться наружу. — Я уезжаю в Лондон. Будьте так добры, скажите, чтобы мне дали машину до аэропорта.
Лицо Йоргоса Костакиса стало быстро багроветь.
— Никуда ты не поедешь! Если будешь так себя вести — не выйдешь из своей комнаты до самого дня свадьбы! В этом доме я хозяин! — Он ударил кулаками по одеялу. — А если и после этого не образумишься, что ж, попробуем иначе. Хорошая трепка сделает тебя мягче воска!
Андреа побледнела. Ей вспомнились молчаливые охранники. Йоргос самодовольно заулыбался, и от этой улыбки у нее застыла кровь в жилах.
— Ха! Ты думаешь, я хвастаюсь? Твоему папаше я частенько всыпал ремня. Пока он не встретил потаскушку, твою мамашу. Вот тогда он осмелился открыть рот, но я приказал ему убираться вон. Он бы ни гроша от меня не получил… да так спешил к своей зазнобе, что разбился насмерть.
Андреа живо представила себе все это, и ее охватил ужас. Бедный отец, столько вытерпел от этого жестокого человека, а в последний момент, когда счастье было так близко, все потерял.
— Вы подлец, — прошептала она. — Вы недостойны жить.
— Пошла вон, — прошипел старик, буравя ее взглядом, — пока я не снял ремень и не выпорол тебя собственными руками. Я не потерплю, чтобы мне перечили!
— Успокойтесь, я ухожу, — сказала Андреа. — Я пешком дойду до Афин, если потребуется!
Лицо старика искривилось в злой гримасе.
— Ты и шага не сделаешь из этого дома, пока Никос Вассилис не возьмет тебя из моих рук!
Андреа тряхнула головой.
— Вы ошибаетесь. Уже сегодня меня здесь не будет.
— Из запертой-то комнаты? Как бы не так!
Андреа посмотрела на деда долгим взглядом. Пора расставить все по своим местам.
— А вот это будет неразумно с вашей стороны, — отчеканила она. — Если я не позвоню и не скажу условное слово сегодня вечером, и завтра, и каждый вечер, британскому посольству в Афинах станет известно, что меня удерживают насильно. И вас обвинят в том, что вы держите меня в заключении. Не думаю, чтобы
вам это понравилось. Пресса съест вас заживо.Сказанное подействовало. Старик пробормотал что-то по-гречески. Андреа наблюдала за ним с презрительной усмешкой.
— А ты можешь мне сказать, — внезапно заговорил он, — почему ты так настроена против брака с Никосом Вассилисом?
От этой перемены Андреа на миг даже растерялась, но тут же овладела собой.
— Мне кажется, это ясно как день!
— Почему все-таки? Разве он не хорош собой? По-моему, из него получится очень приличный муж. Насчет женского пола он известный мастак, женщины так и вьются вокруг него, и вовсе не из-за его денег!
— Да он же охотник за деньгами! Он сам в этом признался!
Йоргос Костакис хрипло хохотнул.
— Он хочет увеличить свое состояние, вот и все! Ты думаешь, я доверил бы свою империю непроверенному человеку? У Никоса Вассилиса есть свой собственный капитал, так что я уверен, он не пустит по ветру мой из-за своей некомпетентности.
Андреа хмуро слушала деда, пытаясь осмыслить то, что услышала, а тот между тем продолжал:
— Компания Вассилиса оценивается в пятьсот миллионов евро! Уже полтора года он уговаривает меня слить наши компании, он честолюбив, ну, я и решил позволить ему удовлетворить свои амбиции. — Голос старика окреп. — Но я поднял планку выше: прежде чем я подпишу соглашение, он должен жениться на тебе.
— Но зачем? — удивилась Андреа. — Вы же последние двадцать пять лет знать не хотели о моем существовании, с того самого дня, когда ваши головорезы засунули маму в самолет и отправили в Англию!
— Почему? — повторил Йоргос Костакис. — В тебе течет моя кровь, хоть и подпорченная. У меня нет выбора. Выйдешь замуж за Никоса Вассилиса, он сохранит мое состояние, а ты передашь мою кровь вашему сыну. Он станет моим наследником. Через два поколения, но наследник у меня будет!
Так вот в чем дело, размышляла Андреа. Я сосуд для вынашивания его потомка. Ей стало противно. Нечестивая жизнь Йоргоса Костакиса подходила к концу, и он стремился обеспечить себе единственно возможное бессмертие.
В ушах Андреа зазвучал голос Тони: Послушай, если ты ему для чего-то нужна, он согласится на твои условия.
А ей действительно кое-что нужно, ради этого она и прилетела сюда за тысячи миль. Ей нужны деньги для матери — не только для переезда в более теплую страну, но и как компенсация за все, что ей пришлось пережить. Для восстановления справедливости, в конце концов.
Дед выжидательно смотрел на Андреа. Для него она была лишь инструментом. Ну что ж, за инструменты тоже надо платить.
Пять минут назад Андреа мечтала только об одном — отряхнуть со своих ног прах этого дома, но сейчас она выдвинет свои условия.
Деньги.
Дед без слов понял ее.
— Итак, — заговорил он, откидываясь на подушки, — сколько ты хочешь за то, что раздвинешь ноги перед Никосом Вассилисом, а на твоем пальце засияет обручальное кольцо?
Пусть насмехается, пусть оскорбляет, все это неважно, важны только деньги, которые он может ей дать. Сердце Андреа стало твердым как камень, только глубоко в душе теплилась память об обнимавших ее сильных руках, о томительном пламени, сжигавшем ее…