Женщина и война. Любовь, секс и насилие
Шрифт:
Первые послевоенные месяцы оказались самыми трудными в плане восстановления дисциплины и наведения порядка в армии. На волне победной эйфории профессор Остин Апп был первым, сообщившим в официальной прессе об изнасилованиях, совершаемых советскими и американскими войсками [102] . Из его статьи:
Лютеранский пастор из Германии написал 7 августа 1945 года в Англию епископу Кайчестерскому, что у его знакомого пастора «две дочери и внук (десятилетнего возраста) страдают гонореей, приобретённой при изнасиловании» и что «миссис Н. была убита, оказывая сопротивление при попытке её изнасиловать». Её дочь, писал пастор, «была изнасилована и, как полагают, для промывания мозгов депортирована в Омск, Сибирь».
102
Austin J.
«Через день после захвата Нейссы, Силезия, благородным советским союзником, — писал Апп, употребляя по отношению к Красной армии иронические слова Рузвельта о «благородном союзнике», — было изнасиловано 182 католические монахини. В епархии Каттовицы насчитано 66 беременных монахинь. В одном из женских монастырей были застрелены игуменья и её помощница, когда они с распростёртыми руками пытались защитить молодых монахинь. В журнале «Норд Америка» от 1 ноября 1945 года один священник сообщал, что ему известно «несколько деревень, в которых все женщины, даже пожилые женщины и девочки двенадцати лет, в течение недель ежедневно насиловались советскими солдатами»».
Остин Апп привёл отрывок из письма Сильвестера Михельфельдера, лютеранского пастора, написавшего в «Крисчен Сенчери»: «Толпы безнаказанных бандитов в советской и американской форме грабят поезда. Женщин и девочек насилуют на глазах у всех. Их заставляют ходить голыми».
…Советское командование понимало: запретами, воспитательными беседами, прекращением выдачи алкоголя и показательными расстрелами (психологически они оказывали на разгулявшиеся войска наиболее сильное воздействие) порядок не восстановить — выход один: вывезти войска из больших городов и запереть их в казармах или в лагерных городках.
…После Победы началась частичная демобилизация. Часть войск перебрасывалась на Дальний Восток. 8 августа Советский Союз объявил войну Японии, выполняя обязательство, взятое Сталиным на Ялтинской конференции: вступить в войну с Японией не позже чем через три месяца после поражения Германии. Но, несмотря на сокращение численности оккупационной армии, грабежи и насилие продолжались. 3 августа Жуков издал приказ о борьбе с проявлениями хулиганства, физического насилия и других «скандальных проступков» советских солдат по отношению к немецкому населению. Обвинив командиров частей и подразделений в отсутствии контроля над подчинёнными, поведение которых компрометирует их в глазах германских антифашистов, он потребовал исключить случаи самовольного оставления военнослужащими расположения части. По его приказу все военнослужащие обязаны иметь при себе красноармейские книжки, а сержанты и старшины ежедневно проводить утренние и вечерние поверки личного состава. Любые передвижения войск без получения приказа запрещены.
Войска заперли в гарнизонах, резко сократили контакты с местным населением, и после этого сексуальные отношения изменились. Вначале это была необузданная жестокость с групповыми изнасилованиями, зачастую сопровождавшаяся убийством жертв насилия. В конце апреля жестокость и групповые изнасилования, как и единичные изнасилования с применением физической силы сократились, хотя в мае в Берлине они вспыхнули с новой силой. При появлении солдат испуганные женщины добровольно соглашались на секс, лишь бы избежать физического насилия. Среди солдат распространялись рассказы о распутстве немецких женщин (как будто не было ранее групповых изнасилований с избиениями или убийством жертв). Особой популярностью пользовалась история о некоем солдате, по простоте душевной зашедшем в немецкую квартиру, якобы за стаканом воды (без всякой задней мысли солдат с автоматом без спроса открыл дверь и зашёл в квартиру). А развратная немка, едва завидев мужчину, легла на диван и сняла трико [103] .
103
Богомолов В.О., «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» — М. Журнал «Наш современник», № 10–12, 2005.
Но, когда в побеждённой Германии наступил голод (он не мог не начаться в стране, сельское хозяйство которой было разрушено, крупный рогатый скот вывезен в Советский Союз, а домашняя птица перебита солдатами) [104] , уже не надо было угрожать оружием или физической силой. Голодные женщины
ради куска хлеба, ради пропитания детей соглашались на бартер — сексуальные услуги в обмен на продукты. На оккупированных территориях — в Германии, Венгрии, Чехословакии — из-за разрухи и перебоев с продуктами расцвела вынужденная проституция. По оценкам венгерских властей, в Будапеште число проституток после начала оккупации увеличилось в 20 раз.104
Трофейными бригадами, созданными постановлением ГКО «О сборе и вывозе трофейного имущества», из Германии вывезли: зернопродуктов — 2 259 000 тонн; мясопродуктов — 430 000 тонн; рыбопродуктов — 10 000 тонн; жиров — 30 000 тонн; маслосемян — 35 000 тонн; сахара — 390 000 тонн; картофеля и овощей — 988 000 тонн и т. д.
Вспоминает командир артиллерийской батареи гвардии лейтенант Кобылянский [105] :
«По вечерам, после отбоя, кое-кто из смелых и удачливых офицеров покидал расположение части, чтобы тайком навестить немецкую «подругу». Как правило, в руках у нарушителя был свёрточек с чем-нибудь съестным. Знать немецкий язык для этих визитов было необязательно».
Но тут же Кобылянский, опровергая радужный рассказ, привёл историю восемнадцатилетней немки, Анни, жившей в тридцати километрах от Пиллау (ныне Балтийск, Калининградская область), рассказанный ею в июле 1945-го. Кобылянский свободно владел немецким языком, и это позволило ему её выслушать.
105
Кобылянский И.Г., «Мы не были полчищем варваров и сексуальных маньяков!» — http://www.iremember.ru
При приближении советских войск, пытаясь эвакуироваться морем, Анни отправилась в Пиллау. В самом начале пути она болезненно подвернула ногу и ковыляла, опираясь на палку. Она не дошла до причала несколько сотен метров, её догнали красноармейцы и приказали возвращаться домой. Обратный путь продолжался неделю, по Анни «прошлись» за это время почти девяносто солдат. «Я лишь недавно окрепла, больше недели лежала с температурой», — этими словами завершила она рассказ.
Согласимся с Кобылянским, озаглавившим воспоминания пронзительным криком: «Мы не были полчищем варваров и сексуальных маньяков!» Он утверждал, что в его окружении насильников было немного, около одного процента (действительно, зачем озорничать, то есть насильничать, если свёрток с продуктами позволяет совершить натуральный обмен. — Прим. Р.Г.).
Нет оснований ему не верить — в Красной армии было немало подразделений, командиры которых не допускали насилия в отношении гражданского населения. Но историческая правда не хромоножка. Есть две правды. Мемуары бравых танкистов и кавалеристов и воспоминания жертв и очевидцев красноармейских насилий.
Признание Богомолова
Сложно обвинить в антипатриотизме писателя Богомолова, офицера войсковой разведки и автора романа «В августе сорок четвёртого». Публикуя в романе «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» множество документов, в том числе негативных, относящихся к последним месяцам войны, и усердно повторяя, что руководство Красной армии жёстко пресекало факты нарушения воинской дисциплины, он находит им объяснение.
«Оказавшись на территории Германии после четырёх лет кровопролитной жестокой войны, разрухи, голода, бойцы и офицеры Красной армии, к своему удивлению, увидели богатые и сытые хозяйства немецких фермеров, отлично организованное сельское хозяйство, невиданную сельскохозяйственную и бытовую технику, бетонированные скотные дворы, шоссейные дороги, проложенные от деревни к деревне, автострады для восьми или десяти идущих в ряд машин; увидели в берлинских предместьях и дачных районах шикарные двух- и трёхэтажные собственные дома с электричеством, газом, ванными и великолепно возделанными садами.
Увидев эту сытую, устроенную, благополучную жизнь обычного немца, умопомрачительную роскошь вилл, замков, особняков, поместий, увидев крестьянские дворы: чистоту, опрятность, благосостояние […] стада на пастбищах […] в деревенских домах шкафы и комоды, а в них — одежда, хорошая обувь, шерстяные и пуховые одеяла, фарфор […] увидев всё это, советский военнослужащий ощущал непривычную новизну всех предметов и окружающих явлений и невольно задавался вопросом, чего же им, немцам, ещё не хватало при такой-то райской жизни.