Женщина и война. Любовь, секс и насилие
Шрифт:
Винить «фронтовых жён» нельзя. Не все женщины способны приспособиться к фронтовому быту, к невозможности ежедневно помыться, справить в укромном месте естественные надобности (в окопах раздельные туалеты не строили) и соблюдать личную гигиену при месячных (мужчины лишены этого «удовольствия»). Можно ли осудить страдалиц за желание облегчить жизнь романом с влиятельным командиром, временно ставшим опекуном? Неизвестно, как повели бы себя на фронте мужчины (автор просит прощения за сюрреализм), если бы по законам природы в репродуктивном возрасте мужская задница ежемесячно кровоточила бы. Стараясь улучшить бытовые условия фронтовой жизни и сделать её человеческой, женщины искали опеки высокопоставленных офицеров. Одни фронтовые жены искренне влюблялись, надеясь связать послевоенную жизнь с материально обеспеченным генералом; другие понимали, что сопротивление бесполезно — имеющие власть жизнь упрямице создадут концлагерную; третьи, лишённые высокопоставленного покровительства, подвергались надругательствам и, дабы избежать невыносимого быта, стремились забеременеть и демобилизоваться из армии.
Тяжелораненый танкист Боднарь вспоминал здоровенных девах, загружавших носилки с ранеными в направлявшийся в Москву санитарный
Ударом по фронтовичкам стал указ Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1944 года, известивший, что «только зарегистрированный брак порождает права и обязанности супругов». «Господа офицеры», фронтовые мужья походно-полевых жён, не ответственны за зачатых ими детей и не обязаны выплачивать алименты на их содержание.
14
Драбкин А.В., «Я дрался на Т-34» — М.: Эксмо-Яуза, 2005
Это был удар в спину. Прежнее семейное законодательство 1926 года приравнивало фактический брак к юридическому. Дети, появившиеся в гражданском браке (незарегистрированном), в случае его прекращения законом обделены не были. С появлением нового семейного законодательства генеральские жёны восторжествовали, фронтовые — заплакали. Им на память о войне осталось стихотворение Константина Симонова, в котором фронтовичек холодно поблагодарили за «тепло неласкового тела».
На час запомнив имена, Здесь память долгой не бывает, Мужчины говорят: «Война…» — И наспех женщин обнимают. Спасибо той, что так легко, Не требуя, чтоб звали милой, Другую, ту, что далеко, Им торопливо заменила. Она возлюбленных чужих Здесь пожалела, как умела, В недобрый час согрела их Теплом неласкового тела.Симонов знал, о чём он писал, и не только потому, что его жену, красавицу-киноактрису Валентину Серову, уложил в постель генерал Рокоссовский. Жену ему вернули благодаря заступничеству товарища Сталина. Симонов, свидетель человеческих трагедий, переживаний «временных жён» и забытых девчонок, свою жену простил, потому как и сам грешил. Потому как война. Автор строк «жди меня, и я вернусь, всем смертям назло» от лица офицерского корпуса сказал фронтовым подругам «спасибо». И сухо уточнил, больно и не по-мужски, чтобы на большее «бабьё» не рассчитывало, за то что «пожалела, как умела… теплом неласкового тела». Героям-офицерам потребовались водка и жалость.
Что ещё тебе, ППЖ, надо? Господа офицеры, суровые мужчины, привыкшие к походной жизни, жалеть не обучены. Впрочем, и страна, в которой им выпало жить, не обучена жалеть. Никого. Но надо отдать должное Константину Симонову. Он посочувствовал. В стихотворении «Сын», написанном в 1954 году на основе реальных событий, описана обычная для того времени трагедия, напомнившая автору кинофильм «Военно-полевой роман» Петра Тодоровского:
Был он немолодой, но бравый; Шёл под пули без долгих сборов, […] И погиб под самым Берлином, На последнем на поле минном, Не простясь со своей подругой, Не узнав, что родит ему сына. И осталась жена в Тамбове. И осталась в полку саперном Та, что стала его любовью В сорок первом, от горя чёрном; […] Ничего от него не хотела, Ни о чём для себя не просила, Но, от пуль закрыв своим телом, Из огня его выносила И выхаживала ночами, Не беря с него обещаний Ни жениться, ни разводиться, Ни писать для неё завещаний. […] Только ей одной да мальчишке, Что читает первые книжки, Что с трудом одет без заплаток На её, медсестры, зарплату. Иногда об отце он слышит, Что был добрый, храбрый, упрямый. Но фамилии его не пишет На тетрадках, купленных мамой. […] Есть над койкой его на коврике Снимок одерской переправы, Где с покойным отцом, полковником, Мама рядом стоит по праву. Не забывшая, незамужняя, Никому другому не нужная […]Были политработники, пытавшиеся воспрепятствовать моральному разложению войск. 25 ноября 1943 года и.о. начальника Политуправления Ленинградского фронта генерал-майор Холостов доложил Командующему войсками фронта генералу армии Говорову и члену Военного совета генерал-лейтенанту Кузнецову о фактах бытового разложения высших офицеров 86-й стрелковой дивизии. В докладной записке указывалось, что все командиры стрелковых и артиллерийских полков, начальник контрразведки «Смерш» и заместитель командира дивизии по политчасти обзавелись временными женами. Чаще всех меняли жён те, кому по должности полагалось следить за моральной чистотой войск: председатель Военного трибунала дивизии «женился» три раза, начальник штаба сожительствовал с пятой «женой», комдив — с 19-летней девушкой, забеременевшей от него, а начальник разведки штаба дивизии (не иначе как в немецком тылу. — Прим. Р.Г.) заболел венерической болезнью и заразил временную жену [15] .
15
Ф. 217,
оп. 1221, д. 3171, л. 430.Оргвыводов не проследовало. Записку спрятали в сейф, сохраняя на будущее, на случай «открытия дела».
Подобная ситуация была почти во всех воинских подразделениях. Незащищёнными оказались даже сугубо женские боевые части. В ноябре 1942-го по личному указанию Сталина началось формирование первой отдельной женской добровольческой стрелковой бригады (ОЖДСБр) численностью семь тысяч человек, состоящей в основном из 19-20-летних девушек. Однако воевать девчатам пришлось с соотечественниками — на женскую бригаду, как пчёлы на мед, накинулись командиры-инструкторы, и девушки не выдержали натиска, начались «небоевые потери»: в январе, через два месяца после начала формирования, пятьдесят восемь «бойцов» демобилизовали по причине беременности. С декабря по февраль, не выдержав «тягот армейской службы», из бригады дезертировало шестьдесят девушек — двух беглянок, отказавшихся на кушетках выполнять свой «гражданский долг», в январе 1943-го приговорили к расстрелу. Желающих попасть под трибунал поубавилось, и ежемесячно около ста девушек отправлялись в тыл улучшать демографию. Летом 1944-го бригаду, так и не дошедшую до фронта, расформировали. Женщин, оставшихся боеспособными, распределили по подразделениям [16] . Таких случаев было немало — женщины-военнослужащие, спасаясь от домогательств, «выскакивали замуж» за нелюбимого, но влиятельного командира или спешили забеременеть и демобилизоваться из армии, развернувшей охоту на женщин.
16
Шаяхметов Наиль, «Литературный Башкорстан», № 9, 2004.
Немногие девушки, ушедшие на фронт добровольцами, представляли, что их ожидает в армии. Из воспоминаний студентки исторического факультета Московского университета, в дни обороны Москвы записавшейся на курсы медицинских сестёр. Сердобольный профессор провёл со студентками разъяснительную беседу:
«Я пришёл вам сказать, что главной задачей, которую вы призваны выполнять на фронте, будут не перевязки. И не помощь на поле боя. Ваша задача будет поднимать настроение воинов… Ну, скажем, обслуживать армию в качестве женщин… Так сказать, половое общение, без которого мужчинам бывает очень трудно. Вы должны понять: для солдат и офицеров, которые будут отлучены от своих семей, вы будете единственными женщинами… Так что перед тем, как идти в армию, подумайте.
Мы всё выслушали, но […] не поверили этому профессору. Потому что у нас никогда и нигде не обсуждалась проблема, которую мы теперь называем проблемой секса. Однако сейчас я думаю, что этот человек во многом был прав […]» [17] .
Во всех армиях гитлеровской и антигитлеровской коалиции, чтобы избежать сексуального насилия над гражданским населением, были организованы солдатские и офицерские бордели (подробнее в III и IV частях), в Красной армии по идеологическим соображениям официально этого быть не могло, а неофициально… многое решалось в индивидуальном порядке. Где-то по любви, где-то по принуждению, а где-то — по обоюдному согласию, секс ради секса, потому как того требует жизнь, уходит детородный возраст и в отсутствие мужчин возможность родить ребёнка. Се ля ви. Об этом следующая история.
17
Млечин Л.М., «Один день без Сталина. Драматическая история обороны Москвы» — М.: Алгоритм, 2016.
Партизанская жена
Жизненные истории из далёкого прошлого всплывают неожиданно. Ирина Соларёва, продюсер «Эхо Москвы», рассказала о своём деде, отце пятерых детей, призванном в армию в июне 41-го (о беременности жены шестым ребёнком дед не знал) и пропавшем без вести в первые дни войны. Он не прислал ни одного письма, ни одной весточки и вернулся внезапно, когда его перестали ждать, в 1946 году, в конце зимы.
Соларёва: «С раннего-раннего детства, с семейных праздничных застолий, когда в родительском доме моего отца собиралась вся семья Соларёвых, я знала, что мой дед был в плену. Каков бы ни был повод для застолья, после нескольких рюмок и тоста за погибших и — отдельно! — за погибших в плену, дед всегда затягивал: «22 июня, ровно в 4 часа, Киев бомбили, нам объявили, что началася война…» Потом он плакал, пил, опять пел, опять пил, пока не опустошалось всё, что было» [18] .
18
Соларёва Ирина, http://echo.msk.ru/blog/solareva_i/
Через много лет она узнала от мамы правду о своём деде. В первом же бою он попал в плен, раненым и контуженным, но ему повезло. Немцы не знали, что делать с тремя миллионами пленных, свалившимся им на голову в первые месяцы войны, где взять столько продовольствия, как избежать эпидемий, и поначалу предлагали местным жителям забирать домой своих родственников. Когда он оглохший, онемевший, страдающий от безумной боли лежал на земле за колючей проволокой среди тысяч таких же, как и он, пленных красноармейцев, появилась какая-то женщина, указавшая на него охранникам. Он ничего не соображал. Она подняла его с земли, привела в дом на хуторе, отмыла, выходила, постепенно к нему вернулись слух, речь, он стал помогать ей по хозяйству, и… они зажили семьей. Затем дед ушёл в лес к партизанам; когда мог, наведывался на хутор. Партизанская бригада влилась позже в состав Красной армии, дед дошёл до Берлина и даже расписался на здании Рейхсканцелярии, а после Победы вернулся к партизанской жене, с которой нажил двоих детей. Через год дед надумал поехать на Урал, объяснить жене, что другой женщине обязан жизнью, повиниться, попросить прощения, повидать детей и… проститься. Приехав, увидел шестерых детей. «Простите, если сможете», — написал дед в письме, ушедшем партизанской жене, а дальше писала уже его жена, благодарившая незнакомую женщину, спасшую отца её шестерых детей от неминуемой смерти. Она писала, что он навсегда останется отцом для нажитых с ней детей, они всегда могут приехать и жить с ним, сколько пожелают. Ответа он не дождался. Через некоторое время дед отправил партизанской жене ещё одно письмо, вернувшееся за отсутствием адресата. Дети войны его никогда не разыскали…