Женщина-левша. Нет желаний – нет счастья. Дон Жуан
Шрифт:
Мальчуган, сидевший тут же, смотрел, как она, резко поворачиваясь, ходит вокруг него. А она принялась чистить щеткой кресло, в котором он сидел, и знаком попросила его встать. Едва он успел встать, как она оттолкнула его локтем и тут же вычистила сиденье, вовсе не грязное. Мальчуган отошел чуть-чуть и замер. Она же вдруг со всей силы швырнула в него щеткой, но попала в стакан, и тот разбился. Она двинулась, сжав кулаки, на мальчугана, но он продолжал молча смотреть на нее.
В дверь позвонили, оба тотчас бросились открывать. Она оттолкнула сына так, что он упал на спину.
Открыв дверь, она никого не увидела. Но, опустив глаза, заметила, что у порога пригнулся
Словно оцепенев, сидела она в большой комнате, а мальчуган с толстым приятелем, громко распевая, прыгали со стула на подушки.
– Каки прыгают на писи, писи прыгают на каки, а каки снова на плевки…
При этом они визжали и корчились от смеха, что-то шептали друг другу на ухо, поглядывали на мать, тыкали в нее пальцем и опять хихикали. И никак не могли остановиться; она не реагировала.
Она сидела за пишущей машинкой. Мальчуган на цыпочках подошел и прижался к ней. Она оттолкнула его плечом, но он не отходил. Тогда она притянула его к себе и неожиданно стала сжимать в объятиях, с силой тряхнула, но вдруг отпустила и отвела взгляд в сторону.
Ночью она сидела у стола; она плакала, без звука, без движения.
Днем молодая женщина шла по прямой дороге где-то за городом, по равнинной, безлесной, промерзшей местности. Она шла все дальше и дальше, все прямо и прямо. Все шла и шла, когда уже стемнело.
Она сидела в кино маленького городка с обоими мальчишками, оглушенная ужасающим грохотом мультфильма. У нее слипались глаза. Она задремала, но заставила себя проснуться. И все-таки голова ее упала на плечо мальчугана, продолжавшего с открытым ртом смотреть фильм. Так, склонив голову на плечо мальчугана, она проспала до конца фильма.
Ночью, стоя перед машинкой, она прочитала вслух то, что перевела.
– «“И никто вам не помогает?” – спросил посетитель. “Нет, – ответила она. – Я мечтаю о человеке, который будет любить во мне женщину, от него не зависящую”. – “А что будете вы любить в нем?” – “Вот эту его любовь”».
Она пожала плечами и ни с того ни с сего высунула язык.
Она лежала в кровати с открытыми глазами. На ночном столике стоял стакан воды и лежал складной нож. Кто-то сильно застучал в жалюзи. Она раскрыла нож, встала, надела халат. Раздался голос Бруно:
– Открой сейчас же, или я вышибу дверь. Открой, или я взорву дом!
Убрав нож, она зажгла свет, открыла дверь, выходящую на площадку, и впустила Бруно. Пальто на нем было расстегнуто, рубашка тоже. Они стояли друг против друга, потом прошли через прихожую в большую комнату, где горел свет. И там опять постояли друг против друга.
Бруно:
– Ты оставляешь свет на ночь. – Он огляделся вокруг. – И мебель ты тоже переставила. – Он взял несколько книг. – И книги у тебя совсем другие. – Он шагнул к ней. – И ты наверняка выбросила косметичку, что я привез тебе с Дальнего Востока.
Она:
– А ты не снимешь пальто? Может, хочешь рюмку водки?
Бруно:
– Да уж говори мне лучше «вы». – И после небольшой паузы: – Ну как ты? У тебя уже обнаружили рак?
Она не ответила.
Бруно:
– Здесь курить разрешается?
Он сел, но она стояла.
Бруно:
– Ты, стало быть, хорошо живешь, одна со своим сыном, в красивом теплом доме с садом и гаражом, на свежем воздухе! Сколько тебе, собственно говоря, лет? Скоро твоя шея покроется морщинами, а из родинок вырастут волосы. Ноги станут тонкими, лягушачьими, а тело превратится в трухлявый мешок. Ты будешь стареть
и стареть и утверждать, что тебя это ничуть не трогает, а в один прекрасный день повесишься. Ты испустишь свой вонючий дух такой же серятиной, какой прожила всю жизнь. Как же ты проведешь время до этого мига? Верно, будешь плевать в потолок да кусать ногти, а?Она:
– Не кричи, ребенок спит.
Бруно:
– Ты говоришь «ребенок», как будто у него для меня нет больше имени! И всегда-то ты такая рассудительная! Ох уж вы, женщины, с вашей мелочной рассудительностью! С вашим жестоким сочувствием ко всем и вся! И никогда-то вам не скучно, этаким никчемным особам! Бездельничаете, восторгаетесь сами собой и попусту растрачиваете время. Знаешь, почему из вас никогда ничего не получится? Да потому, что вы не умеете напиваться в одиночку! Словно кичливые фото самих себя, слоняетесь вы по своим изящно убранным квартирам. Из всего-то вы пытаетесь делать тайну, повизгивая от собственного ничтожества, этакие молодчины, подавляющие ближних своей тупой человечностью, автоматы, готовые объявить недееспособным каждое живое существо. Обнюхивая землю вокруг себя, вы ползаете взад-вперед по жизни, пока в смертный час у вас не отвалится челюсть. – Он сплюнул. – Ты и твоя новая жизнь! Я еще не видел женщины, которая надолго изменила бы свою жизнь. Мимолетные увлечения – и снова старая песня. Знаешь что? Все твои нынешние поступки ты когда-нибудь станешь перебирать в памяти, как пожелтевшие газетные вырезки, вспоминать их как единственное событие в жизни! И тогда ты поймешь, что всего-навсего погналась за модой: зимней модой Марианны!
Она:
– Ты все это заранее придумал. Не правда ли? Ты вовсе не хочешь поговорить со мной, вовсе не хочешь побыть со мной.
Бруно закричал:
– Лучше уж я поговорю с призраком!
Она:
– Как же ты жалок, Бруно!
Бруно:
– Ты так говоришь, чтобы меня обезоружить.
Они долго молчали. Но вот Бруно рассмеялся, повернулся было, собираясь уйти, передумал:
– Я пришел пешком. Я хотел тебя изничтожить. – Она подошла к нему, но он торопливо сказал: – Не прикасайся ко мне. Пожалуйста, не прикасайся ко мне. – И после небольшой паузы: – Иной раз мне кажется, что ты проделываешь надо мной опыт; тем, что сейчас происходит, ты подвергаешь меня испытанию. Мысль эта меня чуть-чуть успокаивает. – И еще после паузы: – Вчера мне вдруг подумалось, что временами неплохо было бы, если бы бог существовал на самом деле.
Она посмотрела на него долгим взглядом и сказала:
– А ты сбрил бороду.
Бруно отмахнулся:
– Еще неделю назад… А у тебя новые занавески.
Она:
– Да нет же, это старые… Стефан будет рад, если ты ему как-нибудь напишешь.
Бруно кивнул, и она улыбнулась.
Он спросил, почему она смеется.
Ей сейчас пришло в голову, ответила она, что он первый взрослый, с которым она разговаривает за последние дни.
Они долго, слегка жестикулируя, словно разговаривая про себя, стояли друг против друга, потом Бруно спросил, как же ей живется.
Она ответила, будто говорила не о себе, очень спокойно:
– Когда ты дома совсем одна, быстро устаешь.
Она проводила его на улицу. Они прошли бок о бок до телефонной будки. Внезапно Бруно остановился и лег на землю, лицом вниз. Она присела рядом на корточки.
Как-то раз, холодным утром, она сидела в качалке на площадке перед домом, но не качалась. Мальчуган стоял рядом, разглядывая клубы пара, которые выходили у него изо рта. Она смотрела куда-то вдаль; в окне за ее спиной отражались ели.