Женщина нашего времени

— Мне нужно было кое-что купить. Магазин был открыт допоздна.

Она закрыла глаза, а затем снова их открыла, сознавая, что Джейн очень внимательно и заинтересованно изучает ее. Сильнее, чем ушибы, хуже, чем сломанная челюсть, было потрясение от самого факта нападения. Она думала, что это похоже на предательство друга.

Она прожила в Лондоне всю свою жизнь, и она воспринимала его толкотню и его разнообразие, как своих союзников. Она никогда не чувствовала себя потерянной или испуганной в этом городе, но угроза оказалась совсем близко, она пришла от людей, которые знали ее, а не от какой-то абстрактной массы жителей города. Однако сейчас эта масса извергла грабителей из темноты, которая, как она ошибочно считала, защищала ее.

Молодые люди без лиц, потому что она не смогла даже попробовать описать их женщине-полицейскому, похитили больше, чем ее сумку. Они заставили ее бояться своего собственного города. Харриет вздрогнула при мысли о поворотах улиц, о пустых платформах метро, о продуваемых открытых местах.

Джейн погладила ее по руке.

— Это потрясение, — сказала она. — Потрясения могут делать таинственные вещи. Ты переживешь это. Посмотри, везут чай. Я возьму нам по чашке.

Она снова стала прежней Джейн, умелой и проворной. Харриет знала, что она может положиться на нее, когда надо будет сделать что-нибудь, в чем она может помочь, что-нибудь полезное. Она знала, что Джейн будет приходить к ней каждый день, как бы неудобно это ни было для нее самой, что Джейн убедится в том, что в квартире в Хэмпстеде все в порядке и организует ее возвращение домой. Харриет послушно пила чай.

— Когда скажут, что ты можешь возвращаться домой, ты приедешь ко мне в Хакни, хорошо? — И потом: — Пожалуйста, не плачь, а то и я заплачу. Все будет в порядке. Тебе станет легче через пару дней.

— Я знаю. Я знаю, что поправлюсь, — решительно ответила Харриет.

Чарли ел шоколад, потому что для челюсти Харриет это было очень больно.

— Ты знаешь почему или нет? Почему все так бросились заботиться о тебе и насыпали кучу цветов на твою голову?

Как Джейн, Дженни, Кэт, Лео и Лиза, принесшие этот шоколад, с которым так деловито расправлялся Чарли, и даже Каспар и Робин со своего безопасного расстояния. Харриет медленно кивнула.

— Точно. Ты была бы наивной, если бы не знала. Это позволяет им хорошо себя чувствовать. Тебе плохо, ты нуждаешься в них, они могут заботиться о тебе. Это не так просто — подумать о чем-то, что требуется сделать для мультимиллионерши, которая сама себя сделала.

— Я все еще мультимиллионерша.

— Да. Просто немного побитая.

Чарли положил еще одну шоколадку в рот и помахал Айви, которая делала вид, что не слушает их разговора.

— Харриет, тебе хорошо в этой палате? Она полна старух.

— Да, спасибо. Я люблю компанию.

Когда Чарли ушел, Айви встала с постели и зашаркала через палату к Харриет.

— Он выглядит приятно, этот молодой человек.

— Да. Он муж моей старой подруги. Они оба мои старые друзья. Мы обычно ездили вместе на каникулы, когда были молодыми и небогатыми. Однажды мы ездили на Крит.

— О, значит он вам не… — Айви была разочарована.

— Нет, не мой.

Айви походила взад-вперед по комнате, затем более плотно запахнула халат на своей груди, что было верным признаком решимости высказаться. Она резко вздернула подбородок возле ярусов цветов.

— А я знаю, кто вы. Женщина снизу с другой стороны сказала мне. Вы та самая «Девушка Мейзу».

— Я была, — сказала Харриет, — было такое время.

Наиболее неожиданным посетителем оказалась Элисон Шоу. Она вошла в палату в букетом тюльпанов в одной руке, а на другой висел плащ. Харриет была очень рада увидеть ее, даже удивительно, что так рада.

— Мне хотелось прийти.

— Я очень рада, что вы сделали это. Мне очень жаль, что так получилось с программой.

— Будут еще и другие программы.

Они улыбались друг другу.

Элисон села, и они начали разговаривать. Это была не серьезная беседа, но Харриет почувствовала, как приятно завязывать дружбу, что было для нее совершенно ново, и как хорошо не говорить о ее синяках или деньгах.

Они говорили о телевидении, статье в журнале, которую они обе прочитали, о проблемах в работе руководящих женщин, новом романе, которым обе восхищались. У Элисон были консервативные взгляды, она получила классическое образование и была очень эрудирована. Харриет чувствовала тягу к ней, сознавая бессистемность своего образования и обрывочность своих знаний.

Элисон пробыла у нее почти час. В конце этого времени запах тушеного мяса возвестил о прибытии ужина. У обеих женщин изменилось выражение лица. Элисон собралась уходить. Харриет хотелось, чтобы она осталась, потому что тогда она смогла бы и дальше получать удовольствие от беседы, которая не заставляла ее плакать или чувствовать себя виноватой, и чтобы подольше оставаться в покос.

— Что происходит? — спросила Элисон. — Вы собираетесь открыть цветочный магазин?

Они рассмеялись над цветами.

— Я уеду отсюда через день-два. Я не знаю, что я буду делать. Или где. Мне сейчас не очень хочется оставаться в Лондоне.

Это сдержанное высказывание скрывало страх Харриет перед переполненными улицами и холодным пространством.

Элисон кинула на нее быстрый взгляд.

— Тогда поезжайте в деревню. У меня есть дом в Кенте, мое убежище на уик-энд. Поезжайте и живите там, восстанавливайтесь. Там очень тихо.

— Это очень мило с вашей стороны. Я могу просто поймать вас на слове.

Это был вежливый ответ, Харриет не знала, насколько серьезным было приглашение. Элисон протянула руку. Харриет вспомнила ненакрашенные ногти и пальцы без колец. Большой квадратный бриллиант все еще украшал ее правую руку. Грабители его почему-то не заметили.

— Вы живете одна? — спросила Харриет.

— Да.

Они тепло пожали друг другу руки.

Когда Элисон ушла, Айви бросила через палату:

— Я видела ее по телевизору.

Через два дня Харриет вернулась домой. Там уже была Джейн, готовая ухаживать за ней, как Харриет и предполагала. Она носила Имоджин в холстяной сумке, привязанной у нее на груди.

— Ты не слишком здорово выглядишь, — прокомментировала Джейн со свойственной ей прямотой.

Синяки на лице Харриет стали желтыми и красными, шея и нижняя челюсть оставались распухшими.

— Я поправлюсь.

Однако, по правде, Харриет чувствовала себя слабой и неуверенной. Стоило усилий приготовить кофе, который они пили на кухне. Находясь возле своей матери, Имоджин создавала довольно мало шума. Лицо Джейн было спокойным и решительным. «Современная мадонна», — подумала Харриет.