Женщина-трансформер

– Нет, нет, не жёлтая!

– Поэтому – старайтесь! И успехов вам. Вы делаете большое благородное дело. – Я поднялась из-за стола. – Пишите и публикуйте статью. А я обещаю, что её перепечатает с вашего разрешения одно из центральных изданий.

Вот.

Покидая райцентр, мы с Глебом обсуждали итоги нашей акции.

– Конечно, любой физик тут же развенчает мой бред, но что делать? – Я стыдливо чесала голову.

– Зато, может, отстанут, – предположил Глеб. – Интерес пройдёт – и всё.

– Может.

Ой! «Интерес» он произнёс правильно – «с» за зубами! А вот с «всё» похуже. Там, наверное, гласная вслед за «с» потому что. Молодец всё равно!

А всё-таки я – птица счастья. Кто меня увидит – тому счастье, правда! У девчонки-то нашей начались-таки хорошие изменения в жизни. И хоть статью она так никакую развёрнутую не написала (над романом, сказала, работает), начались, начались эти самые изменения к лучшему! Я ведь рекомендовала её у нас в конторе. Она долго колбасилась с резюме, посылала в Москву пробные работы, изучала всякие материалы, чтобы перепрофилироваться хоть как-то, осмыслить и показать себя с лучшей стороны. И вот теперь – её берут! У нас умненьких ценят. Она отправляется в Москву, будет жить у своей тётки. Есть! Это прорыв! Пусть работает – рука моя, значит, лёгкая. И лёгкие крылья!

Она и сама не могла поверить – но мы с Глебом её застали за собиранием вещичек. Так что процесс пошёл, верит девчонка или не верит. Сияющая Алёнушка кидалась мне на шею, мать её пыталась насовать нам всяких подарков, мы наелись-напились у них в гостях и рванули домой.

– Пиши мне мейлы, стучи в аську! Звони! – из машины кричала я.

Приятно, когда у кого-то жизнь налаживается. Уж не знаю, что принесёт бывшей журналисточке Москва, но вернуться домой она всегда успеет.

Морозы ослабли только в самом конце марта. А иногда днём плюсовая температура была. И солнечно, ярко, звонко! Наконец-то – я без неба истосковалась за время морозов. Крылья чесались (или это я не мылась давно, или соломы за шиворот натрусила)

Весна, весна чувствовалась. Проталины появились на припёке – чёрные, жирные. К нам тут же откуда-то принесло миллион грачей. Прибыли они явно рановато, но раз уж прилетели, размещать их пришлось здесь, у фермы. Тут было где им поковыряться. Ну, они времени и не теряли, горяченького им целыми лопатами из-под коров и Бека выкидывали.

Грачи орали, рылись длинными носами в навозе, а однажды сопровождали меня всей толпой, когда я в воздух поднялась. Держались рядом, предводителя слушались, под крылья мне не лезли и обзор не загораживали. Смышлёные ребята.

А тут вдруг Глеб уезжать собрался. На неделю, куда-то под Ростов. Там устраивали соревнования по выездке. Жокей, который держал лошадь там, где Глеб работал, попросил его помочь на соревнованиях. Чилим – молодой жеребец – Глеба хорошо принимал и слушался. И конюх он был отличный. Так что прикатила я с Глебом и дядей Колей на конюшню в санях, а обратно, собрав барахло в сумку, собралась лететь одна. Так приятно было подставить крылья настоящему весеннему солнышку среди небесного простора! К тому же у меня с собой был плеер с огромной партией накачанной ещё в Москве музыки. Так что я уже себе придумала – полечу домой с музыкальным сопровождением.

Глеб просил быть осторожной. Просил без него не летать. Раньше времени не закрывать печную заслонку – чтобы не угореть. А ещё лучше – уйти жить к его бабке. И звонить.

Звонить буду. К бабке – может быть, наведаюсь. С печкой постараюсь. А летать…

– Ну Глеб…

Это я не канючила и не придуривалась. Не хотелось ему врать, что летать не буду. И летать хотелось. Проблему надо было как-то решать. Договариваться как-то.

Терпеть не могу, когда люди устраивают себе домашние игрища: например, она в роли мамочки, а он, соответственно, беспомощного сыночка. Или, ещё хуже, наоборот: молодой парень – эдакий сюсюкающий папусик, а его взрослая женщина – дочка, азартно гундосящая и надувающая губки. У нас было как-то всё по-нормальному. Неужели это объясняется наличием у Глеба каких-то суперправильных мозгов, которые всё это устаканивали?

– Ну не летай. Пожалуйста. Постарайся.

Ведь он будет волноваться. И я постараюсь, правда. До дома быстренько домчу, чтобы долго в одиночестве по дороге не тащиться. Да и всё.

Мы уже расставались с Глебом один раз надолго, когда я в Москве обрубала концы. И теперь вот опять. Ужасно не хотелось. Хорошо бы отправиться с ним – но было негде. Они ехали в специальной машине с прицепным фургоном. Глеб собирался вести машину в очередь с Мишей-жокеем. И там было только два места. Третий человек никак не уместится. А Чилим, кстати, в своём тёплом роскошном фургоне для перевозки лошадей ехал как кум королю. В общем, прелесть, а не фургон. Но человека туда тоже сажать нельзя – лошадь пугается. Чего нервировать будущего чемпиона?

Одним словом – оставалось ждать. Неделю.

Дядя Коля на Бекеше уже укатил, давно пропали из виду его сани. Глеб и Миша носились туда-сюда со своим имуществом.

Я стояла на улице. Солнце жарило во все лопатки, сосульки истончались просто на глазах. Дон-дон-дон – падала с них вода. Дон-дон-доны в ледяные поддоны. Дон – это там, где Ростов. Понятное дело…

На голом кусте сирени яростно чирикали многочисленные воробьи. Казалось, что куст покрылся серо-бурыми листьями, которые дрожали на ветру – а это просто воробьи возбуждённо подпрыгивали. Не сиделось им на месте.

А на соседнем кусте в тонких ветвях судорожно бился кошак – в бессильном желании напасть на столь огромное количество пернатой дичи. Да, в бессильном: ведь он наверняка по опыту знал, что поймать из всей этой голосящей массы он сможет лишь одного – остальные бездарно разлетятся. И ищи их потом, свищи. Вот и бесился кот, стоя на тонких веточках.

Да, удача, она такая – бесись не бесись, а достанется максимум что-то одно. И начинай сначала…

Впрочем, я подошла на пару шагов поближе и поняла, что опять зрение подвело, опять я приняла одно за другое: внутри куста дёргался не кот, а шуршащий мешок-маечка. Который летел-летел с какой-то помойки, за ветку зацепился. И теперь просто трепыхался на ветру, который надувал его, делал объёмным, точно упитанный котейка. Вот тебе и дичь. Вот тебе и удача.

Я усмехнулась.

Появился Глеб.

– Ну всё. Поехали мы.

Русские народные женщины обычно с воем бросаются на шею отъезжающим мужьям. Бросилась и я. Только вой сократила. Просто потому что не умею. А так он был понятен – я тоже не представляла, как тут без Глеба буду. Страшно стало. Правда – кто долго был одинок, знает это. А что же я стану делать, когда Глеб в армию уйдёт?

Глебу было очень тяжело, я чувствовала это. Да – я никого вообще – то не чувствовала, только пыталась догадываться о том, в каком человек состоянии, а его почему-то очень. И не придумывала я это себе, нет. Так мы, наверное, совпали.

Но выдержка Глеба – это что-то восхитительное. Он ещё и меня успокаивал.

– Глеб, ты поосторожнее!

– Это ты поосторожнее. Вернусь – будем летать.

– Хорошо. Честно. Я сейчас улечу домой. И всё.

– Мне Миша кучу денег заплатит – поедем на море.

– На море, на море…

– Проверим, как ты руководишь бурями.

– Проверим, Глеб, проверим.

Ведь мы правда собирались перед армией поехать на море. И правда проверить – может, я птица Стратим. Выйти на корабле в открытое море, сигануть с палубы в небо и устроить проверку. Да, или с берега стартануть. А после ещё куда-нибудь податься. Ведь перед нами был весь мир, а кочевать так здорово. Выкупим Бека, возьмём себе ещё одну лошадь, фургон для них такой же, как у Миши, – и поехали! Будет всё так, будет, я уверена!