Женщина в белом (1992г.)

Миледи все время молчала и заговорила, только когда он подошел к двери, чтобы уйти. Она протянула ему руку.

— Я больше не увижу вас, — сказала она, подчеркивая свои слова, — мы расстаемся, может быть, навсегда. Постараетесь ли и вы меня простить, Персиваль, от всего сердца, как я прощаю вас?

Он вдруг побледнел, и крупные капли пота выступили у него на лбу.

— Я еще вернусь, — сказал он и вышел из комнаты так поспешно, будто слова миледи его испугали.

Мне никогда не нравился сэр Персиваль, но при виде того, как он расстался с леди Глайд, мне стало стыдно за то, что я жила в его доме и ела его хлеб. Мне хотелось сказать несколько благочестивых, сочувственных слов бедной миледи, но что-то было в ее лице такое, когда она поглядела вслед своему мужу, что я передумала и промолчала.

В назначенное время карета подъехала к дому. Миледи была права — сэр Персиваль и не подумал вернуться. Я до последней минуты все ждала его, но ждала напрасно.

Я не несла никакой прямой ответственности за отъезд миледи, но на душе у меня было очень неспокойно.

— Миледи действительно едет в Лондон по собственному желанию? — спросила я, когда мы выехали за ворота.

— Я готова ехать куда угодно, — отвечала она, — только бы покончить с ужасной неизвестностью, которая мучит меня сейчас.

Тревога ее заразила и меня, я сама начала беспокоиться за мисс Голкомб не меньше, чем она. Я осмелилась попросить ее написать мне несколько строк из Лондона, если все будет благополучно. Она ответила:

— С большим удовольствием, миссис Майклсон.

— У всех у нас есть свой крест, и мы должны его безропотно нести, миледи, — сказала я, заметив, что она притихла и задумалась после того, как обещала написать мне.

Она промолчала — казалось, она слишком была занята своими мыслями, чтобы слушать меня.

— Боюсь, что миледи плохо спала эту ночь, — сказала я спустя немного времени.

— Да, — отвечала она, — мне снились такие тяжелые сны.

— Вот как, миледи?

И я подумала, что она расскажет мне. Но нет, она снова заговорила только для того, чтобы спросить меня:

— Вы сами отправили мое письмо к миссис Вэзи?

— Да, миледи.

— Сэр Персиваль сказал, что граф Фоско встретит меня на вокзале в Лондоне?

— Сказал, миледи.

Она тяжело вздохнула и за всю дорогу не произнесла больше ни слова.

Когда мы приехали на станцию, у нас оставалось всего две минуты до отхода поезда. Садовник, везший нас, занялся багажом, а я поспешила взять билет. Поезд уже подходил к платформе, когда я вернулась к миледи. Она была очень бледна и прижимала руку к сердцу, как будто внезапная боль или страх овладели ею в это последнее мгновение.

— Как я хотела бы, чтобы вы поехали со мной! — сказала она, хватая меня за руку, когда я отдавала ей билет.

Если б сейчас у нас было еще время или если б за день до этого я чувствовала то же, что почувствовала при этих словах, я устроилась бы так, чтобы сопровождать ее, даже если бы мне пришлось тут же отказаться от места у сэра Персиваля. Но когда она высказала свое пожелание, было уже поздно. Казалось, она сама поняла это и не повторяла больше, что хотела бы, чтобы я ехала с ней. Поезд остановился. Она дала садовнику несколько шиллингов на гостинцы его детям и с сердечной простотой пожала мне руку, прежде чем войти в вагон.

— Вы были очень добры ко мне и к моей сестре, — сказала она, — добры, когда мы были совсем одиноки. Я буду помнить о вас с благодарностью, пока жива и могу вспоминать. До свиданья, да благословит вас господь!

Она сказала эти слова таким голосом и с таким взглядом, что у меня навернулись слезы, — она произнесла эти слова, как будто прощалась со мной навеки.

— До свиданья, миледи, — сказала я, — до скорого, до более радостного свидания. От всего сердца желаю вам счастья! До радостной новой встречи!

Она покачала головой и вздрогнула, садясь на свое место. Кондуктор закрыл купе.

— Вы верите в сны? — шепнула она мне из окна. — Вчера ночью мне снился такой страшный сон, какого я никогда раньше не видела. Он все еще наполняет меня ужасом.

Не успела я ответить, как раздался свисток — и поезд тронулся. Ее бледное, нежное лицо тихо поплыло перед моими глазами в последний раз, — печально и торжественно она смотрела на меня из окна вагона. Она помахала мне рукой и скрылась из глаз.

В тот же день, к пяти часам пополудни, улучив минутку для отдыха среди массы домашних дел и забот, лежавших теперь на моих плечах, я села у себя в комнате, решив подкрепить свой смятенный дух проповедями моего дорогого покойного мужа. Впервые в жизни я не могла сосредоточиться на этих благочестивых и ободряющих словах. Придя к заключению, что отъезд леди Глайд расстроил и встревожил меня гораздо серьезнее и глубже, чем мне это казалось, я отложила проповеди в сторону и пошла пройтись по саду. Как мне было известно, сэр Персиваль еще отсутствовал, поэтому я могла погулять вполне спокойно.

Завернув за дом и подойдя к саду, я очень удивилась при виде совершенно незнакомого мне человека, который спокойно прогуливался в нашем саду.

Это была женщина. Она шла по дорожке, спиной ко мне, и собирала цветы.

Кровь застыла в моих жилах! Незнакомка в саду была миссис Рюбель!

Я была не в силах ни подойти к ней, ни окликнуть ее. Она сама подошла ко мне, невозмутимо, как всегда, с букетом в руках.

— В чем дело, мэм? — спросила она спокойно.

— Вы здесь! — сказала я задыхаясь. — Вы не уехали в Лондон? Вы не ездили в Кумберленд?

Миссис Рюбель с презрительной усмешкой понюхала цветы.

— Конечно, нет, — сказала она, — я и не думала уезжать из Блекуотер-Парка.

Я отдышалась и набралась храбрости, чтобы задать ей другой вопрос:

— Где мисс Голкомб?

На этот раз миссис Рюбель чуть ли не засмеялась мне в лицо и ответила:

— Мисс Голкомб, мэм, тоже никуда не уезжала из Блекуотер-Парка.

Когда я услышала этот потрясающий ответ, мне мгновенно припомнилось мое прощание с леди Глайд. Я не могу сказать, что упрекала себя, но, кажется, я отдала бы все свои сбережения, чтобы четыре часа назад знать то, о чем узнала теперь.

Миссис Рюбель спокойно стояла передо мной, занятая составлением своего букета. Казалось, она ждала, что я скажу еще что-нибудь.

Но у меня не было слов, я думала об ослабевшей энергии и о хрупком здоровье леди Глайд и содрогалась, представляя себе, что будет с ней, когда она узнает эту новость. Я так тревожилась за моих бедных хозяек, что в течение нескольких минут не могла говорить. Наконец миссис Рюбель подняла глаза от своего букета, поглядела вбок и сказала:

— Вот и сэр Персиваль, мэм, вернулся с верховой прогулки.