Женщина в черном

— Дженнет Хамфри отдала своего ребенка, своего сына, сестре — Элис Драблоу — и ее мужу, так как у нее не было выбора. Первое время она жила очень далеко от них, Драблоу взяли на себя заботу о мальчике, и он не должен был узнать, кто его настоящая мать. Но в конце концов, не в силах терпеть боль разлуки, которая не стихала со временем, а только усиливалась, Дженнет вернулась в Кризин. В родном доме ее не хотели видеть, а ее мужчина — отец ее сына — давно уехал за границу. В городе у нее оставалась небольшая квартира, но совсем не было денег. Дженнет брала на дом шитье и работала компаньонкой у одной леди. Судя по всему, сначала Элис Драблоу не позволяла ей видеться с сыном. Но Дженнет была очень несчастна и пригрозила покончить с собой, тогда сестра смягчилась и уступила ей. Дженнет получила возможность время от времени навещать мальчика, но не могла встречаться с ним наедине и не имела права рассказывать, кто она такая, или упоминать об их семейных связях. Никто и предвидеть не мог, что малыш внешне будет очень похож на нее и внезапно проявятся их родственные чувства. Он все сильнее привязывался к этой женщине, а когда наконец узнал, что Дженнет — его родная мать, проникся к ней глубокой любовью и начал постепенно отдаляться от Элис Драблоу. Насколько я знаю, Дженнет хотела забрать его. Но прежде чем она успела это сделать, случилось несчастье, о котором вы уже знаете. Мальчик… его няня, лошадь и кучер Кеквик…

— Кеквик?

— Да. Отец Кеквика. А также маленькая собачка мальчика. Вы сами убедились, какое это коварное место. Туман неожиданно налетает с моря, и топкие места невозможно определить на глаз.

— Значит, они утонули.

— А Дженнет наблюдала за всем этим. Она была в доме, стояла у окна на втором этаже и ждала их возвращения.

От ужаса у меня перехватило дыхание.

— Тела извлекли, а повозку и лошадь оставили в болоте — так глубоко их засосало. После того случая Дженнет Хамфри сошла с ума.

— Из-за нервного потрясения?

— Нет. Она сошла с ума от горя, гнева и жажды мести. Дженнет винила сестру за то, что она отпустила его в тот день, хотя ее вины в этом не было — туман всегда появляется без предупреждения.

— Даже когда небо совершенно ясное.

— То ли от утраты, то ли от безумия, но она заболела и стала таять на глазах. Вскоре она совсем высохла, ее кожа стала бледной, она напоминала живой скелет, призрак. Когда Дженнет бродила по улицам, люди шарахались от нее. Дети ее боялись. В конце концов она умерла от ненависти и отчаяния. А вскоре после ее смерти начались все эти призрачные появления. И так продолжается до сих пор.

— Что, все это время? Постоянно?

— Нет, время от времени. В последние годы реже. Но иногда ее еще встречают, и на болотах слышатся крики.

— Вероятно, старая миссис Драблоу тоже слышала их?

— Кто знает?

— Что ж, миссис Драблоу умерла. Думаю, теперь все должно успокоиться.

Но мистер Дейли еще не закончил. Он как раз подошел к развязке своей истории.

— И где бы ее ни встречали, — сказал он тихо, — на кладбище, на болоте или на улицах города, какой бы мимолетной ни была эта встреча и кто бы ни увидел ее, результат всегда один и тот же.

— Какой? — шепотом спросил я.

— Погибают дети при самых странных и ужасных обстоятельствах.

— Вы… имеете в виду несчастные случаи?

— Обычно да. Но пару раз от болезни, от которой они сгорали меньше чем за день.

— Вы имеет в виду разные дети? Дети, которые жили в городе?

— Разные дети. В том числе и ребенок Джерома.

Неожиданно я вспомнил ряд маленьких серьезных лиц и руки, сжимающие решетку на школьном дворе в тот день, когда хоронили миссис Драблоу.

— Но послушайте… дети иногда умирают…

— Разумеется.

— Но существует ли какое-то доказательство, связывающее эти смерти с появлением женщины? Может, это лишь совпадение.

— Вам трудно будет в это поверить. Вы все равно начнете сомневаться.

— Что ж, я…

— Мы это знаем.

Несколько мгновений спустя, глядя на его уверенное лицо, я проговорил:

— Я не сомневаюсь, мистер Дейли.

Затем долгое время мы сидели молча.

Я понимал, в то утро на болотах я пережил серьезное потрясение, тем более перед этим я несколько дней провел в состоянии тревоги и нервного возбуждения, столкнувшись с призраками в особняке Ил-Марш. Но я и представить себе не мог, как сильно отразятся эти испытания на моем физическом и душевном состоянии.

Вечером, укладываясь спать, я полагал, что это будет последняя ночь, проведенная мною в доме мистера Дейли. На следующее утро я планировал сесть на первый же поезд и вернуться в Лондон. Когда я сообщил мистеру Дейли о моем решении, он не стал спорить со мной.

Ночью я спал плохо, почти каждый час пробуждался от кошмаров, все мое тело покрывалось потом от беспокойства. Не имея возможности уснуть, я лежал и прислушивался, снова и снова прокручивая в голове все, что со мной произошло. Я задавал себе вопросы, на которые не было ответов: о жизни, смерти и о границе между ними, — и молился, со страстью произнося простые молитвы, обращенные к Богу.

С детства мне, как и большинству моих сверстников, прививали веру в Бога. Мои родители были христианами, я и сам верил, что учение христианской церкви является, наверное, самым лучшим руководством для праведной жизни, однако Бог всегда казался мне чем-то далеким, а молитвы, обращенные к нему, всего лишь формальными обязанностями. Но теперь все изменилось. Я молился истово, с неожиданно вспыхнувшим рвением. Теперь я осознал, что существуют силы добра и зла, которые ведут между собой непримиримую борьбу, и человек сам должен выбрать, на какую сторону ему встать.

Утро все никак не наступало, а когда наконец это случилось, оно опять оказалось хмурым и дождливым — на дворе стоял промозглый, угрюмый ноябрь. Я встал с постели, голова болела, глаза горели, ноги были тяжелыми. Кое-как одевшись, я с трудом спустился вниз к столу, накрытому для завтрака. Я не мог смотреть на еду, но мне ужасно хотелось пить, и я пил чай чашку за чашкой. Мистер и миссис Дейли с тревогой поглядывали на меня, пока я рассказывал о своих планах. Мне казалось, я почувствую себя лучше, когда сяду в поезд и увижу, как эти места постепенно скрываются из виду. Я сказал им об этом и одновременно попытался выразить свою признательность, что они спасли мне жизнь и рассудок.

Потом я встал из-за стола и пошел по столовой, но дверь вдруг начала уменьшаться в размерах, и мне показалось, я пробираюсь к ней сквозь туман, который внезапно окружил меня и стал таким густым, что я едва мог вздохнуть. Мне почудилось, будто мне на плечи легла какая-то тяжелая ноша и я не смогу двинуться с места, пока не избавлюсь от этого груза.

Сэмюель Дейли подхватил меня, когда я начал падать, и в моем меркнущем сознании пронеслась мысль, что уже второй раз ему придется тащить меня, на этот раз вверх по лестнице, в мою комнату. Он помог мне раздеться и оставил одного. Голова у меня раскалывалась, мысли путались. Я провел в этой комнате еще пять дней, в течение которых меня регулярно посещал врач. После того как горячка прошла, полностью опустошив и лишив меня сил, я смог сидеть в кресле сначала в своей комнате, а затем внизу. Дейли были очень добры и заботились обо мне. Но хуже всего оказались не моя болезнь, не боль, не жар и не усталость, а то душевное смятение, в котором я пребывал.

Все это время меня преследовала женщина в черном, она сидела на краешке моей постели, а когда я засыпал, склонялась надо мной, из-за чего я тут же просыпался. В ушах у меня все время стояли услышанный на болотах детский крик, стук кресла-качалки и протяжное лошадиное ржание. Я никак не мог освободиться от этих ужасов. Когда же меня не мучили лихорадочные видения и ночные кошмары, я вспоминал слова из писем и свидетельств о смерти, словно они снова оказались у меня перед глазами.

Однако в конце концов я пошел на поправку, мои страхи утихли, видения исчезли, я снова стал самим собой и, несмотря на усталость и слабость, совершенно поправился. Я был уверен, что женщина уже не сможет причинить мне вреда, я выдержал это испытание и остался в живых.