Женщина в сером костюме
Шрифт:
— Говорят, что после близости с мужчиной у женщины улучшается голос. Я собираюсь бесконечно улучшать твой голос, моя Энджел.
Энн засмеялась.
— Я не возражаю. Но сию минуту мне вовсе не хочется петь. Мне хочется только одного: прижиматься к тебе и не отпускать никогданикогда.
— А против этого я не возражаю. По-моему, я наконец-то взял верх над тобой.
— Нет, у нас ничья.
— У кого ничья, а у кого чья.
Она засмеялась и прильнула к нему: какое счастье, что они так уверены друг в друге.
— Как ты думаешь, мы так и будем всю жизнь препираться? —
— Нет, не думаю. Но если ты будешь так разнузданно себя вести, мне придется еще раз доказать тебе, что этот немолодой мужчина еще не прокис.
— Милый! — На Энн нахлынула волна нежности. — Не надо ничего мне доказывать. Ничего и никогда. — Она погладила его по щеке.
Он повернул голову и поцеловал ее ладонь.
— И тебе тоже не надо, родная моя девочка. Для меня ты — само совершенство. Мне только жаль, что я не понял этого раньше. Мы зря потеряли пять недель.
— Зато сколько таких ночей еще впереди, — весело сказала Энн.
— Зачем думать о завтрашней ночи, когда еще не кончилась сегодняшняя?
Он поцеловал Энн.
И она согласилась с ним без всяких споров.
Они долго еще разговаривали, смеялись и любили друг друга, наслаждаясь единением души и тела. Господи, кто бы мог это предсказать пять недель тому назад! Но вот оно возникло, это единение, и оно было так драгоценно, что оба знали: какие бы разногласия у них ни возникли, они будут лелеять этот дар любви до конца своих дней.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
— Энджел Кармоди!..
Из зала донесся одобрительный гул. Потом все выжидательно замерли.
Мэтт ободряюще стиснул Энджел плечи.
— Вот увидишь, все полягут в проходах, — сказал он. Его глаза светились гордостью за нее.
— Там нет проходов, — с нервным смешком возразила Энджел.
— Ты когда-нибудь перестанешь со мной спорить? — ухмыльнулся Мэтт. — Кто, в конце концов, глава семьи? — Он легонько подтолкнул ее. — Иди, жена! Они тебя ждут.
Ведущий представил ее публике. Энджел вышла на середину сцены — тоненькая женщина в искрящемся ярко-синем платье. Это платье Мэтт специально заказал для сегодняшнего концерта. Покрой был изысканно прост: ворот стойкой, длинные рукава, облегающий корсаж и расшитая стеклярусом в виде расходящихся книзу лучей, ниспадающая до пола пышная юбка. Зрители громко приветствовали ее появление. Энн улыбнулась и взяла микрофон.
Она уже несколько раз выступала перед небольшой телевизионной аудиторией, и записанная ею пластинка необыкновенно быстро разошлась. Но к такому она не была готова. Перед ней было безбрежное море лиц и огней. Тысячи людей пришли в Домейн-парк в центре Сиднея на рождественский концерт под открытым небом, который транслировался по телевидению на всю страну.
За спиной Энджел заиграл оркестр, и огромная толпа затихла. Энджел подумала о Мэтте, который слушал ее за кулисами. Она подумала о Шантенели, которая завораживала своим несравненным голосом такие же громадные аудитории. Она набрала в легкие воздуху, и полились ясные, чистые, глубокие звуки:
«Возрадуйтесь, небеса и люди…»
Ни один из собравшихся
в парке людей не пытался ей подпевать, как они это делали во время предыдущих выступлений. Все слушали в полном молчании, пока не замерла последняя нота. Потом накатились аплодисменты. Раздались крики:— Спойте «Аве Мария»! «Аве Мария»!
Толпа скандировала эти два слова, требуя песню на бис. Энджел беспомощно поглядела на ведущего. Она не репетировала эту вещь с оркестром. В программу был включен только один ее номер.
— Спой без оркестра! — крикнул Мэтт из-за кулис. — У тебя получится.
— Споете? — спросил ведущий.
Энн кивнула.
Ведущий взял микрофон.
— Леди и джентльмены, а также мальчики и девочки! Если вы хотите, чтобы Энджел Кармоди спела «Аве Мария», прошу успокоиться и соблюдать строжайшую тишину. Она споет соло, без оркестра.
Аудитория мгновенно затихла, раздавался лишь приглушенный гул радостного предвкушения. Ведущий вернул Энджел микрофон. У нее на глаза навернулись слезы. Эта песня несла с собой столько воспоминаний… Может быть, мама слышит ее — там, где она сейчас?
Энджел вложила в пение всю свою душу, и в тишине, напоминавшей торжественную тишину собора, сердца слушателей, казалось, вместе с ней обращались к Богу.
Затем на нее обрушилась волна восторженных аплодисментов, вторая, третья… Энджел отдала ведущему микрофон, поблагодарила оркестр и поспешила за кулисы — прямо в объятия восхищенного Мэтта.
— Замечательно! Несравненно! Они все в тебя влюбились. Но не так сильно, как я, — добавил он, глядя на нее пламенным взглядом. — Поехали скорей домой, а то я начну раздевать тебя прямо здесь.
Энн засмеялась и поцеловала его в щеку.
— Домой так домой.
И они с Мэттом поехали в Фернли, где их ждали его мать и сестра со всей семьей. Они все смотрели концерт по телевизору. На столе стояла бутылка шампанского со льдом — отпраздновать первое публичное выступление Энджел. Ее уговорили выпить по такому радостному случаю бокал шампанского. Мэтт обещал ей, что если заметит хоть малейшие признаки опьянения, то тут же отправит ее в постель.
— Вы были гвоздем программы! — восклицала Элли. — Я так и знала! А ваше платье — это просто волшебная сказка.
— Это уж моя заслуга, — самодовольно заявил Мэтт. — Если бы я позволил Энджел самой выбирать себе концертный туалет, она вырядилась бы как райская птица.
Он сидел рядом с Энджел на ручке ее кресла, и она бросила на него притворно негодующий взгляд. Он наклонился и поцеловал ее в нос.
— Ты ведь на седьмом небе, правда?
— На этот раз ты прав, — признала она.
— Ну а что у вас запланировано дальше? — спросил Брайан. — От вас не знаешь чего ждать.
— Нам самим жизнь преподнесла сюрприз, — ответил Мэтт и, улыбаясь, поглядел на жену. — Скажи им, Энджел.
Она улыбнулась. Ее глаза сияли.
— У нас будет ребенок.
Мать Филдинга расплылась в восторженной улыбке.
— Правда, дорогая? — Она вскочила с кресла и обняла свою невестку — даже горячее, чем обнимала ее на свадьбе. — Как я за тебя рада. За тебя и за Мэтта. А вы рады?