Женщина-зима

— А чё тут непонятного? Помолчали.

— И как женщина… — сам себе возразил Борис. — Как женщина и как человек. Понимаешь, Михалыч?

— Понимаю, чё ж не понять?

Петр Михайлович залил заварку кипятком. Дал настояться. Он признавал чай только вприкуску с комковым сахаром. Шумно дул и столь же шумно отхлебывал. — Только понимаю, не пара она тебе.

— Почему?

— Да сам посуди. В город она не поедет, было уже. Деревенская она. А ты — городской. Ты в городе деньги делаешь, а тут чего?

Добров кивал, словно ждал этих слов. Ничего нового он не услышал.

— Михалыч, а ты часто о жизни думаешь?

— Как это? — не понял тот. — Что о ней думать? Живи знай…

— Ну, вот ты жизнь прожил, детей поднял, жену схоронил. Внуки у тебя выросли. А смысл в чем? Зачем все это было? Бывают такие мысли?

Добров влажными глазами уставился на старика. У того в глазах пряталась хитринка.

— Нам, крестьянам, это ни к чему, — сказал тот. — Да и некогда. Живи как часы, иначе не получится. Пришла весна — работай с утра до вечера. Летом — тоже не плошай. Осенью — само собой. А остановишься, задумаешься — все. Пиши — пропало! А зима на пятки наступает…

— Вот… — поднял вилку с салом Добров. — Вот! В бизнесе и того хуже! Не как часы, а как гоночная машина. Я, когда начинал, первые семь лет в отпуск не ходил. Совсем. И вот у меня из моего механизма какой-то винтик выскочил. Я остановился и смотрю вокруг. И думаю — где смысл? А если я завтра умру? Понимаешь меня, Михалыч?

Тот кивнул и подвинул постояльцу хлеб.

— Ты закусывай. Может, картошки погреть?

— Не надо. Думаешь, я пьяный, разболтался? Я пока не изменю что-то в своей жизни — не успокоюсь. Я себя знаю. Нигде мне покою не стало, Михалыч. Только у вас в Завидове как-то душа смягчается. Ты это как объяснишь?

Петр Михайлович покачал головой, подлил себе кипятку. Ему хотелось сказать, что Бориса тянет к его дочери оттого, что она-то как раз смысла не ищет. Она просто живет. Делает что должна, и все. И ее спокойствие и уверенность манят потерявшего покой Доброва.

Подумал так, но не сказал. Сами пусть. Может, счастье это для дочери, а может — новая боль. Как знать? За свою длинную жизнь Петр Михайлович вывел для себя правило: ни во что не вмешиваться, пока тебя не попросят. Человек должен сам для себя все решить, без чужих советов. Поэтому он молча попивал свой чаек вприкуску и слушал откровения подвыпившего Доброва. Об их ночном разговоре Петр Михайлович не рассказал никому.

Глава 16

В Завидово приехала Любава. Против своего обыкновения она не зашла к сестре, а явилась сразу в дом отца. Полина узнала о приезде сестры, только когда отец позвонил и позвал ее обедать.

— Гостья у нас, — довольным голосом сообщил он в трубку. — С Борисом знакомится.

Полина удивилась, но показывать свое удивление не стала, а пришла к отцу на обед, захватив с собой свежего творога.

Стол уже был накрыт, Любава с Борисом весело болтали, будто знали друг друга сто лет. Отец нарезал на деревянном кружке копченое сало.

Полина рта не успела открыть, заговорила Любава, словно торопясь предупредить возможные вопросы:

— В пекарне все хорошо. Убытки удалось перекрыть, пошла прибыль. Приехала к папе за рассадой. Не дай Бог, огород останется незасаженным. Танюшка же приезжает. Сдаст сессию и приедет.

Полина с некоторым недоумением продолжала наблюдать за сестрой. Та находилась в состоянии легкого нервного возбуждения. Много говорила, сама смеялась своим шуткам, то и дело обращалась к Полине и Борису, словно искала поддержки. Особенно удивило Полину, что Любава при Борисе, как при своем, стала говорить о Семене.

— Семен вчера со своей поругался! — выложила она козырную новость, которую, видимо, берегла «на потом».

— Семен — это кто? — уточнил Борис, переводя взгляд с одной сестры на другую.

— Муж, — в унисон ответили сестры и не стали больше ничего уточнять.

— Ага, — кивнул Доброе, намазывая холодец слоем горчицы.

— Тетя Стеша сказала. Тети Стешин младший сын, Толька, в соседях с Сизовой. Так вот, говорит, ругались на новой веранде, только пух летел.

— Из-за чего? — спросила Полина. Она знала: сестра ждала этого вопроса. На самом деле ей не хотелось говорить о Сизовой и было неловко за сестру.

Любава выдержала паузу, не без удовольствия приготавливаясь к изложению сути скандала.

— Наталья купила шубу! — торжественно выпалила она и оглядела собравшихся.

— На кой ей летом шуба? — не понял Петр Михайлович.

— Летом дешевле, — пояснила Полина. Отец понимающе кивнул:

— Ну?

— Что — ну? — растерялась Любава перед непониманием родственников. — Семен магазин расширять хотел, а она шубы покупает! Это любой взбеленится! Тетя Стеша говорит, все Наташкины тряпки по веранде летали!

— Неужто Семен такой буйный? — в своем русле размышлял отец.

Любава с недоумением взглянула на него.

— А что ж, по-твоему, он должен смотреть, как она прибыль с магазина транжирит на себя?

Отец неопределенно крякнул и стал подниматься из-за стола. Добров вышел в огород. Только сестры остались одни, Любава наклонилась к Полине и быстро заговорила:

— Дело у меня к нему. Как ты думаешь, не откажет? Она кивнула в сторону улицы. Полина догадалась, что речь идет о Доброве, пожала плечами.

— Одну штуку я придумала, сестра. Должно сработать. Ты не обидишься, если я его на несколько дней… конфискую?

— Кого? — переспросила Полина, с удивлением наблюдая за сестрой.

— Кого, кого… Спонсора твоего.

Полина фыркнула возмущенно и отвернулась. Не хватало еще, чтобы сестра, как другие, дразнила ее Добровым, строила домыслы и подшучивала.

— Он такой же мой, как и твой! — буркнула в ответ.

— Ты хочешь сказать, что у вас это… совсем ничего не продвинулось?

— Люба! — возмутилась Полина. — Мы уже с тобой обсуждали эту тему. Что, опять двадцать пять?

— Ну, извини, сестренка. Я только хотела уточнить. Если у тебя с ним ничего нет, то и проблем нет. Я просто хотела, чтобы все по-честному. Если бы ты стала возражать, то я бы и заикаться не стала. Значит, не возражаешь?

— Да что ты задумала-то, Любава? Что-то не нравишься ты мне сегодня.

— Ладно, брось. Все в порядке. Ничего заранее рассказывать не буду. Сглазить боюсь.

В это время вошли Добров с отцом, женщины стали накрывать к чаю.