Женщины его жизни

– Мальчик, – задумчиво произнес он вслух, и его воображение тут же нарисовало ожидавшее внука радужное будущее. – Америка, – добавил он с легким презрением в голосе, но потом одумался. – Может, так оно и лучше.

После финикийцев, греков, римлян, византийцев, арабов и норманнов настал черед американцев завоевывать Сицилию.

Джузеппе Сайева налил себе из старой бутылки щедрую порцию коньяка многолетней выдержки, вдохнул его чудесный букет и выпил, смакуя бархатистый вкус.

* * *

Старый барон Монреале был чуть выше среднего роста. Физически крепкий от природы, он был еще больше закален активным образом жизни. Был какой-то магнетизм во взгляде его черных глаз и царственная гордость в посадке головы, увенчанной серебряной шевелюрой. Он с достоинством носил вышедшие из моды костюмы: вот уже много лет, начиная с довоенного времени, он не ездил в Лондон, чтобы обновить гардероб, а на Сицилии не было ремесленников, способных подняться до уровня английских портных. В свои пятьдесят шесть лет барон Джузеппе Алессандро Бруно Сайева Мандраскати ди Монреале, которого, несмотря на физическую крепость и ясный ум, все любовно называли старым бароном, стал дедом в эту прекрасную августовскую ночь.

Аннализа Элизабетта, его единственная дочь, отрада его сердца, в лице которой ему чудилась отрешенная и загадочная красота Мадонны с картины «Благовещение» Антонелло да Мессины, родила сына. Окружая ее любовью и заботой, старый барон был не только самым нежным отцом, но по мере сил старался заменить Аннализе мать, умершую родами в 1924 году.

– Бруно Брайан, – медленно произнес старый барон, стараясь привыкнуть к странному и чуждому сочетанию. – Никакому Брайану, – добавил он тихо, – не выбить из седла барона Монреале.

Он, казалось, так и не сумел примириться с поспешным браком дочери, выбравшей себе в мужья какого-то индейца без роду-племени, без семейных традиций, ничего не имевшего за душой, кроме кучи долларов.

Аннализа вопреки его желанию решила вступить в брак с одним из трех с половиной тысяч десантников из 82-й дивизии, высадившихся 10 июля 1943 года у города Джелы на Сицилии.

Вождя краснокожих звали Филип Джеймс Брайан-младший, он появился в палаццо Монреале 22 июля. Это был симпатичный черноволосый паренек, с обаятельной плутовской улыбкой, квадратной челюстью, глазами цвета стали и быстрой, решительной манерой говорить, столь непохожей на спокойное и неторопливое красноречие истинного сицилийского аристократа.

Познания майора Брайана в итальянском языке сводились к двум фразам: «Celeste Aidda, forma divinna» [31] и «Tu non sai quanto soffri il tuo vecchio gennitor» [32] . Первая служила ему, чтобы дразнить старую экономку Аннину, маленькую косоглазую, невоздержанную на язык женщину неопределенных лет, суровую обличительницу тайных любовных похождений барона, ставшую в семействе Монреале чем-то вроде домашнего божества. Вторую он использовал для характеристики барона Монреале в разговорах наедине с Аннализой.

31

«Небесная Аида, божественный образ», – слова Радамеса из оперы Дж. Верди «Аида».

32

«Ты не знаешь, как страдал бедный старый твой отец», – слова Жермона из оперы Дж. Верди «Травиата».

С той самой минуты, когда Филип Джеймс Брайан-младший, офицер армии Соединенных Штатов, поселился со своим итало-американским ординарцем Гаспаре Куомо в доме ее отца, Аннализа буквально потеряла голову. К вящему негодованию Аннины, отец приставил к ней в качестве дуэньи принцессу Изгро (Аннализа любовно называла ее тетей Розой), занимавшую когда-то привилегированное место в сердце барона и в его постели. Принцесса, сама еще довольно молодая и мечтательная женщина, отбросила условности и решительно приняла сторону Аннализы. Рассказы любимой крестницы отвечали самым романтическим сторонам ее души.

Когда до барона дошло, что крестная его дочери не только не препятствует возникновению нежелательной сердечной привязанности, но вовсю поощряет вражеские действия, он попытался было повернуть реку вспять, но было уже слишком поздно. Старому барону, обманутому захватчиками и собственной дочерью, обманутому женщиной, когда-то трепетавшей от восторга в его объятиях, то есть дважды преданному, не осталось ничего иного, как сделать хорошую мину при плохой игре.

К счастью, его внук сможет присоединить к куцей фамилии Брайан три имени собственных своего деда, а также титул благородного дома Сайева Мандраскати ди Монреале. Хоть и небольшое, но утешение для старого барона.

Много лет назад он покинул палаццо на улице Македа в Палермо. Это грандиозное здание с тремя величественными и строгими порталами, подчеркивающими длину фасада, было построено баронами Монреале по проекту архитектора Амато в конце XVII века. Слева располагался экзотический висячий сад, а в центре – колонный зал с двухпролетной парадной лестницей красного мрамора. Из дворца были вывезены ковры, картины, гобелены, фарфор и серебро, но все оставшееся драгоценное убранство было обречено на разрушение во время воздушных налетов.

Барон закрыл и виллу Сан-Лоренцо XVII века неподалеку от Монделло, истинный шедевр неоклассического стиля, хранивший память о роскоши прежних лет. Здесь вкусы его предков, упаднические и вычурные, нашли свое выражение в оформлении салонов росписями на сюжеты из «Освобожденного Иерусалима» [33] и многочисленными изображениями обильных плотью языческих богов.

Не желая участвовать в войне и стремясь избежать льстивых посулов со стороны местных фашистов, он укрылся вместе с Аннализой, принцессой Изгро и домочадцами в поместье Пьяцца-Армерины в надежде, что здесь по крайней мере можно будет тихо и мирно переждать, пока не стихнет буря. Он был глубоко убежден, что никакая война и никакая революция не способны изменить жизнь прекрасного и грозного, раздираемого противоречиями острова.

33

Героическая поэма Торквато Тассо (1544–1595).

Он видел, как мужчины всех возрастов гибнут тысячами, и открыл свои закрома женщинам, детям и старикам, чтобы они не умерли с голоду. Пока он пережидал бурю, многие города были уничтожены бомбежками. Он коротал дни, охотясь в сопровождении Калоджеро Косты, найденыша, пригретого им из христианского милосердия, которого накоротке называл Кало. По вечерам в голубом салоне на первом этаже собирались гости: доктор Танино Наше, аптекарь Доменико Викари и Лучано Инсолья, профессор литературы из Энны. Они играли в рамс и беседовали.

– Дорогой барон, – говорил доктор, – бароны Фарра голодают. «Друзья друзей» [34] экспроприировали их последнее имение: четыреста двадцать шесть трупов.

– Вам повезло, ваша светлость, – вмешался аптекарь. – Ваши крестьяне порой забывают платить пошлину натурой и деньгами, но относятся к вам с уважением.

– Доктор [35] Викари, – уточнил барон, – крестьяне меня уважают, потому что я больше времени провел в деревне, чем в городе. Другие же стали вилять хвостом перед властями. Многие разорились, расточив впустую свои капиталы. Путешествия, женщины, кареты, карты. Мы, ничуть не смущаясь, рассказываем анекдот о дворянине, который поджег купюру в тысячу лир, чтобы помочь приятелю собрать рассыпанную мелочь.

34

Сицилийское название мафии.

35

Здесь: уважительное обращение к человеку с высшим образованием.