Женщины Флетчера
Шрифт:
– И какую помощь ты окажешь этому человеку, если умрешь от потери крови? – резко поинтересовалась домоправительница Гриффина, упершись руками в худенькие бока и уставившись на Рэйчел блестящими от слез и решимости глазами.
Теперь заплакала и Рэйчел:
– Он не мог... о, Молли, он просто не мог...
В глазах Молли появилось отстраненное выражение, они приобрели неистово-изумрудный оттенок.
– Она погубила его, это ясно как день.
Не успела Рэйчел вымолвить ничего в ответ, как снизу, из передней донесся шум, за которым последовали быстрые, легкие шаги по ступенькам. В комнату, с отчаянием
– Филд с ним,– ласково сказала она.– Филд там. Рэйчел подавила очередной приступ слез:
– По-моему, Молли верит, что Гриффин виновен. Фон подняла темные глаза на Молли, но в этом взгляде не было ни обвинения, ни злости.
– Значит, Молли ошибается, – проговорила она. Молли отвернулась и отошла к темному незанавешенному окну спальни Гриффина.
– Дай Бог, чтобы я ошибалась,– тихо, безнадежно произнесла она.– Дай Бог.
Она подняла поднос и его рассыпанное по полу содержимое и вышла из комнаты.
– Джонас, – произнесла Рэйчел, прижавшись лбом к узкому, но сильному плечу Фон Холлистер. – Это Джонас убил ее.
– Возможно,– согласилась Фон, но в ее голосе Рэйчел услышала не больше надежды, чем в голосе Молли.– Однако ничто на свете не заставит его признаться в этом. Ничто.
– Но Гриффина могут повесить!
– Мы что-нибудь придумаем, – пообещала Фон, осторожно заставляя Рэйчел снова откинуться на подушки.– Но если ты хочешь помочь, то должна быть сильной. А сейчас поспи, утром мы сообразим, что делать дальше.
Рэйчел не могла спать, но ради подруги притворилась, будто спит. И когда она осталась одна, неподвижно лежа в темноте, в ее голове начал созревать план. Он был совершенно безумным, он был порожден отчаянием, но у него имелось одно важное достоинство – это была единственная возможность спасти Гриффина, которая пришла ей в голову.
Гриффин Флетчер стоял, сжимая прутья решетки, и чертя носком правого сапога какой-то узор на посыпанном опилками полу. Дверь, ведущая из одиночной камеры в мануфактурную лавку Генри, распахнулась, и перед решеткой появился Филд, мрачный, напуганный и до крайности измученный на вид.
– Ты ведь был в палаточном городке, когда это случилось? – рявкнул он безо всяких предисловий. – Ты ведь был там?
– Конечно, я был там,– огрызнулся в ответ Гриффин. Потом он хрипло добавил: – Я не убивал ее, Филд.
Впервые на памяти Гриффина Филд длинно выбранился.
– Я знаю – только беда в том, что Генри и судья и куча прочего народа в этом городе не будут иметь ничего против, если тебя повесят! Проклятье, Гриффин, ну почему ты не можешь сделать и шагу, не нажив себе при этом врагов?
– Привычка,– отозвался Гриффин, пожав плечами и криво усмехнувшись.
Не успел Филд ответить, как дверь снова отворилась. На этот раз посетителем оказался Джонас.
Было в глазах кузена, в его застывших чертах нечто такое, от чего Гриффина охватил страх – не за себя, а за Рэйчел. И он нарочно заговорил спокойно, даже беззаботно:
– Не объясняй ничего, Джонас, дай мне самому догадаться. Ты пришел, чтобы вытащить меня отсюда.
Джонас засмеялся, и в его смехе прозвучала нотка истерики. Страх Гриффина усилился – и одновременно возросла решимость ни в
коем случае не выдавать своих чувств.– Я ни за что не стал бы мешать свершению правосудия,– сказал Джонас. Но тут его взгляд упал на рисунок, который чертил Гриффин на опилках, покрывавших пол, и ангелоподобное лицо Джонаса исказила жуткая судорога.
– Пятно,– потерянно прошептал он.– Родимое пятно.
Он повернулся и выскочил из помещения, отведенного для редких в Провиденсе правонарушителей, оставив дверь за собой распахнутой.
– Что за...– начал Филд, провожая Джонаса взглядом.
Но Гриффин понял. Он опустил глаза на рисунок на полу, и у него вырвался стон. Рисунок имел форму ромба.
Гриффин невольно подтвердил то, о чем знать Джонсу было совершенно невыносимо.
ГЛАВА 36
Широко раскрыв карие глаза, Фон наблюдала за тем, как Рэйчел натягивает на себя простенькое ситцевое платье.
– Похоже, ты сошла с ума, Рэйчел Маккиннон, – заявила она без обиняков. – Джонас никогда не поддастся на такую уловку!
Рэйчел поборола приступ слабости и заставила себя быть сильной.
– Ты можешь предложить что-нибудь получше? – возразила она, всовывая ноги в уже успевшие потрескаться лайковые туфли, которые купила в Сиэтле.
Прекрасная индианка понурила голову.
– Нет, – призналась она. Но когда вновь подняла глаза на Рэйчел, они были полны недоброго предчувствия.– Думаю, ты на самом деле не понимаешь Джонаса Уилкса, Рэйчел. Но я-то его знаю. Уверяю тебя, этот человек даже в самых нормальных обстоятельствах ведет себя подло. Совершенно очевидно, учитывая то, как он разделался с Афиной, что он уже перешел границу, за которой рассудок уступает место безумию.
Рэйчел отвернулась и, остановившись перед зеркалом Гриффина, принялась яростными, решительными взмахами расчесывать волосы.
– Мне все равно, насколько он опасен, Фон. Я не буду сидеть сложа руки и смотреть, как Гриффина повесят за то, что сделал Джонас!
– Он сумасшедший, Рэйчел. Рэйчел мрачно кивнула.
– Я на это и рассчитываю,– сказала она.
Фон тяжело вздохнула, но ее колебания не имели значения. Было ясно, что она готова помочь Рэйчел.
Судья Эдвард Шеридан снова и снова прокручивал в уме дело об убийстве Афины Бордо. Видит Бог, после того, что эта женщина натворила два года назад, приходилось только удивляться, почему ее не убили намного раньше.
Шеридан поудобнее устроился в кресле за письменным столом, закурил трубку и задумчиво вдохнул пахнущий вишней дым. Он видел Гриффина Флетчера в тот вечер, видел холодное, убийственное бешенство в его глазах, в напряженном развороте мощных плеч. Тогда, стоя возле бара в заведении Бекки Маккиннон, Гриффин влил в себя такое количество виски, какое ни одни человек не мог бы выпить, оставшись при этом на ногах.
Гриффин не рассказывал, как нашел свою невесту в постели Джонаса Уилкса, но он ведь вообще не склонен говорить много, если только его к этому не вынуждают. Нет, он просто стоял там, стараясь исчерпать все запасы виски в баре, и демоны, которые терзали его тогда, делали свое дело в молчании. Это был наверняка настоящий ад, подумал Шеридан,– знать то, что знал Гриффин, понимая, что это, скорее всего, известно всему городу.