Женщины-маньяки
Шрифт:
…Женщины нежно и страстно поцеловались не как родственницы, а как давние любовницы. Элизабет ласково ворковала, что она давно соскучилась по нежным ласкам тети и предложила бургундского вина.
"Пожалуй. Я тоже истосковалась, моя драгоценная и несравненная Эржи, по твоей любви, по твоей ласке и вниманию и, несомненно, по нашим совместным пыткам. Без них я слабею и хандрю. Не желаю кушать не желаю пить. Вид крови и мук придает мне невероятные силы, невероятно возбуждает, и невероятно улучшает настроение. А наша неземная страсть во стократ увеличивает все это. Оттого я к тебе и езжу, моя дорогая племянница. Оттого и езжу. И ты прекрасно об этом знаешь, что тут говорить…"
Элизабет расцвела. Да, она знает об этом. Они выпили вина и снова
"Может, займемся любовью, моя дорогая тетушка?" — предложила Элизабет.
Губы Клары тронула довольная улыбка: тете всегда нравилась сексуальная необузданность и темперамент племянницы. И ее развратность. Правда в этом в первую очередь была ее, тетина заслуга. Элизабет оказалась очень способной ученицей. Что она творит в постели и как мастерски загоняет под ногти жертвам иглы — диву даешься! Это ее Кларина школа! Молодец, Эржи, не подводишь династию Батори!
Элизабет вопросительно взглянула на тетю. Клара отрицательно покачала головой. После, дитя мое, после. У нее не будет сильного возбуждения, пока она не попытает жертву. Но вот вопрос: жива ли эта девушка? Или…
"Жива, мерзавка, всего лишь немного подпаленная", — усмехнулась графиня.
Шабаш ведьм продолжился.
Тетя Клара схватила плетку и стала нещадно хлестать узницу! Та под градом ударов вскликивала и просила пощады. Но пощады ей не было и не вряд ли предвиделось. При этом Элизабет как сумасшедшая смеялась и кричала одно и то же: "Поделом тебе, блудница, поделом!" Отхлестав вдоволь жертву и приведя в чувство, тетя Клара схватила щипцы, сжала нежнейший сосок жертве — и рванула!.. Раздался нечеловеческий крик — и жертва обмякла…
Мучительница потрогала шею: пульса нет. Заглянула в безжизненные глаза девушки. Точно жертва отправилась на небеса беседовать с богом. Сердце не выдержало. Да и выдержит ли от такого зверства и боли. Тетя была явно разочарованна тем, что жертва умерла.
"Жаль что так скоро", — сказала Элизабет. — "Слабенькая она оказалась. Но может статься сие и к лучшему. Я уже сгораю от великого нетерпения. Моя сладенькая тетушка, я хочу ласкать тебя везде. Я хочу расцеловать каждый кусочек твоего тела! Позволь мне…"
Возбужденная от страстных слов племянницы тетя Клара распахнула плащ — под ним из одежды ничего не было, лишь голое тело. Она бесстыдно расставила ноги, а Элизабет склонилась на колени… Тетя закрыла глаза от удовольствия.
…Вскоре Клара накинула капюшон и, попрощавшись, вышла. Элизабет нарочито громко (чтобы все слуги слышали) крикнула ей вослед:
"До скорой встречи, Стефан! Приезжай я буду тебя непременно ожидать!"
…Открылись внутренние ворота. Загремели, лязгнули мощные цепи, поднялась тяжелая решетка, и опустился дубовый настил над пропастью. По нему застучали колеса и зацокали копыта шестерки лошадей. Из мрачного замка под покровом темноты выехала карета. Зловещая ярко-желтая луна пряталась за верхушки темных и высоченных деревьев. Где-то выли волки и ухали филины. От такой картины становилось жутко. Но дьяволице в облике Клары Батори было ничуть не страшно: чего ей боятся своего хозяина — Сатаны и его прислужников — темных сил. А также оборотней, вампиров, колдунов и диких зверей. Они ее не тронут. Она же дочь Дьявола. И по делам, и черной душе. Тетя Клара возвращалась в Вену. А другая дьяволица и дочь Сатаны — Элизабет Батори — оставалась в своих зловещих покоях. Для новых убийств и для новых пыток. Жертвоприношения своему господину Люциферу не за горами. Если завтра случиться приступ — то жертва завтра. Или плохое настроение — тоже возможно завтра.
…Зашел Фичко и закидал кровавые лужи углем. Но ноги все равно скользили по алой жидкости. Карлик еще принес угля. Вещество впитывало кровь и становилось "кровавым углем". Теперь ноги не скользили. Трупы, завернув в мешки и завязав, убрали из комнаты. Принесли охапку розовых роз. Аромат свежесрезанных цветов должен был перебить запах пролитой крови.
Батори
распорядилась:"Фичко, выкиньте Гелену в реку, а ту закопайте в саду. Возьми Дорко или Илону".
Слуги сделали все, как требовала госпожа. Прибрались, отнесли остатки пищи, спрятали трупы. Правда, та девушка, которую сбросили в воду, попала в сеть к рыбакам. Тем самым Миклошу и Йозефу. Они — очевидцы ужасных ран и увечий утопленницы — рассказали своим женам и соседям. А те — другим односельчанам. И тогда народ снова заговорил о проделках Кровавой графини. Молва о Волчице покатилась по всей Трансильвании. Но Элизабет это обстоятельство ничуть не волновало: она знала, что в очередной раз выйдет сухой из воды. Она как всегда надеялась на свое могущество и богатство. И негласную неприкосновенность.
Однажды Элизабет поехала на карете, чтобы осмотреть свои ближайшие владения. Собой она взяла Дурвулию и молоденькую и симпатичную служанку Иду. Ее привезла одна старуха из какого-то села. Сказала что девушка круглая сирота, нет у нее ни отца, ни матери, ни дяди, ни тети, даже каких-нибудь близких родственников. И что девушка трудолюбива и чистоплотна. Батори такие служанки как раз и нужны были. Если что-то случиться с ними то никто искать их наверняка не будет. Сгинули, так сгинули.
Стоял теплый сентябрь.
Позолоченная роскошная карета, запряженная цугом из четверки белых лошадей, неторопливо катилась по извилистой и пыльной дороге. Ее время от времени покачивало и трясло на ухабах. На карете красовался герб Батори: изогнувшийся волк и три волчьих зуба. Постукивали колеса, цокали копыта. Фичко в золотистой ливрее сидел на козлах рядом с кучером и пел какую-то смешную песню.
Графиня, опершись на атласную подушку, задумчиво глядела в окно. Мимо проплывали поля, леса, озера… В не зашторенное окно влетал освежающий и прохладный ветерок…
Батори зевнула… Скучно ей, ох, как скучно. Чем бы ей заняться? И как бы ей развлечься? Избить кого-нибудь, наказать. Она невольно взглянула на молоденькую служанку. Ида, перехватив взгляд графини, угодливо и добродушно улыбнулась в ответ. Как ей, сиротинушке, несказанно повезло: попала в такой знатный дом и к такой знатной хозяйке. И работа есть, и кров над головой и всегда сыта и накормлена Ида. И госпожа не сильно придирается, так слегка пожурит и все. Чего больше желать? Чахтицкий замок — рай для деревенской девчушки. Правда вчера хозяйка разозлилась на нее и чуть не ударила по щеке, но сдержалась. Хотела наказать за пыль на столике, будто она, Ида, не протирала его. Хотя она протирала, она это точно знает. Да и бог с ней, на то она и хозяйка чтобы гневаться на нерадивых слуг.
Ида снова улыбнулась.
Батори разозлила эта деревенская искренность: что она как дурочка скалиться? А ну задам ей трепку, пусть знает как грозна госпожа в гневе. Вчера Элизабет едва не влепила служанке пощечину, но сдержалась, а сегодня эта замарашка получить сполна. За два дня. А то и на всю жизнь.
"Отчего ты так весела, Ида?" — спросила графиня у служанки, причем голосом не предвещавшим ничего хорошего.
Та, не обратив внимания на особый тон Батори, ответила, что радуется тому, что у нее такая хорошая и добрая госпожа и что ей нравиться жить и прислуживать в таком уважаемом доме.
"Добрая?" — нехорошо улыбнулась Батори. — "Сейчас ты оценишь мою доброту, наивная душа."
Раз! И графиня ударила служанку по щеке! Потом по другой. Удары посыпались на бедную девушку со всех сторон. Она пыталась увернуться, но не получалась. Батори вцепилась девушке в волосы и стала колотить еще пуще. Бедняжка Ида не знала, за что она так прогневала хозяйку и за что ее бьют. Девушка стала кричать что ей больно и принялась плакать. Батори размахнулась со всей силы и ударила по девичьему носу. Брызги из разбитого носа попали ей на щеку и губы. Элизабет облизнулась как волчица. Какая сладкая кровь! Батори вошла в раж, она почувствовала вкус крови, и принялась бить Иду еще сильнее. Вот теперь ей не скучно, вот теперь пошла забава!