Женщины-маньяки

"Накупи-ка, голубчик, в главной конторе артиллерии и фортификации пять фунтов пороху да засим перемешай с серой и заверни в пеньку. И сей заряд подоткни под застреху Пелагее (застреха — нижний, нависающий край крыши у избы)! Чтоб оный ее жених, капитан Тютчев, и сия сучка Панютина в оном доме сгорели заживо. Да смотри не осрамись, мерзавец! Шкуру спущу, ежели что не так! Ступай, дубина, что стоишь?! Не взорвешь — самого взорву этой бомбою!"

Конюх испугался.

Хотя XVIII век являлся веком жестоким и грубым, сознание людей, тем более простых, не воспринимало такие масштабные террористические акты в центре самой Москвы. Если кого-то ножичком прикончить, дубиной зашибить или намять бока — это нормально. И вполне понятно. А вот так взять и взорвать особняк в центре Белокаменной — нет уж увольте! Пусть бьют батогами, пусть режут на куски, пусть в Сибирь ссылают, а на такое злодейство он, раб божий Роман Иванов, крепостной конюх и грешная душа никак не пойдет!

Нет и все! И точка!

Роман бросился в ноги к барыне и стал неистово умолять и причитать: мол, не может он быть душегубом, пусть она избавит его от такой повинности. Ведь сие грех, страшный грех! Салтычиха разъярилась и приказала выпороть конюха. Пообещала даже убить. Но поняв, что ее угрозы и наказания не действуют на обезумевшего от страха крестьянина и тот явно ни за какие сокровища мира не станет подкладывать бомбу Панютиной, она сменила тактику.

Она вызвала другого конюха — Сергея Леонтьева. Указала на Иванова и сказала чтобы они купили порох и селитру, изготовили бомбу и вместе отправились к дому Пелагеи. Мысль ясна: вдвоем не страшно идти на такое неслыханное дело.

Как не хотелось слугам быть душегубами, но им пришлось подчиниться. Они сделали, как им приказала хозяйка. Леонтьев купил порох, друзья по несчастью сделали самодельную бомбу. Но в последний момент горе-киллеры отказались от задуманного плана. Испугались. И не пошли взрывать особняк на Земляном Валу. За это ослушание Салтычиха приказала нещадно их бить батогами.

Итак, план покушения на неверного любовника закончился крахом, но настырная Салтыкова не унималась. Узнав, что молодожены собираются отбыть в Брянский уезд по большой Калужской дороге (а она проходила мимо ее усадьбы), коварная помещица решила устроить им засаду. Приказала своим людям вооружиться и ждать офицера с девицей. А когда те поедут то напасть на них и затем убить, а смерть их списать на простой разбой.

Кто-то за вознаграждение или по чистой совести рассказал об этой затее Тютчеву. Тот не на шутку испугался и обратился к властям за помощью. И вскоре четыре экипажа саней с охраной и с молодоженами проследовали мимо села Троицкое. Покушение снова не состоялось. Салтыкова рвала и метала от злости.

После этой любовной трагедии что-то произошло с психикой Дарьи Николаевны. Салтыкова стала еще более жестокой и изощренной в пытках. Если она раньше только издевалась над жертвами и мучила, то теперь она начала их просто убивать. Особенно она любила умерщвлять красивых девушек со светло-русыми волосами. Не мудрено ведь ее счастливая соперница Пелагея была красавицей и имела светло-русые волосы.

…Как-то Салтыкова зашла в гостиную отдохнуть. Была зима. Декабрь. Завтра поутру она вместе со своей челядью, скарбом и продовольствием по традиции отбывала многочисленным обозом на зиму в особняк на Сретенке. Близилось Рождество, Новый год. Ее люди чинили, готовили сани и возки, чтобы загрузить мясом, птицей, маслом, сметаной, соленьями, вареньем. Грузили вещи.

Была рабочая суета, шли последние приготовления к отъезду.

Салтыковой было скучно. Она села на диван, достала альбом и начала его листать. Стихи, шутливые эпиграммы, басни, пожелания, поздравления… Вот это писал гусарский поручик, вот это статский советник, а это какой-то пиит. Дарья Николаевна перевернула очередной лист — и вздрогнула! Она узнала этот размашистый почерк. Стих от некогда любимого Николая Тютчева. И подпись: "Посвящается обожаемой и несравненной Дарье Николаевне".

Салтыкова помрачнела: душевные былые раны вновь напомнили о себе. Дурная кровь моментально ударила в голову. Она, взглянув на пол в гостиной, закричала: "Что это за грязь?! Кто убирал?! Варвара?! А ну позовите мерзавку, пущай пожалует ко мне на беседу!"

Дворецкий привел миловидную светловолосую девушку с голубыми глазами. Варвара тряслась от страха. Знала не понаслышке о зверствах барыни. Как-то помещица за плохо выглаженное платье стукнула ее палкой по голове, да так что искры из глаз посыпались. После этого девушку долгое время тошнило, и у нее кружилась голова. Один раз барыня оттаскала Варвару за волосы. Вырвала даже клок. Очень больно было.

"Что изволите госпожа?" — смиренно поникла головой служанка.

Дарья Николаевна гневно взглянула на девушку. Салтычиху раздражала ее красота и светлые волосы. Чем-то она напоминала ей счастливую соперницу Пелагею Панютину. И тут же предстал образ изменщика Тютчева. Тут Салтыкова не сдержалась. Она схватила со столика увесистый канделябр и ударила им по голове служанке. Варвара упала, обливаясь кровью. Даже потеряла сознание.

Дворецкий бросился к неподвижной горничной.

"Жива?" — поинтересовалась Салтычиха.

Дворецкий кивнул.

"Слава Богу… А ну-ка, голубчик, изволь позвать конюхов, да оденьте меня потеплее".

Кажется, Дарья Николаевна придумала способ наказания горничной. И он будет ужасен. Пусть все содрогнуться от страха. Пусть слуги бояться ее еще сильнее!

"Эй, конюхи, часом сия мерзавка придет в себя так в оном платье без полушубка и гоните ее до самого пруда. Там развлечемся" — распорядилась барыня. — "Да не смейте меня осушаться, не надь девку непутевую жалеть: сама повинна!"

Конюхи послушно закивали головами: мол, исполним, барыня, все как велено.

Помещицу одели в соболью шубу, надели соболью шапку. Подвязали теплым цветастым платком. Дворецкий, повар и кучер прихватили мягкое кресло и большущий ковер. Вся процессия остановилась у пруда. Расстелили ковер, поставили на него кресло. Барыня уселась в него, готовясь наслаждаться кровавыми пытками.

Когда девушка пришла в себя конюхи Алексей Савельев и Роман Иванов вывели ее на улицу. В одном платье и в башмаках. Голова неприкрыта. Ни шали, ни платка. Так приказала Салтычиха. Варвара сразу почувствовала холод. Легкий морозец закусал уши и щеки. Кровь из рассеченной брови капала на платье и снег. За девушкой потянулся дорожка из алых пятен. Девушка горько заплакала. Чистые невинные слезы катились по прохладным щекам и падали, падали в снег, со временем превращались в хрустальные ледышки.

И вот ее привели к пруду. Декабрь выдался в этом году лютым, и оно полностью замерзло. Голые деревья, скованные убийственным холодом, скрючились над покрытым льдом водоемом. Они мечтали уже о весеннем тепле и солнце.

Дарья Салтыкова грозно восседала на кресле. Варвара кинулась ей в ноги и стала умолять:

"Пощадите, госпожа! Я сгожусь вам, я все помою, все почищу — ни одной пылинки не отыщите! Клянусь богом!.."

Но жестокая Салтычиха и не думала прощать горничную. Представление только начиналось. Она зло ухмыльнулась и повелительно взмахнула рукой.

"А ну, молодцы, раздеть ее немедленно!"

Конюхи рьяно кинулись к девушке, схватили за руки. С горничной, несмотря на ее отчаянное сопротивление, сорвали верхнее платье, а затем и сорочку. Варвара предстала в обнаженном виде. Нагота ее была поистине прекрасна: тонкая талия, красивые широкие бедра, восхитительная грудь. Но эта красота еще больше приводила в ярость Салтычиху. И заводила. Как это?! Кто-то лучше и красивее ее?! Нет, тому не бывать! Так не должно быть! Она — Дарья Николаевна Салтыкова — самая распрекрасная женщина на этом свете! И кроме ее никто! Никто! А эту девичью красоту она незамедлительно уничтожит! И самым жесточайшим способом! Негоже служанке быть привлекательнее госпожи! Негоже!