Женщины-террористки России. Бескорыстные убийцы
Шрифт:
Дверь открылась и захлопнулась за нами — мы были на свободе.
Случилось все это в ночь под 1 июля 1909 года, двадцать лет тому назад.
P.S. Рассказ о дальнейших наших приключениях мог бы составить толстую интересную книгу.
10 человек и Тарасова попали за границу, трое — Иванова, Шишкарева и Карташева — были арестованы в первые два дня; их освободила февральская революция. Арестованы также и судились с ними наши благородные помощники с воли. [239]
239
Приведу далее выдержки из воспоминаний И. Морчадзе (С. Коридзе) о том, что ждало беглянок за пределами тюрьмы, а также розыскной список Московского охранного отделения:
И вот начинается лихорадочная, прямо головокружительная работа по организации побега.
Спешно шьются платья и днем и ночью семьею Владимира Маяковского и через Тарасову направляются, частями на теле, в тюрьму; пересылаются деньги, адреса квартир и прочее, необходимое для побега, а в самый последний день — тюремные ключи, изготовленные нашим товарищем слесарем по восковому слепку, снятым Тарасовой.
По плану побега бежавших каторжанок должны были поджидать провожатые, на обязанности которых лежало доставить беглянок на заранее приготовленные квартиры. Это делалось оттого, что не все каторжанки знали Москву и могли запутаться и не найти квартиру, во-первых, а во-вторых, это отняло бы много времени, а нужно было дорожить каждой минутой, так как предвидели погоню.
Провожатые стояли и дожидались беглянок у Новинского бульвара и у Горбатого моста, так как беглянки должны были выйти из тюрьмы двумя группами, из которых одна должна была идти к Новинскому бульвару, а другая к Горбатому мосту. Был условлен пароль, по которому провожатые должны были узнать беглянок. В день побега, 30-го июня, мы, все участники побега, в количестве 7 человек, а именно — я, Влад. и Вас. Калашниковы, Роза Ландсберг, Яковлев,
Подойдя к Новинской тюрьме, мы расставили провожатых по своим местам, а я и Вас. Калашников зашли в церковную ограду напротив Новинской тюрьмы, спрятались за густыми кустами акации и дали сигнал каторжанкам, чтобы они начали действовать. Сигнал был дан Вас. Калашниковым кошачьим мяуканьем, что он в совершенстве делал. В ответ на эту сигнализацию мы получили сигнал и от каторжанок, что они слышали наш сигнал и начинают действовать. Их ответный сигнал состоял в том, что они три раза припустили горевшую в их камере лампу. После этого, затаив дыхание, мы впились глазами в двери тюремной конторы, откуда должны были выйти беглянки, и в окно конторы, откуда мы ждали второго сигнала — свободен ли путь, можно ли выходить. Не прошло и 15 минут, как блеснул огонек в окне конторы, и беглянки извещали нас, что все прошло благополучно, и можно выходить на улицу, но оказалось, что на улицу выходить еще нельзя, и мы дали соответствующий сигнал электрическим фонарем, что выходить нельзя и чтобы ждали нашего сигнала, когда путь будет свободен.
Дело в том, что на этой улице около самой тюрьмы всегда дежурил городовой, но он не всегда стоял на одном месте, а менял как-то стоянку. Наше двухнедельное наблюдение за этим городовым дало нам следующие результаты: 5 раз в неделю городовой сей стоял так, что ему не видно было дверей тюремной конторы, откуда должны были выйти беглянки, а 2 раза в иеделю стоял так, что ему видно было все, и не представлялось возможности выходить из тюремной конторы незамеченным. Как раз случилось так, что городовому в эту ночь было видно все, и поэтому нужно было сначала его устранить, а потом дать сигнал беглянкам, чтобы они выходили. Такой случай у нас был предвиден и потому, дав сигнал беглянкам о том, чтобы они ждали, я остался в ограде церкви, а Вас. Калашников с полубутылкой s руках торопливо направился к городовому, предварительно рассыпав золотые и серебрянные монеты с таким расчетом, что, собирая их, можно было отвлечь городового так, чтобы ему не было видно выхода беглянок. Притаив дыхание, я смотрел из церковной отрады на городового и разыгравшего пьяного Вас. Калашникова, который с полубутылкой в руках просил городового помочь ему собрать рассыпанные деньги и обещал, что половину всех денег отдаст ему, городовому.
Городовой с жадностью бросился собирать деньги и совать их в карманы. а в это время, когда я убедился, что городовой отвлечен от конторы и что ему теперь ничего не видно, я дал беглянкам сигнал, чтобы они выходили, и, действительно, через мгновение первая группа беглянок, а минуты две спустя и вторая группа. Когда они прошли к Новинскому бульвару и были уже вне опасности, городовой все еще продолжал собирать деньги. Я вышел из церковной ограды и торопливо пошел догонять беглянок. Вас. Калашников тоже быстро нас догнал. Провожатые, ожидавшие беглянок у Новинского бульвара, растерялись, л пришлось их каждого останавливать и вновь напомикнать о том, что онн должны сделать. В результате такой путаницы, распределив среди провожатых беглянок, я очутился с последней группой в 4 чел. (я должен был взять 2-х), которых я и забрал с собой. В этой группе были Зинаида Клапина, Нина Морозова, Иткинд и Корсунская, с которыми я и направился по Б. Садовой ул. нанять изозчиков и поехать к Рогожской заставе, а через Рогожскую заставу — к дачной местности Чухлинка. Была ужасно темная ночь, и шел дождь, так что погода эта нам была на руку, так как представлялось поехать в закрытых пролетках без всякого подозрения. Но дойдя пешком с беглянками до угла Б. Бронной ул., мы не могли достать нигде извозчиков, чтобы не идти вместе с беглянками к Триумфально-Садовой ул., что было небезопасно, я завел их во двор храма св. Ермолая на Садовой ул., а сам отправился на поиски извозчиков. Когда я, наконец, достал двух извозчиков и подъехал к тому месту, я увидел картину, не понравившуюся мне: с беглянками разговаривал городовой; но по веселости и смеху поняв, что это случайное явление и нет никакой опасности, я быстро направляюсь к ним, беру их под руку, сажаю на извозчиков и едем к Рогожской заставе. Оказалось (как мне передали беглянки), что городовой принял их за проституток. Доехав до Рогожской заставы, мы слезли и дальше через поля направились к Чухлинке. Но здесь опять произошла с нами маленькая неприятность. У меня не было мелочи, не хватало копеек 60, а беглянки забыли пересланные им деньги в камере тюрьмы. Дать же извозчикам, вместо 60 к., 10 р., обратило бы внимание и вызвало бы подозрение, а потому я ссадил с извозчиков беглянок, объяснил им как нужно идти, а сам, поскандалив с извозчиками, что не я виноват в том, что у них нет сдачи, ушел самым бессовестным образом, так и не доплатив 60 коп. Скоро я нагнал женщин, и уже было совсем светло, когда мы очутились у названной дачи (на этой даче проживала вместе с мужем Вера Александровна Демме, сестра известного с.-р. Новотворжского). Хозяева встретили нас приветливо; появился, несмотря на такой ранний час, самовар, вино, сладости и т. д… Стали обсуждать вопрос о дальнейшей судьбе беглянок, о том, что их надо вечером перевести на другую квартиру, и т. д… Некоторые девицы, сильно уставшие и от волнения и от пути пешком, заснули. Не спал я один и рано утром, около 7 часов, я уехал в Москву устраивать оставшихся там беглянок. Не помогли уговоры беглянок и хозяев не ехать в Москву, так как меня наверняка арестуют. Особенно настаивала на этом Нина Морозова, которая предлагала вместе с ними бежать за границу. Я сам сознавал и понимал всю опасность поездки в Москву, но другого выхода не было. Я волновался за судьбу других беглянок, боясь, что другие не сумеют их скрыть и устроить; особенно в этом меня убеждала та путаница и волнение, которые проявили провожатые во время самого побега.
Поэтому, попрощавшись с беглянками и поручив их дальнейшую судьбу хозяевам дачи, я отправился в Москву связаться через нашу центральную конспиративную квартиру — Кузнецкий мост, зубной врач Гефтер — и руководить дальнейшей работой по укрыванию бежавших. По приезде в Москву сразу бросилось в глаза необычайное явление: городовые стояли с винтовками на постах, и среди полицейских царила большая суматоха и волнение. Я сразу же заметил, что за мной следят два агента, и, чтобы отделаться от них, на полном ходу вскочил в трамвай и поехал к центру. Слез на Театральной площади и пошел к Кузнецкому мосту, но в виду того, что Кузнецкий мост кишел полицейскими и агентами, я на нашу конспиративную квартиру не зашел. Вообще я сразу понял, в какое положение попал; выяснилось, что помогать далее беглянкам я не могу и только повредил бы им, если бы стремился с ними связаться. Никакие приемы и ухищрения не помогли мне отделаться от шпиков. До 2-х часов дня я бродил по Москве и хотел уже обратно ехать в Чухлинку, но побоялся привести за собой шпика и провалить беглянок. Поэтому я принял решение пойти на свою квартиру и сесть. Уничтожив предварительно компрометирующие записки, я явился к себе (по 1-й Мещанской ул., д. № 9, кв. № 9). Квартира была полна полицейскими охранниками всех чинов и рангов, во главе с полицмейстером Золотаревым. Со всех сторон раздались обрадованные крики: «Пожалуйте, мы вас ждем!». Четверо агентов охранного отделения набросились на меня и начали обыскивать. У меня же в засаде попал, между прочим, и известный поэт Владимир Маяковский. Во время составления протокола, когда Влад. Маяковскому пристав задал вопрос, кто он такой и почему пришел сюда, Маяковский ответил ему каламбуром:
— Я, Владимир Маяковский, пришел сюда по рисовальной части, отчего я, пристав Мещанской части, нахожу, что Владимир Маяковский виноват отчасти, а посему надо разорвать его на части.
Общий хохот…
Почти в тот же день были арестованы все участники побега с воли. Для поимки же беглянок была поставлена на ноги не только Московская, но вся полицейско-жандармская Россия; за поимку каждой беглянки была обещана награда в 5000 руб. Охранка и полиция совсем потеряли голову. Характерным явлением служит то обстоятельство, что одна из бежавших каторжанок, Е. Матье, в ту же ночь попала в охранку вместе со своим спутником рабочим, но ее не узнали, и она была выпущена вместе с другими арестованными «девчонками», по выражению жандармского ротмистра. Оставшись одна, наконец, она долго бродила по улицам Москвы никем неузнаваемая и, наконец, отправилась к одной буржуазной даме, которую она когда-то учила русскому языку, и во всем ей призналась и просила приютить ее. Дама эта проживала в Петровском парке, в своем особняке. Она любезно ее приняла, но когда вечером пришел муж этой дамы и узнал об
этом, он пришел в ужас и решительно потребовал, чтобы она покинула их квартиру. Дают ей 10 рублей и выпроваживают из квартиры прямо на улицу; но здесь совершенно неожиданно пришла на помощь горничная, которая повела ее тайно от хозяев на чердак. Часа через два после этого весь двор был окружен полицией и жандармами. Обшарили и чердак, где находилась беглянка за какой-то трубой. 2–3 раза были так близко от нее, что чуть-чуть не коснулись ее платья. Наконец, полицейские и жандармы с сыщиками уходят. Через 10 минут после этого на чердак пробирается с большой бельевой корзиной горничная, которая переносит беглянку в корзине с бельем в сарай. Днем она вылезает из сарая, связывается со знакомыми и через них переправляется за границу через Кавказ.Беглянка Климова попадает к одному инженеру, который на автомобиле перевозит ее к себе на дачу под Москвой, а через некоторое время отправляет ее в качестве своей жены сибирским экспрессом в Сибирь, а оттуда за границу через Китай.
С беглянками Морозовой, Клапиной, Иткинд и Корсунской, которых я устроил в Чухлинке, я условился, что приеду туда не позднее 3-х часов дня, если не сяду. В виду того, что я не возвратился, беглянки, чтобы скрыть следы, в тот же вечер были переведены в лес, и там они ночевали, окруженные вооруженными товарищами. На второй день они были по одиночке отправлены в деревню, где они скрывались некоторое время, а затем, когда более или менее все улеглось, были отправлены за границу через Кавказ.
Несмотря на крупную награду за поимку беглянок, несмотря на то, что вся полиция и жандармерия были поставлены на ноги, большинство беглянок вместе с бежавшей с ними надзирательницей Тарасовой не были разысканы. Из всех бежавших каторжанок были арестованы трое — Иванова, Шишкарева и Карташева, при след. обстоятельствах. Веглянок Иванову и Шишкареву провожал студент сельскохозяйственного института Яковлев, который приводит их на свою квартиру, но об этом узнает квартирная хозяйка и выгоняет их оттуда. Тогда Яковлев уводит их на другую квартиру, но для конспирации предлагает идти сзади него. Но так как он уходит очень быстро, беглянки теряют его из виду и остаются одни на улице, предоставленные своей судьбе. Во время этих скитаний они были арестованы совершенно случайно около одной фабрики городовым, и когда этого городового пристав спросил в участке, почему он их арестовал, городовой ответил:
— Так что, ваше благородие, агитаторы подозрительные, около фабрики все шныряли.
Как оказалось, на этой фабрике в то время шла забастовка, и этот городовой был поставлен, чтобы следить за подозрительными элементами.
Третья беглянка была арестована в трамвае при переезде на другую квартиру, так как агенты охранки опознали ее.
Все же остальные, вместе с надзирательницей Тарасовой, были, как сказано, переотправлены за границу.
Дожили до настоящего времени 8 человек: Гервасий, Иванова, Иткинд, Клапина, Корсунская, Матье, Никитина и Тарасова.
И. Морчадзе (С. Коридзе). Организация побега 13 политических каторжанок// Каторга и ссылка. 1929. № 7. С. 94–99, 104–105.
УКАЗАТЕЛЬ
ТЕРРОРИСТИЧЕСКИХ АКТОВ, СОВЕРШЕННЫХ ЖЕНЩИНАМИ — УЧАСТНИЦАМИ ЭСЕРОВСКИХ БОЕВЫХ
1903, 27 мая — Ф. М. Фрумкина, будучи арестована в Киеве по делу о постановке типографии, во время допроса пыталась ножом перерезать горло начальнику Киевского жандармского управления генералу В. Д. Новицкому, но лишь оцарапала ему шею. Была приговорена к 11,5 годам каторги. В 1906 г. вышла на поселение; бежала. 28 февраля 1907 г. арестована в Москве в Большом театре с револьвером в руках по обвинению в покушении на московского градоначальника А. А. Рейнбота. Находясь в Бутырской тюрьме, стреляла в начальника тюрьмы Багрецова и ранила его в руку. Казнена 1 июля 1907 г.
Фрумкина Фрума Мордуховна (1873–1907) — из мещан; акушерка, член ПСР.
1905, 29 октября — Л. П. Езерская (боевая дружина) ранила Могилевского губернатора Н. М. Клингенберга. Осуждена на 13,5 лет каторги.
Езерская (урожд. Казанович) Лидия Павловна (1866–1915) — дворянка; зубной врач, имела свой зубоврачебный кабинет в Петербурге (с 1900 г.), затем в Москве (с 1904 г.); кабинет служил местом явок для революционеров. В 1904 г. арестована по делу группы, готовившей покушение на В. К. Плеве. Приговорена к 1 году 3 месяцам тюрьмы, амнистирована по Манифесту 17 октября. Свой «срок» за покушение на Клингенберга до конца не отбыла, но вышла на поселение уже «в последнем градусе» чахотки.
1905, 22 ноября — А. А. Биценко (летучий боевой отряд) застрелила генерал-адъютанта В. В. Сахарова, усмирявшего аграрные беспорядки в Саратовской губернии. Приговорена к смертной казни, замененной вечной каторгой.
Биценко (урожд. Камеристая) Анастасия Алексеевна (1875–1938) — из крестьян; учительница, в 1902–1903 член комитета ПСР в Смоленске, в 1903–1904 — в Петербурге, в 1905 — в Москве. В 1917 г., после раскола ПСР — член ЦК партии левых социалистов-революционеров (Ш1СР). Депутат ВЦИК, в 1918 г. — товарищ председателя Совнаркома Москвы и Моск. области; к выступлению своих товарищей по партии против политики большевиков 6 июля отнеслась отрицательно. В ноябре 1918 г. вступила в РКПб). Работала в кооперации, на сов. и парт, работе. В феврале 1938 г. арестована и 16 июня того же года расстреляна по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР.
1906, 1 января — М. М. Школьник (летучий боевой отряд) вместе с А. Шпайзманом покушалась на Черниговского губернатора А. А. Хвостова. Хвостов был ранен; террористы приговорены к смертной казни. Шпайзман казнен, Школьник смертная казнь заменена 20 годами каторги. Школьник Мария Марковна (1882–1955) — из семьи колонистов-земледельцев; работница, член Бунда, затем примкнула к ПСР, вошла в БО, участвовала в подготовке покушения на киевского генерал-губернатора Н. В. Клейгельса. В 1911 г. эмигрировала в США, в 1918 вернулась в Россию. В 1927 г. вступила в ВКП(б), с 1947 г. — персональный пенсионер.
1906, 14 января — А. А. Измаилович (летучий боевой отряд) стреляла в минского полицмейстера Д. Д. Норова. Промахнулась. Приговорена к смертной казни, замененной 20 годами каторги. Измаилович Александра Адольфовна (1878–1941) — дворянка, дочь генерала; в ПСР с 1901 г., член Летучего боевого отряда Северо-Западной области. В 1917 г., после раскола ПСР — член ЦК ПЛСР. Активно участвовала в Октябрьской революции. С декабря 1917 г. — член Президиума ВЦИК. Критиковала политику большевиков; в левоэсеровском выступлении 6 июля 1918 г. не участвовала, но была арестована; вскоре освобождена. С 1919 г. неоднократно подвергалась арестам и ссылкам. В 1937 г. приговорена к 10 годам лишения свободы по обвинению в принадлежности к террористической организации; отбывала заключение в Орловском централе; при подходе германских войск к Орлу в сентябре 1941 г. расстреляна вместе с другими политзаключенными по приговору Воен. коллегии Верх, суда СССР.
1906, 16 января — М. А. Спиридонова (боевая дружина), по решению тамбовского комитета партии эсеров смертельно ранила губернского советника Г. Н. Луженовского. Приговорена к смертной казни, замененной 20 годами каторги. Спиридонова Мария Александровна (1884–1941) — из дворян; до теракта работала конторщицей. В 1917 г. — лидер ПЛСР, почетный председатель ее учредительного съезда. Баллотировалась от левых эсеров и большевиков на пост председателя Учредительного собрания; одобрила его роспуск. От поддержки политики большевиков перешла с весны 1918 г. к ее критике. Играла ведущую роль в антибольшевистском выступлении 6 июля 1918 г. С 1918 г. неоднократно подвергалась арестам и ссылкам. В 1937 арестована, в янв. 1938 приговорена к 25 годам тюремного заключения. Отбывала заключение в Орловском централе. В сентябре 1941 г., при подходе германских войск к Орлу, расстреляна вместе с другими политзаключенными, в числе которых был муж Спиридоновой И. А. Майоров по приговору Воен. коллегии Верх. суда СССР.
1906, 27 января — Е. А. Измаилович (летучий боевой отряд) ранила командующего Черноморским флотом адмирала Г. П. Чухнина. Расстреляна на месте без суда по приказу адмирала; по другим данным — по приказу его жены. Измаилович Екатерина Адольфовна (7–1906) — дворянка, дочь генерала, младшая сестра А. А. Измаилович.
1906, 12 марта — в Казани член летучего боевого отряда Поволожской области, известная под кличкой «Катя», бросила бомбу в жандармское управление; скрылась; позднее погибла при пробе бомбы в Симбирске. Настоящее имя неизвестно.
1906, 12 августа — З. В. Коноплянникова застрелила в Новом Петергофе командира Семеновского полка, подавившего Московское восстание, генерала Г. А. Мина. Повешена 29 августа того же года по приговору военно-окружного суда. Коноплянникова Зинаида Васильевна (1879–1906) — дочь солдата; сельская учительница, член ЛБО СО ПСР.
1907, 15 октября — Е. П. Рогозинникова застрелила начальника Главного тюремного управления А. М. Максимовского. На теле Рогозинниковой под одеждой был прикреплен динамит, который она должна была взорвать в том случае, если бы ее доставили в Охранное отделение. Повешена 18 октября по приговору военно-окружного суда. Рогоэинникова Евстолия Павловна (1886–1907) — слушательница С.-Петербургской консерватории по классу фортепиано, входила в состав ЛБО СО ПСР.
1907, 21 ноября — А. А. Севастьянова (летучий боевой отряд) бросила бомбу в московского генерал-губернатора и командующего Московским военным округом генерала С. К. Гершельмана. Покушение закончилось неудачей. Повешена 7 декабря по приговору военного суда. Севастьянова Александра Александровна (1873–1907) — дочь крестьянина; фельдшерица; в 1901 г. сослана за участие в издании газеты «Революционная Россия»; бежала с поселения. Входила в БО и Центральный боевой отряд.
1908, 23 апреля — М. Федорова (летучий боевой отряд) совершила неудачное покушение на Воронежского губернатора Вибикова. Несмотря на то, что Бибиков остался невредим, казнена по приговору военного суда 14 июня того же года. Федорова Мария — сельская учительница, член ПСР.