Женская магия или Вызов для попаданки

Лиза попыталась «подключиться» к тонкому телу девочки и построила «изображение» ауры Энне-лин. Еще в первые дни Елизаветы в новом мире так делал доктор Стенеер. Получилось неплохо, хотя не так чисто, как у врача. Теперь можно было начинать работу.

А вот и проклятие. Черный спрут занимает левую половину тела. Еще немного – и доберется до сердца. Без артефактов Энне-лин не протянет и пару часов.

Сначала Лиза почувствовала, что будто бы рвет себя на части и пытается «накормить» собой ауру ребенка. Рисунок меридиан исказился. Елизавета ослабила давление. Как жаль, что в программе пансиона были только базовые курсы целительства! Теперь Лиза понимала Инару. Без точных знаний – никуда.

В голове что-то всплыло: есть основные меридианы, а есть периферические. Елизавета пытается действовать через свое личное поле. Это неправильно. Так она действительно разорвет тонкое тело. Этого в учебном курсе не было, но Лиза с необыкновенной ясностью понимала, о чем идет речь.

Элизабет. Это была часть ее глубинной памяти. Господин Эреер, ее отец, изучал редкие свойства магии по альвийским учебникам. Он рассказывал о них дочери. Элизабет все запомнила.

Стараясь не оборвать тонкую нить воспоминаний, Лиза начала перестраивать потоки. Аура Энне-лин откликнулась, слабо, но вполне ощутимо.

— Будем считать, что это промывка, что-то вроде гемодиализа, — пробормотала Лиза. — А вот давление стоит усилить.

Стараясь не повредить нежное тонкое тело ребенка, ощущая каждый меридиан малышки как свой, Лиза наполнила ауру девочки до предела. Дальше наращивать давление было опасно. Да и Лиза понимала, что и у её резерва есть предел.

Она прекратила подкачку, только когда убедилась, что в тонком теле Энне-лин идет очистка меридианов. Метод действовал.

Лиза встряхнулась, отгоняя слабость, поймав себя на том, что ошарашенно моргает и трет глаза.

Этого просто не могло быть! Проклятие полностью ушло. Все меридианы сияли чистым голубоватым светом. Исчезли темные жилки с рук девочки, и сама Энне-лин начала просыпаться.

— Но как? — тихо спросила Лиза, устало привалившись к дивану. — Не может быть, чтобы этот способ ни разу не применяли. Лерроу – василиск. Он должен был знать…

И, скорее всего, он знал, просто ему не попадались маги, у которых аура была двойной. Теперь Лиза понимала, почему владеет редким даром, не подчиняется заклятьям повиновения и невосприимчива даже к змеиным чарам. Она принесла в этот мир свое тонкое тело, которое слилось с магией Лиззи Эреер. Доктор Стенеер был прав.

— Ты не «кукла», — еле слышно произнесла Энне-лин. — Ты притворяешься. Я сразу поняла. У меня есть дар – я вижу мороки и проклятия… у всех, кроме себя. Я всегда видела на «куклах» папино заклятье. А на тебе не увидела. Как тебя зовут?

Елизавета вздохнула. Девочка видела ее без капюшона и догадалась, что помощница не в трансе. Затея с переодеванием внезапно провалилась.

— Элизабет. Лиззи.

— Ты красивая. И добрая. Зачем ты здесь?

— Чтобы помочь твоему папе и спрятаться от плохих людей.

Малышка серьезно кивнула:

— Тут хорошо прятаться. Папино заклятие всех защищает.

— Ты меня выдашь?

— Хм… Это зависит от…

— Чего?

— Сумеем ли мы договориться, — с хитрой улыбкой ответила Энне-лин.

— Чего ты хочешь? — осторожно спросила Лиза.

— Помоги мне помешать мисти Лоэй женить на себе папу.

У Лизы нехорошо затрепетало сердце. Она с первой встречи подозревала некоторое устремление няни в сторону мейста Лерроу, однако слова девочки больно ее шокировали.

— Она ведь альвийка, — пожаловалась Энне-лин, — и ужасная проныра. Родители ее… я не помню, как это называется, но им пришлось уехать из столицы, и они стали бедными. Это только кажется, что мисти Лоэй богатая. Ее папа работает в порту, а мама печет пирожки…

— Их сослали, — машинально предположила Елизавета. — Наверное, когда альвы впали в немилость.

— Да. А моего папу тоже сослали, но он пока богатый. И красивый. Мисти Лоэй меня не любит. Она женится на папе, а меня тоже… сослут.

— Правильно говорить «сошлют». Постой, ты только что утверждала, что мисти Лоэй – само совершенство, еще и набожная.

— Я?! — девочка вытаращила глазенки. — Я утверждала?! Вы что-то спутали, мистресс Дива, я не могла такого сказать. Гувернантка – лгунья и подлиза! А еще она меня заперла! Я не говорила, что она совершенство!

— Или на тебе был морок, — Лиза нахмурилась. — Я читала, что альвы были лучшими в создании… хм… благоприятного впечатления. Как ты себя чувствуешь сейчас?

— Немного ноги дрожат, — призналась Энне-лин. — И чуть-чуть тошнит. Ой, не чуть-чуть!

Девочка прижала руку ко рту и юркнула в комнату за ширмой. Вернулась она немного бледная и даже зеленоватая, но жестом показала: все отлично, ей легче.

— Это нормально, — сказала Лиза. — Последствия черной… не важно.

Не стоит говорить пока о полном выздоровлении. Лучше вообще помалкивать. Все так осложнилось!

— А ты не думала, что твоему папе может нравиться мисти Лоэй?

— Не-е-ет! — девочка убежденно помотала головой. — Он любит другую. Другую девушку. Она красивая. И похожа на тебя. Наверное, он женится на ней. Вот бы она была доброй! Как мама. Хотя я совершенно ее не помню.

Энне-лин пригорюнилась.

— Откуда ты знаешь… про эту девушку? — хриплым от волнения голосом спросила Елизавета.

— Сейчас сама ее увидишь, — Энне-лин сбегала за пухлым альбомом, стоявшим на книжной полке.

В нем были открытки из разных мест, подписанные рукой мейста Лерроу, несколько торжественных фотографий отца и дочери в напряженных позах и газетные вырезки.

— Смотри, — малышка продемонстрировала Лизе статью из газеты. — Вот она. Это точно она. У папы есть еще одна такая газета. Он достает ее и смотрит. И бормочет.

— На фотографии много девушек.

— Ага, и имена есть. Вот, третья слева. Мисти Элизабет Эреер. Папа смотрит на нее и чаще всего говорит: «Я все преодолею, Элизабет…», но иногда «Имею ли я право портить ей жизнь?» Правда, романтично? И грустно.

Лиза кивнула, пытаясь справиться с расшалившимися чувствами. Она помнила эту фотографию. После случая с директрисой в пансион приезжали репортер и фотограф. Девочкам долго подбирали позы, а потом они должны были надолго застыть, глядя в камеру.