Женский монастырь отдыхает
Шрифт:
– Это как посмотреть, – поджав губы, возразила Лидия Ивановна. – Если все именно так, как ты озвучила, то зачем ей такой муж нужен? Если жених перед самой свадьбой шашни на стороне заводит, да еще и с подругой невесты, что дальше-то будет? Какая ей жизнь предстоит? Прохвост он и есть, правильно ты сказала.
– Господи, Лидия Ивановна, да откуда я знаю, так ли это на самом деле, – вздохнула Альбина. – Несу, сама не знаю что, и... да что тут объяснять, – обреченно махнула она рукой. – Вообще не понимаю, что со мной происходит. Откуда в моей голове весь этот бред? Доктору наговорила невесть что... Теперь наверняка он подумает, что эта молния мои мозги на сторону свихнула.
– Успокойся, деточка, время все по своим
– Я и сама понимаю, что неспроста, – проворчала Альбина. – Даже сообразить ничего не успеваю, язык мысли опережает.
– А ты учись контролировать.
– Как?
– Ну, если чувствуешь, что мысли какие-то появились, ты их при себе учись держать. Говори только тогда, когда это необходимо.
– Так в том-то и дело, что из меня так и лезет эта необходимость! Как я могла Марине не сказать про ее жениха? Или Георгию Петровичу – про машину? – всхлипнула Альбина. – Что со мной происходит, Лидия Ивановна? – жалобно спросила она и заплакала.
– Я уже сказала, что с тобой происходит, и хочешь ты или нет, но тебе придется теперь учиться с этим жить, – нравоучительно ответила женщина. – И не нужно плакать, на-ка, вытри слезки-то, – протянула она Альбине носовой платок.
Та послушно его взяла и начала вытирать слезы, которые никак не хотели высыхать.
– Ой, ну надо же, чудо какое, – прошептала Лидия Ивановна, с ласковой улыбкой глядя на девушку. – И прямо на моих глазах происходит. Кому расскажу, ведь ни за что не поверят!
Глава 8
На следующее утро, едва стрелки часов коснулись одиннадцати и посетителям было разрешено пройти к больным, первой сорвалась с места Надежда и побежала по коридору как угорелая. Ей стоило большого труда добиться, чтобы ее пропустили к подруге именно сегодня. Главный врач больницы ни в какую не хотел слушать девушку, но та имела природный дар убеждать людей в чем угодно, и, к большой ее радости, ей это вновь удалось.
– Алька, привет, моя хорошая, – воскликнула Надя, стремительно влетев в палату, и, кинувшись к подруге, начала ее целовать. – Еле уговорила, чтобы меня сегодня пропустили. Говорят, что только через два дня можно. А как я могла ждать еще два дня? Я бы свихнулась за это время. Господи, как же ты меня напугала, я чуть с ума не сошла, – всхлипнула она, вытирая набежавшие на глаза слезы. – Думала, может, тебе кровь нужна? Просила врачей, чтобы мою взяли, ведь у нас с тобой и группа, и резус-фактор одинаковые, только они отказались.
– Привет, Наденька, ой, отпусти, задушишь, – засмеялась Альбина, освобождаясь от объятий подруги. – Я уже о твоей самоотверженности знаю, доктор рассказал.
– Как ты? Как чувствуешь себя? Тебе что-нибудь нужно? Может, лекарства какие-нибудь или еще что? Ты только скажи, я из-под земли достану, всех на ноги подниму, – без остановки тараторила Надя. – Я хотела тебя забрать отсюда, отвезти к своей тетке, в Склиф, да врачи не дали, сказали, что тебя трогать нельзя. Я тебе фрукты разные привезла, соки. Курицу поджарила, как ты любишь, с корочкой, салат сделала. Творог, молоко, йогурты, булочки, конфеты... Вроде что-то еще, уже и не помню, в общем, разберешься, – махнула она рукой. – Ну, рассказывай, рассказывай!
– Так ты же мне и рта не даешь раскрыть, трещишь, как сорока, – засмеялась Альбина. – Ты, Надя, неисправимая болтушка.
– Я так рада тебя видеть, так рада, что вижу, как ты смеешься! – воскликнула Надежда. – Ты даже не представляешь, как мы все переживали за тебя. Я главного врача этого отделения убить хотела.
– За что же?
– Я сразу сюда приехала, как только узнала о несчастье, а он так и не пустил меня к тебе, представляешь? Я ему говорю – дайте хоть посмотреть на нее, а он – ни в какую.
Видишь ли, посторонним не положено в реанимацию входить, – с возмущением высказывалась Надежда. – А какая же я посторонняя? Говорю ему – мы с тобой почти что сестры, а он словно и не слышит меня. На следующий день звоню, спрашиваю, как ты там, а он спокойненько так отвечает: «Все без изменений». Убить его мало, равнодушный тип... а еще профессор, – проворчала она.– А что же он тебе должен был отвечать? Говорить, что я прыгаю по палате, когда на самом деле я в коме лежу? – захохотала Альбина. – Ой, Надюшка, с тобой не соскучишься.
– Ну, хотя бы успокоить меня он мог? Сказать что-нибудь обнадеживающее. Он же врач, клятву Гиппократа давал, он должен быть милосердным не только к больным, но и к их близким. Со мной такая истерика была, когда я сюда как угорелая среди ночи прилетела! Думаешь, этот «Боткин» пытался меня успокоить? Черта с два! Дал распоряжение медсестре накапать мне валерьянки, а сам сел в машину и домой укатил, коновал, – проворчала Надя. – А эта медсестра помимо валерьянки медицинским спиртом меня напоила, представляешь? Никогда в жизни не прикоснусь больше к этой гадости. Мне показалось, что у меня все внутренности сварились заживо. Пришлось в больнице ночевать, на кушетке, только я так и не уснула. Утром дождалась главного врача, снова иду к нему, спрашиваю – вы мне хоть скажите, она будет жить, а он только руками разводит. Так никто ничего мне сказать и не смог. И бог с ними, главное, что все уже позади и я вижу тебя живой и почти здоровой, остальное – мелочи жизни, – махнула она рукой. – Ты мне лучше сама о себе расскажи.
– А что рассказывать-то, я вообще ничего не помню, – пожала плечами Альбина. – Вот, спасибо Лидия Ивановна просветила меня, – показала она на свою соседку. – Меня вопрос один мучает. Как я, интересно, в лесу оказалась?
– Так ты же рисовать туда поехала, я потом твою машину с обочины забирала, – подсказала Надя. – Деревня Куницыно, и больница эта недалеко оттуда, здесь у них райцентр.
– Все понятно, я так и подумала, что рисовала, – согласилась с подругой Альбина. – Иначе как я еще могла оказаться в этой местности?
– Я только понять не могу, почему тебя под эту березу понесло, когда гроза началась? Неужели ты никогда не слышала, что нельзя под деревьями стоять во время грозы? – возмущенно спросила Надежда. – Могла бы и до машины спокойно добежать, расстояние было одинаковое, я специально проверила. Ой, посмотрела я на ту березу, и меня оторопь взяла – она почти совсем сгорела, представляешь! Сколько раз тебе говорила: не езди ты в такую даль. Вечно тебя носит невесть где.
– Ну ты же знаешь, чтобы получился хороший пейзаж, нужно найти соответствующие место и вид. А где такое место найдешь, как не в Подмосковье?
– Что верно, то верно, места у нас здесь красивые, – согласилась Лидия Ивановна.
– А если бы тот мужчина за грибами не поехал и не увидел бы тебя? – нахмурилась Надя, проигнорировав слова женщины. – Ты представляешь, что бы могло произойти?
– Ну, подумаешь, похоронили бы, на могилке поплакали, много хороших слов в мой адрес наговорили бы, помянули рюмашечкой, – засмеялась Альбина.
– Что болтаешь-то? Ща как дам по макушке за такие слова, не посмотрю, что больная, – взвилась Надежда.
– Да шучу, шучу я.
– Думать нужно, прежде чем так шутить, тоже мне, шутница, – проворчала Надя. – Кстати, твой мольберт с наброском и красками недалеко от березы валялись, я все собрала, домой к себе отвезла. Правда, рисунок весь размок, но я все равно выбрасывать не стала, высушила его и убрала.
– Спасибо, – улыбнулась Альбина.
– Да на здоровье, – дернула плечиком Надя и, посмотрев на подругу, тоже улыбнулась. – Лучше спасибо скажи, что я долго злиться на тебя не могу, а то бы сейчас показала, где раки зимуют, за твой черный юмор.