Женское детективное агентство № 1

Ворота в дом мистера Патела не открываются просто так, не открываются они и после того, как вы, поставив машину снаружи, сигналите, как в остальных домах. Подъехав к дому мистера Патела, вы нажимаете на кнопку в стене, и из маленького репродуктора у вас над головой раздается пронзительный голос:

– Дом мистера Патела. Что вам надо?

– Я мма Рамотсве, – сказала она. – Частный…

В репродукторе раздался треск.

– Частный? Частный кто?

Только она собралась ответить, как снова раздался треск, и ворота открылись. Чтобы не вызвать подозрений, мма Рамотсве оставила белый фургончик за углом и вошла в ворота пешком. Она оказалась во внутреннем дворе с затеняющей сеткой, под которой пышно разрослись цветущие деревья и кусты. В дальнем конце двора виднелся вход в особняк, огромный портал с высокими белыми колоннами и растениями в кадках по бокам. В распахнутых дверях появился мистер Пател и помахал ей тростью.

Конечно, ей и раньше приходилось видеть мистера Патела, и она знала, что вместо одной ноги у него протез, но она никогда не видела его так близко и не ожидала, что он окажется таким маленьким. Мма Рамотсве и сама не была высокой – природа одарила ее не столько ростом, сколько полнотой, – но мистеру Пателу, когда он поздоровался с ней за руку и жестом пригласил войти, пришлось смотреть на нее снизу вверх.

– Вам случалось бывать в моем доме? – спросил он, прекрасно зная, что не случалось. – На одном из моих приемов?

Мма Рамотсве знала, что мистер Пател никогда не дает приемов, и удивилась, зачем ему нужно об этом спрашивать.

– Нет, – ответила она бесхитростно. – Меня никогда не приглашали.

– Ах, дорогая! – воскликнул он, причмокнув. – Это было большой ошибкой!

Он провел ее через холл – длинное помещение с блестящим мраморным полом в черно-белую клетку. Там было много бронзы, дорогой полированной бронзы, и это создавало общее впечатление блеска и роскоши.

– Мы идем в мой кабинет, – сообщил мистер Пател. – Туда не позволяется входить даже членам моей семьи. Им приказано меня не беспокоить, даже если в доме начнется пожар.

Кабинет оказался еще одной огромной комнатой, в которой доминировал громоздкий письменный стол с тремя телефонами и массивным письменным прибором. Мма Рамотсве посмотрела на прибор: несколько стеклянных полок для письменных принадлежностей покоились на миниатюрных бивнях слоновой кости.

– Прошу садиться. – Мистер Пател указал на белое кожаное кресло. – Мне требуется время, чтобы сесть, потому что у меня нет одной ноги. Вот этой. Я все время ищу себе хорошую ногу. Эта, итальянская, стоила мне кучу денег, но мне кажется, есть ноги получше. Быть может, в Америке.

Мма Рамотсве опустилась в глубокое кресло и посмотрела на хозяина дома.

– Я сразу перейду к делу, – сказал мистер Пател. – Незачем носиться по бушу в погоне за всеми кроликами, верно?

Он поднял глаза, ожидая одобрения. Мма Рамотсве слегка кивнула.

– Я семейный человек, мма Рамотсве, – начал он. – У меня дружная семья. Мы все живем в этом доме, не считая моего сына, всеми уважаемого дантиста. Он живет в Дурбане. Возможно, вы слышали о нем. Теперь его зовут Пате.

– Слышала, – подтвердила мма Рамотсве. – О нем прекрасно отзываются даже здесь.

Мистер Пател просиял:

– Ну что ж, это очень приятно слышать. Но остальные мои дети тоже очень мне дороги. Я не делаю между ними различия. Они все для меня одинаковы. Все равны.

– Вы мудро поступаете, – сказала мма Рамотсве. – Если отдавать предпочтение кому-то одному, другие испытывают горечь.

– Совершенно с вами согласен, – сказал мистер Пател. – Дети замечают, когда родители дают одному ребенку две конфетки, а другому – одну.

Мма Рамотсве снова кивнула, не понимая, к чему клонит мистер Пател.

– Совсем недавно, – продолжал мистер Пател, – мои старшие дочери-двойняшки вышли замуж за хороших парней и живут со мной, под этой крышей. Все прекрасно. Но у меня осталась моя младшая, Нандира. Ей шестнадцать, она учится в Мару-а-Пула. Отметки у нее хорошие, но… – Он замолчал и, прищурившись, посмотрел на мма Рамотсве. – Вы же знаете современных подростков. Знаете, как обстоят дела.

Мма Рамотсве пожала плечами:

– Они нередко доставляют хлопоты. Я видела родителей, выплакавших глаза из-за своих детей.

Неожиданно мистер Пател поднял трость и стукнул себя по протезу. Звук оказался на удивление гулким и металлическим.

– Это меня и беспокоит! – с жаром воскликнул он. – Я этого не потерплю. В моей семье.

– Чего? – спросила мма Рамотсве. – Подростков?

– Мальчиков! – злобно выкрикнул мистер Пател. – Моя Нандира тайком встречается с каким-то мальчиком. Она отрицает это, но я знаю, что у нее есть мальчик. И это недопустимо, что бы там ни говорили так называемые современные люди. В моей семье, в моем доме это запрещено.

Пока мистер Пател говорил, дверь кабинета открылась и вошла женщина. Она была из домашней прислуги и, прежде чем протянуть мма Рамотсве поднос, на котором стояло несколько стаканов с фруктовым соком, вежливо приветствовала ее на сетсвана. Мма Рамотсве выбрала сок гуавы и поблагодарила служанку. Мистер Пател налил себе апельсинового сока, а затем нетерпеливым движением трости указал на дверь и, только когда женщина ушла, продолжил разговор.

– Я говорил с ней об этом, – сказал он, – и ясно все объяснил. Я сказал, что мне нет дела до того, как ведут себя другие дети, – это дело их родителей. Но я недвусмысленно дал ей понять, что не следует разгуливать по городу с мальчиками и видеться с ними после уроков. И точка.

Он легонько стукнул по протезу тростью и вперил в мма Рамотсве ожидающий взгляд.

Мма Рамотсве прокашлялась.

– Вы хотите, чтобы я занялась этим делом? – спокойно спросила она. – Для этого вы меня позвали?

Мистер Пател кивнул:

– Вот именно. Я хочу, чтобы вы нашли этого мальчика, а потом я с ним поговорю.

Мма Рамотсве удивленно посмотрела на мистера Патела. Есть ли у него хотя бы отдаленное представление о том, как ведут себя современные подростки, особенно в такой престижной школе, как Мару-а-Пула, куда ходят дети иностранцев, сотрудников американского посольства и других подобных учреждений? Она слышала об отцах-индусах, пытавшихся насильно выдать дочерей замуж, но ей никогда не приходилось сталкиваться с подобным поведением. И мистер Пател, сидящий перед ней, предполагает, что она с ним заодно, что она разделяет его взгляды?

– Может, вам лучше с ней поговорить? – осторожно спросила она. – Если бы вы спросили у нее, кто этот молодой человек, возможно, она бы вам сказала?

Мистер Пател схватил свою трость и снова стукнул ею по металлической ноге.

– Вовсе нет! – пронзительно крикнул он. – Я говорил с ней целых три недели, а может, и все четыре. Но она молчит. Нагло молчит.

Мма Рамотсве уставилась в пол, чувствуя на себе испытующий взгляд мистера Патела. Она с самого начала возвела в принцип своей профессиональной деятельности следующее правило: никому не отказывать в помощи, если это не противозаконно, конечно. И до сих пор это правило себя оправдывало. Она обнаружила, что ее представления о том, кому следует, а кому не следует помогать, менялись по мере того, как она глубже знакомилась с деталями дела. Может, подобное случится и с мистером Пателом, но пока у нее нет веской причины для отказа. Кто она такая, чтобы осуждать встревоженного индийского отца, ничего не зная о том, как живут эти люди? Она, разумеется, испытывала искреннюю симпатию к девушке – какое несчастье иметь отца, который желает держать дочь в золотой клетке! Ее собственный отец, напротив, ни в чем ей не препятствовал, а она, в свою очередь, ничего от него не скрывала – конечно, не считая правды о Ноте.