Женское лицо разведки

В десятом часу за дверью послышался топот ног нескольких человек и раздался стук в дверь. Это был директор гостиницы. Не открывая, Зоя Ивановна, сославшись, что не одета, предложила зайти минут через тридцать, часам к десяти. Ей надо было обдумать: чтобы мог означать такой визит директора.

В Норвегии гестапо чувствовало себя свободно. Нет ли в этом какой-то опасности для ее почты «Антону»? Ведь она везла ему шифры, паспорта. Зоя Ивановна колебалась. Не уничтожить ли их? Но тогда «Антон» лишится так необходимых ему паспортов и шифра. Паспорта нужны были для спасения разведчиков его групп от преследования гестаповских агентов, а шифры для связи с Москвой.

«Что же делать? Несколько раз сжимала рука пачку тоненьких листков шифра, но не набралась духа разорвать их. Кроме того, у меня в сумочке для группы «Антона» было шесть паспортов. В них спасение для группы «Антона». Нет, встречу с «Антоном» срывать нельзя. Засовываю паспорта за грацию, в левой руке сжимаю шифр, готовясь в случае чего сжевать его и проглотить. Нарушу данную мне инструкцию? Да, нарушу. Но любым путем надо передать «Антону» тайную ношу, которую запрятала на себе». [34]

34

29, с. 144

Когда вновь явились посетители, Зоя Ивановна, распахнув дверь быстро вышла из комнаты и, загородив собой вход в комнату, разыграла шумную сцену возмущения. Из трех стоявших перед дверью мужчин один был, очевидно, из контрразведки, так как он показал какой-то металлический знак на отвороте костюма. Он попытался втолкнуть Зою Ивановну обратно в номер. Но безуспешно.

Громкие, гневные возражения против «такого возмутительного отношения» к Зое Ивановне как директору Интуриста. Громогласное заявление: «Мы в наших отелях не допускаем нарушения покоя наших гостей», привлекло внимание живущих в соседних комнатах людей, которые собрались вокруг.

Зоя Ивановна заявила, что немедленно покидает гостиницу, потребовала, обращаясь к директору, подать ее чемодан и демонстративно вышла. Взяв первое такси, громко сказала: «На вокзал!» Убедившись, что наблюдения за ней не было, она сдала на вокзале чемодан в камеру хранения и на другом такси направилась в район проживания зубного врача.

Обмен паролем с врачом и последующая встреча с «Антоном» прошли нормально, тем более что она знала Антона лично еще по прошлой работе в Центре. Освободившись от почты и ограничившись короткой беседой с «Антоном», Зоя Ивановна с облегченным чувством выехала поездом в Швецию, чтобы оттуда на пароходе вернуться в Финляндию.

Этот эпизод из недавнего прошлого, в котором ей пришлось проявить все свое мужество и хладнокровие, в Швеции вспомнился ей в связи с появлением «Антона». Но… только в шведской тюрьме.

Вынужденный бежать от гестаповцев из Норвегии, «Антон» нелегально перешел шведскую границу и был арестован шведскими пограничниками. Теперь гестаповцы требовали от Швеции передать его им.

Зоя Ивановна получила приказ организовать «Антону» помощь. Она через агентурные возможности организовала посещение «Антона» «представителем благотворительности» и, используя известный «Антону» пароль, передала совет «сознаться» в каких-то преступлениях против Шведской короны. Тогда шведы не должны были выдать его Германии как «преступника», подлежащего шведскому правосудию. Эта спасительная подсказка сыграла свою роль. «Антон» был осужден в Швеции на несколько лет тюремного заключения и в 1944 году смог прибыть в СССР.

В архивном деле Зои Ивановны, хранящемся во внешней разведке, нашел отражение и другой, очень болезненный случай, связанный с выполнением Рыбкиными поручения Центра в 1942 году.

В связи с возникшей острой необходимостью восстановления связи с очень ценным источником разведывательной информации в Германии резиденту Рыбкину предложили срочно подобрать агента на роль надежного курьера с выездом в Берлин.

Подбор такого кандидата оказался делом нелегким, но они смогли назвать как надежного кандидата только шведского коммерсанта под псевдонимом «Директор». Ему и было поручено задание.

Примерно через три недели Центр разразился гневной телеграммой, что их «Директор» оказался провокатором. Вся группа ценных агентов после его поездки в Берлин была арестована гестапо.

Рыбкины не могли согласиться с таким обвинением в адрес «Директора», резидент попытался доказать Центру правоту резидентуры. Такое упорство возмутило Центр. Рыбкин срочно был вызван туда и… не вернулся. Зоя Ивановна оставалась в одиночестве почти целый год, исполняя обязанности резидента. Она ничего не знала о муже, а поступавшие из Центра запросы, касавшиеся агентов, бывших на связи у мужа, давали понять, что в Центре его нет. Где же он мог быть? Она могла лишь гадать…

В 1944 году начались прощупывания настроения и планов финского правительства о их готовности выйти из войны с СССР. Этим занималась посол Коллонтай, а активно ей помогала Зоя Ивановна через шведские и финские связи своей резидентуры.

В первой половине 1944 года наконец-то прибыла замена. Зоя Ивановна выехала домой.

По прибытии Зои Ивановны в Москву в марте 1944 года там появился и ее муж, отозванный из армии, куда он был направлен в наказание за несогласие с оценкой Центром агента «Директора». Как выяснилось позже, в провале группы берлинских агентов был виноват действительно предатель, но другой. «Директор» честно выполнил поручение Рыбкина.

Работа Зои Ивановны в Центре сопровождалась продвижением по службе — начинала с начальника отделения, затем она стала заместителем начальника отдела и начальником отдела. До смерти Сталина. После этого она оказалась в опале, как и многие другие старые кадры. Ей предложили поехать начальником спецотдела в Воркутинский лагерь. Она согласилась и вынуждена была дослуживаться до пенсии на периферии по линии МВД.

Возвышение Зои Ивановны до начальника отдела Первого главного управления (ПГУ) было не случайным, а вполне закономерным признанием ее высоких профессиональных качеств.

В бытность Зои Ивановны начальником немецкого (по Германии и Австрии) отдела мне довелось часто общаться с нею по служебным делам. В то время нелегальная служба проводила многие операции по выводу разведчиков-нелегалов в капиталистический мир через Германию и Австрию. Помню, я всегда с большим удовлетворением получал от Зои Ивановны исчерпывающую информацию по интересующим нелегальную службу вопросам и доброжелательное содействие. Теперь, узнав о ее неудавшихся не по ее вине дебютах на поприще нелегальной работы еще в 30-е годы, я полагал, что ее опала имела корни именно в воспоминаниях того начального периода разведывательной деятельности.

Вообще Зоя Ивановна в нашей среде профессионалов пользовалась большим уважением. Ее скромность и доброжелательность при общении с нами была еще более контрастной по сравнению с некоторыми другими начальниками, которые отличались высокомерием по отношению к ниже — стоявшим сотрудникам. Этого у Зои Ивановны совершенно не было.

Поражало ее трудолюбие, заметная для всех усидчивость и дотошность при проведении анализа дел. Она умела всегда докопаться до самых скрытых деталей, от которых зависел успех или провал намечавшейся операции. Думаю, что ей был присущ тот подход ко времени, о котором так четко говорил ученый Любишев, герой романа Даниила Гранина «Этот странный человек»: «Все не наше, а чужое, только время наша собственность, — писал Сенека. Природа предоставила в наше владение только эту вечно текущую и непостоянную вещь, которую вдобавок может отнять у нас всякий, кто это захочет.