Женское оружие
Шрифт:
Для окружающих она всегда была непреклонна, уверена в себе, ни слезинки не проронила: нельзя было показать детям, как ей страшно и горько. Вот и держалась, хотя порой от усталости на ходу засыпала. Чего ей это стоило, никто не понимал, разве только батюшка Корней. И Лавр. Понял тогда и пожалел, утешил. Ее или себя? Ей-то от него тогда даже и не телесная близость нужна была – порой и не чувствовала ничего от усталости – а только поддержка да душевное тепло.
А Таня и не замечала ничего, даже сделать что-либо не пыталась. Как приняли ее в семью, так она и успокоилась – с прочими ратнинскими бабами орешки щелкала, у колодца языком чесала, словно тут и родилась. Свекровь даже поначалу Анне вторую сноху в пример ставила – покорна, трудолюбива, слова лишнего не скажет,
Как Лавр на жену смотрел, как возле нее первое время крутился – не мог надышаться да нарадоваться! Анна их любви поначалу завидовала и думала порой: кабы муж на нее хоть разочек ТАК посмотрел – все бы горести вмиг забыла! Потому и батюшка Корней смилостивился, принял Татьяну, хоть страшно вспомнить, как бушевал, когда Лавр с Фролом и Андреем привезли ему такой «подарок» – неделю грозился выгнать. А потом… а что потом было? Да ничего…
Однажды Анна случайно подглядела, как Лавр с Таней на заднем дворе сумерничали, обнявшись, будто были не мужем с женой, а возлюбленными. Как он тогда говорил! Гусиную дорогу отыскал на небе, сказывал, что его душа по той дороге летела к Танюше, как птица на юг, что мечтает только об одном, чтобы и после смерти они с ней там на небе встретились… Анна и представить себе не могла, что муж, воин ТАК говорить может. А Татьяна тогда, помнится, зевнула, шлепнула по лбу, да что-то брякнула, вроде как спать хочется, и комары вот заели. Да еще курица рябая что-то на яйцах долго сидит, надо завтра поглядеть – не болтуны ли… Вот и проморгала свою любовь… и не поняла даже, что она делала не так. Сможет ли через столько лет вернуть потерянное? Бог весть.
Следующее утро началось с истошных воплей Сучка. Ничего особо удивительного в этом не было: старшина плотницкой артели всегда высказывался громко, не выбирая выражений, и на все упреки Анны ответствовал не смущаясь:
– Дык, матушка-боярыня, дело наше такое, плотницкое… оно не токмо топор острый любит, но и слово острое, никак без него.
В этот раз, однако, Сучок хватил через край – ругался прямо под окнами девичьей, причем с кем ругался – непонятно, ибо ответов на его скороговорку не было слышно. Анна как раз отправляла девиц на утренние работы в собачий загон и вместе с Аринкой вышла на крыльцо. Голос Сучка доносился из-за угла, от дверей в плотницкую мастерскую, которая располагалась как раз под помещениями девичьей:
– Да сам я пойду, сам! Да куда ж ты меня волокешь?! Отпусти, ирод!
Оказалось, Андрей безуспешно пытался что-то объяснить Сучку и теперь, потеряв терпение, решительно ухватил лысого закупа за шиворот и волок его в сторону ворот. Увидев появившихся Анну и Арину, Сучок просветлел лицом и буквально взмолился:
– Арина, да скажи хоть ты ему… куда он меня тащит-то?! Ты его понимаешь, растолкуй, Христа ради, чего он от меня хочет?! Навязался на мою голову, молчун окаянный! Задавит ненароком, пока поймешь его!
Услышав, как еле достающий ногами до земли Сучок обратился к Арине, Андрей остановился, оглянулся, не выпуская Сучка, кивнул им с Анной и снова было потащил старшину плотников за собой, но тот взвыл с новой силой:
– Да погоди ты! Ну чего вызверился-то?! Пусть вон хоть твоя баба толмачом побудет, не понимаю же я!
При словах «твоя баба» Андрей то ли вздрогнул, то ли коротко передернул плечами, но задержался и опять обернулся в их сторону.
– Конечно, помогу. – Аринка кивнула, присмотрелась к Андрею и повернулась к Анне: – Я схожу с ними? Так оно и правда быстрее получится.
– Иди, – после вчерашнего разговора с Корнеем Анна не сомневалась, куда и зачем Андрей волок Сучка. – А то ведь и впрямь покалечит. Я Плаве скажу, что ты к завтраку опоздаешь; а как поешь, прямо в пошивочную приходи, будем тебе платье подбирать. Ну и поговорим заодно. Андрей, отпусти его!
Сам теперь пойдет.Андрей кивнул, выпустил ворот рубахи воспрянувшего духом Сучка и снова взглянул на Аринку.
– Мы недолго, – уже на ходу обернулась она. – У него тоже сегодня дел много, потому и хочет с утра пораньше успеть.
Сучок с независимым видом слушал их разговор, потирая горло, сдавленное воротом, и улизнуть не пытался, да и потом пошел следом, не споря – ему уже стало любопытно, за каким таким делом Андрей, прежде не замечавший старшину строительной артели, вдруг потащил его из крепости. Кроме того, лысый закуп и так прекрасно знал, кому тут лучше не перечить, но по вредности характера не смог удержаться и только что попытался выкинуть с Немым свою очередную шутку, напоказ «не понимая» его знаков, за что и поплатился. Андрей-то ведь сперва кивком просто позвал Сучка за собой, но тот, скорчив глумливую рожу, под смех артельщиков переспросил с плохо скрытой издевкой:
– Ась? Не расслышал я…
В ответ Андрей, не тратя сил на попытки донести до старшины свою мысль, сгреб его за шиворот и поволок за собой, так что появление Аринки стало для шутника спасением: когда Немой хотел, чтоб его поняли, отвертеться от этого никому не удавалось, и Сучок тут исключением не стал бы.
Не зря Анна надеялась, что задача, поставленная перед ним воеводой на вчерашнем совете, встряхнет Андрея. И в самом деле все происходящее показало, что он вышел из состояния тревожной растерянности, в котором пребывал после громогласного заявления главы рода у церкви, поскольку дело касалось не только его самого, и даже не вновь обретенной семьи, а благополучия всего лисовиновского рода. Вот Андрей и перестал терзаться да маяться сомнениями: раз Корней велел, надо было выполнять. Он и начал выполнять, как все, за что брался – решительно и не откладывая.
Что там на посаде произошло, Анне позже рассказала Арина, не меньше Сучка озадаченная Андреевой целеустремленностью. Как боярыня и предполагала, Андрей велел старшине плотников указать ему самый лучший участок, да не на одну усадьбу, а с запасом, чтобы можно было там со временем поставить еще несколько. Сучок почесал лысину, стал что-то прикидывать, бурча себе под нос нечто хулительное, и наконец указал на пригорок у леса со спуском к самой старице, возле моста на остров. По его словам, там и было самое удобное место для усадьбы: в половодье вода туда не поднимется и дом с погребом не затопит, а лужок заливной можно частью под огород раскопать, а частью пока так оставить. Ну и подход к реке удобный. На самом пригорке жилье со службами свободно разместится, на склонах сад можно разбить, и дорога в посад тот пригорок огибает – подъезд удобный получается.
Андрей предложенное место внимательно оглядел, прошелся вместе с Сучком и Аринкой взад-вперед по пригорку и увиденным остался доволен, после чего передал через Аринку, что отныне тут селиться будут только Лисовиновы, а все прочие – в стороне. И тут же «осчастливил» Сучка требованием поставить здесь же дома и Илье со Стервом – как своим, лисовиновским. А себе велел строить не просто дом, а чуть ли не княжеский терем – с подклетами, светлицей, горницами, высоким крыльцом и прочими радостями. А чтобы ошарашенному строителю понятнее стало, указал на девичью, которую с вершины как раз хорошо видно было. Правда, после возмущенных криков Сучка подумал немного и согласился свои требования уменьшить до разумных пределов. Смущенная Аринка сказала потом боярыне, что это он ее хотел порадовать: знал, что она в Турове жила, богатые хоромы видела, вот и решил, что ей непременно такие же нужны.
Затем Андрей, прихватив слегка опешившую от всего происходящего Аринку, невозмутимо удалился, не считая нужным выслушивать соображения артельного старшины. А у того как раз очень было что сказать, да так, что он примчался скандалить к Мишане. Только вот старшина Младшей стражи, по горло занятый приготовлениями к завтрашнему выступлению в поход за болото, Сучка с его страданиями даже не дослушал, а просто порекомендовал пожелание Немого исполнить «в целях личной безопасности», по его собственным словам.