Женское время, или Война полов

Следующие две записи, сделанные в Британской Гвиане, принадлежат известному этнографу Уолтеру Роту. У араваков имеется легендарный цикл, рассказывающий об их похождениях в поисках волшебных каменных топоров. Одно из приключений привело араваков к деревне, в которой оказались только женщины, не видно было не только мужчин, но даже мальчиков. Старуха главарша этой деревни заявила пришельцам, что всякий, кто проходит мимо этой деревни, обязан продолжать свой путь. Таким образом старуха велела и им остаться, причем каждый мужчина должен взять в жены двух-трех местных женщин. Через год те, кто станет отцами девочек, смогут уйти, те же, от которых родятся мальчики, должны будут остаться до тех пор, пока не родятся девочки. Путешественникам пришлось остаться. Эта старуха была хитрая женщина. Она привязала к каждому гамаку трещотку, а сама не спала всю ночь. Если она слыхала, что трещотка трещит, это было для нее знаком, что все в порядке, но если трещотки не было слышно, она подходила к этому гамаку и напоминала мужчине о его обязанностях… По утрам эти женщины ходили с луком и стрелами на охоту или отправлялись на рыбную ловлю, мужья же оставались лежать в гамаках. Прошло несколько лет, пока все араваки смогли уйти из этой деревни.

Легенда племени варрау рассказывает, как они добыли табак и стали его разводить. В былые времена табака у них не было. Табак рос далеко в море на острове, который назывался Нибо-юни («без мужчин»), потому что был населен одними женщинами. При помощи маленькой птички табак был украден с этого острова женщин.

Как мы видели, различные авторы, писавшие об амазонках Америки, делали начиная с Гомары и разнообразные попытки объяснить происхождение этих американских версий. Прибавим сюда попытку известного ориенталиста Б. Лауфера доказать, что Колумб заимствовал свой рассказ об острове Матинино из китайских источников. Возникшая на данную тему некоторая специальная литература, нося преимущественно обзорный характер, в объяснение американской амазонской традиции лишь повторяет уже высказанные догадки и домыслы.

7

Как мы знаем, античная традиция относила местопребывание амазонок в частности к району Кавказа. В течение ряда веков Кавказ остается сравнительно малопосещаемым европейскими путешественниками. С начала XVII в. посещение Кавказа европейцами усиливается, и когда сюда приезжают более образованные путешественники, они неизменно вспоминают рассказы античных писателей об амазонках. Можно сказать, что почти все видные путешественники по Кавказу так или иначе затрагивают эту тему.

Вспоминает об амазонках голштинский посол в Москве и Персии Адам Олеарий (около 1603–1671), побывавший на Кавказе дважды. В главе, посвященной проезду своему через Дагестан, Олеарий приводит ряд соответствующих цитат из античных и средневековых авторов и в заключение присоединяется к мнению одного из последних — Горопия Бекана: хотя, мол, эти общераспространенные сказания и переплетаются с баснями, однако совершенно откидывать их не приходится, и некоторое зерно истины все же лежит в их основе.

Другие путешественники не ограничиваются ссылками на литературные известия, но ищут на месте их подтверждение.

Итальянский монах, миссионер Архангел Ламберти (гг. рожд. и смерти неизвестны), пробывший в Грузии с 1630 по примерно 1650 г., в своем «Описании Колхиды или Мингрелии» сообщает, что в его время сваны и черкесы после сражения с напавшим на них неприятельским народом нашли среди убитых врагов женщин. Князю Дадиану было доставлено искусное женское вооружение. Подробно описывая эти доспехи, Ламберти рассказывает, что Дадиан обещал крупное вознаграждение, если ему доставят одну амазонку живой. Находясь, весьма вероятно, под впечатлением рассказа Ламберти, другой путешественник, бывший на Кавказе в 1672 г., французский купец Жан Шарден (1643–1713), сознается, что он не видел никого в Грузии, кто бы был в стране амазонок, однако от многих людей слышал о них. Шарден все же рассказывает, что сам видел одежду убитой в бою амазонки, а местные духовные лица говорили ему, что собираются послать к амазонкам миссионеров. Шарден пишет далее, что он подробно обсуждал вопрос об амазонках с сыном грузинского князя и оба они пришли к заключению, что этот народ действительно существует, но чтобы амазонки выжигали себе грудь и пр. — это, мол, выдумки греческих писателей.

Продолжают интересоваться амазонками и путешественники по Кавказу XVIII в. Француз Обри де ла Моттре (1674–1743), побывавший у черкесов в 1712 г., рассказывает, что черкесские женщины так же хорошо, как и мужчины, ездят верхом, охотятся и стреляют из лука, и осторожно замечает, что это могло бы служить подтверждением «верной или неверной» истории об амазонках, которых многие авторы относят к этой стране. Но вполне доверчиво отнесся к нашей легенде немецкий врач, бывший лейб-медиком при Петре I, Готлиб Шобер, совершивший большое путешествие по Кавказу в 1717–1722 гг. и собиравший этнографические сведения по Грузии и Дагестану. Описывая Дагестан, Шобер говорит, что среди разных народов этой страны жили когда-то и храбрые амазонки. Сейчас их уже больше нельзя встретить, но армянские и татарские купцы рассказывают, что остатки амазонок находятся на некоторых горах в «Большой Татарии» и носят название «амазун». Они на самом деле властвуют над мужчинами, употребляя их только для низших домашних дел и для сожительства. Эти амазонки уже не ведут войн, но остаются отличными охотницами.

В представлениях последующих посетителей Кавказа амазонки уже отходят в область более или менее отдаленного прошлого. Путешествовавший по Кавказу в 1779–1783 гг. немецкий авантюрист Якоб Рейнеггс (1744–1793) ограничивается тем, что записывает со слов стариков черкесов следующее предание. Когда наши предки, рассказывали черкесы, еще жили на берегу Черного моря, они часто воевали с народом эмеч. Это были женщины, владевшие всей нынешней черкесской и сванской землей. Они не допускали к себе мужчин, но, исполненные воинственного духа, принимали всякую женщину, которая бы пожелала принять участие в их набегах и вступить в их героическое содружество. После долгих войн, которые велись с переменным счастьем, оба войска однажды вновь оказались друг против друга, готовясь к решительному сражению. Совершенно неожиданно предводительница эмеч, которая пользовалась известностью и как великая прорицательница, пожелала встретиться тайно с вождем черкесов Тульмой, тоже обладавшим пророческим даром. Между двумя армиями была поставлена палатка, куда оба они вошли. Через несколько часов предводительница эмеч вышла из палатки и объявила своему женскому войску, что, уступив пророческим доводам Тульмы, она стала его женой, что военные действия прекращаются и что оба войска должны последовать примеру их предводителей. Так оно и совершилось: женщины эти перестали сражаться, оставили черкесов у себя в качестве своих мужей, и черкесы расселились в местах их нынешнего обитания.

Знаменитый ученый и путешественник Петр-Симон Паллас (1741–1811), побывавший на Кавказе в 1793–1794 гг., присоединяет к своему описанию черкесов следующее рассуждение: «Особенный обычай благородных черкесов чуждаться своих жен, жить отдельно от них и отдавать своих детей на воспитание чужим имеет, очевидно, некоторое сходство с рассказом Страбона о связях гаргареев с амазонками. По крайней мере рассказы об амазонках ни к одному из кавказских народов не относятся лучше, чем к черкесам, если только можно было бы доказать, что они являются столь же древними обитателями этих гор, или если принять, что они в более поздние времена смешались с названными Страбоном народами». Сближая далее р. Мермедик, впадающую в Азовское море, с Мермадалий или Мермода Страбона и отождествляя страбоновских гелов с галгаями и легов с лезгами, Паллас высказывает предположение, что «амазонки, покоренные черкесами, сохранили кое-какие свои древние обычаи», т. е., как можно его понять, смешавшись с черкесами, дали те черты быта, на которые он указывает выше.

Любопытную попытку этнографически рационализировать предание об амазонках Кавказа нашли мы у некоей англичанки Мэри Гэсри, бывшей директрисы Смольного института, путешествовавшей по югу России в 1795–1796 гг., собиравшейся побывать на Кавказе, не бывшей там, но в свою очередь заинтересовавшейся вопросом об амазонках. В той части Кавказа, пишет Гэсри, которая была в древности страной амазонок, обитают ныне черкесы, и их обычаи могут пролить свет на эту древнюю легенду о воинственных женщинах. И ныне женщины здесь живут отдельно от мужчин, и в ныне происходящих сражениях между различными кавказскими народами обнаруживались среди убитых женщины в полном вооружении. На этом основании, пишет Гэсри, кто-либо, имея склонность к чудесному, может вообразить, что он открыл общину воинственных женщин, живущих отдельно от мужчин и лишь принимающих их визиты во избежание полного исчезновения их амазонского государства. Однако все это требует иного объяснения. Во-первых, по старинному обычаю, у черкесов мужья посещают своих жен тайно, женщины же живут совершенно одни, отдельно от мужей, не имея при себе и мальчиков-сыновей. Во-вторых, каждого мальчика, как только он родится, забирают от матери, и он воспитывается только мужчинами. И вот, заключает Гэсри, путешественник, имея в виду эти обычаи, доселе существующие у черкесов, может в этом найти происхождение греческих сказок об амазонках, сложившихся на почве свойственного грекам поэтического воображения.

Однако убеждение в действительном существовании кавказских амазонок — по крайней мере в древности — продолжало жить и позже. Так, польский историк, археолог и путешественник Ян Потоцкий (1761–1815), побывавший на Северном Кавказе в 1798 г., останавливаясь на вопросе об амазонках, комментирует соответствующие сообщения античных авторов и отклоняет возможный упрек в том, что он серьезно отнесся к этой теме: Страбон, мол, ко всему относился скептически, но существование амазонок на Кавказе считал фактом установленным. Немецко-французский ориенталист, живший некоторое время и в России, Генрих-Юлий Клапрот (1783–1835), путешествовавший по Кавказу в 1807–1808 гг., дает обзор известий о кавказских амазонках начиная с античности, присоединяет сюда и некоторые этнографические показания об амазонках других стран, говорит, что предание об амазонках сохраняется на самом Кавказе, и только выражает сомнение, чтоб амазонки существовали долго как особый народ; история же их, как ее рассказывает Геродот, не содержит ничего невероятного.

Наконец, подтверждение действительного существования амазонок на Кавказе было найдено и в археологических данных.

Работавший продолжительное время в 70-х гг. XIX в. на Кавказе немецкий археолог Фридрих Байерн сообщил между прочим следующее. Описывая находки, сделанные им в 1878 г. в Хевсуретии, Байерн указал, что в районе хевсурского аула Нов. Джута он в одном женском погребении нашел наряду с женскими украшениями наконечники для стрел, шиферный камень для пращи и железный нож, в другом женском погребении — точно так же наряду с женскими бронзовыми украшениями железные наконечники для стрел и тоже маленький нож. В другом хевсурском ауле, Артхмо, им, в свою очередь, наряду с женскими украшениями была найдена часть медной панцирной рубашки. Наиболее обильная вещами находка была сделана Байерном в ауле Степан-Цминда (Казбек), на правом берегу р. Терек. Здесь, в раскопанном им бассейне, который, по мнению Байерна, был некогда сооружен при существовавшем тут источнике и в который бросались приношения, Байерн нашел преимущественно большое количество разнообразных золотых и бронзовых украшений. Характеризуя данную свою находку, Байерн писал: «Все, что я собрал здесь, принадлежит женщинам и именно воительницам, хотя из настоящего оружия в этом бассейне ничего, разве бы это были только следы, найдено не было… Но независимо от оружия все остальные предметы говорят о воинственном народе, женские же украшения прямо указывают на амазонок, чьи хлысты были снабжены такой рукояткой, которая отлично могла служить оружием. Широкие, в дюйм, очень выпуклые, толстые бронзовые кольца, какие и сейчас носят хевсуры, употреблялись в качестве оружия, почему я называю их боевыми кольцами… Уздечки, украшения для верховой сбруи, остатки попон с несомненностью говорят о конном народе, а то обстоятельство, что эти верховые лошади были увешаны многочисленными колокольчиками, в частности на попонах, указывает на то, что эти украшения были убранством женских верховых коней. Мужчины, несомненно, не навешивали бы на своих лошадей этих вещей. Я не могу назвать ни одной вещи, которая могла бы быть приписана мужчине». К этому Байерн присоединяет следующие рассуждения. Напротив аула Степан-Цминда расположен аул Гергеты, а над этим аулом, на вершине горы, находится храм Св. Гаргара, как его называют грузины из Гергеты. Аул Гергеты, рассуждает Байерн, получил себе название от имени этого святого, и настоящее название аула было, несомненно, Гаргар, как его, мол, называет и Страбон, согласно которому амазонки совершили паломничества с Мермодоса (Кумы) к гаргареям. «Однако, — пишет далее Байерн, — по Страбону, к гаргареям совершали свои паломничества только кабардинские амазонки. Это подтверждается находками в Степан-Цминде. Но Гилгал был священной горой и евреев, вместе с которыми амазонки переселились на Северный Кавказ. Сохранившиеся здесь еще до сего дня обычаи, заимствованные из Моисеевых законов, определенно указывают на то, что не одни амазонки искали своего счастья в Гилгале, но что все еврейство и все соседние горские народы, как с Северного, так и с Южного Кавказа, собирались сюда и месяцами переходили от одной святыни к другой, совершая свои празднества».