Женя и Валентина
Шрифт:
— «Дорогие папа и мама», — из деликатности скороговоркой прочитала девочка и засмущалась из-за того, что ей приходится читать на людях чужое письмо.
Фрося забрала у нее письмо и отдала другой соседке. И та еще раз прочла:
— «Дорогие папа и мама, — чтобы все слышали, как приемный сын обращается к Фросе и ее мужу. — Наши трудности временные. Скоро мы погоним фашистов. Мои товарищи передают вам привет…»
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Однажды Анатолий увидел военного с двумя револьверными кобурами на ремне. Потом это военное впечатление было вытеснено другим.
Как раз против дома, в котором жил Анатолий, выстраивалась очередь в магазин «Молоко». Гудение толпы начиналось еще в предрассветной темноте. Магазин был расположен на главной улице. В магазин пускали по
Кольцо любопытных, которое собралось вокруг спорящих, шарахнулось, в очереди закричали, а напряжение нарастало или падало в зависимости от того, направляли летчик и милиционер револьверы друг другу в грудь или опускали стволы.
И то, что летчик грозил открыто выстрелить в милиционера, и то, что милиционер в какой-то степени признавал право летчика разговаривать с ним вот так, — все было необычным. Они приехали сюда потолковать — пацаны, стоявшие в очереди, очень чутко уловили этот оттенок в их споре. Зачем им иначе было уезжать с главной улицы! Милиционеру это уж совсем было ни к чему. Но, видимо, он сам хотел в чем-то сравняться с военным летчиком. То, что сейчас здесь народу было гораздо больше, чем на центральной улице, уже не останавливало ни летчика, ни милиционера. Милиционер решительно показал летчику на подворотню — мол, дело можно завершить там, в цементных стенах. Не сводя глаз друг с друга, они вошли в подворотню и мгновенно направили стволы друг другу в грудь.
До сих пор Анатолию не приходилось видеть оружие открытым. Это же безумно обнаженное оружие грозило всем, кто был на улице. И тем, кто стоял поблизости от магазина, и тем, кто на противоположной стороне улицы не решался уйти из очереди за сепарированным молоком. Казалось, не выстрела люди ждали, а взрыва.
Но выстрела все-таки не последовало. Подержав друг друга на мушке, продержав в напряжении всю толпу, в которой никто не мог уйти с места, потому что с утра стоял за молоком, милиционер и летчик вложили оружие в кобуры и направились к своим мотоциклам. Первым поехал летчик, милиционер двинулся за ним.
Что у них было дальше, Анатолий не знал. Так эта история разыгралась перед его глазами, такой он ее и запомнил. И еще он запомнил вот что: летчик был пьян и, судя по всему, не прав, но в симпатиях своих очередь была единодушна. Все были на стороне летчика.
И первого раненого Анатолий видел еще до того, как фронт приблизился к городу.
В какое-то из воскресений, когда на завод почему-то не надо было идти, Анатолий с Женей пошли за город, на реку, к рыбакам. Они несли кое-какие вещи — собирались выменять их на рыбу. Кусты на левом берегу были еще рыжие, а деревья черные и пустые. Все спортивные базы покинуты. Понтоны заведены на берег, настил с мостиков снят — торчали одни столбы, вбитые в воду. Верховой ветер согнал воду, обнажились мели и близко от берега и на самой середине реки. Мель — как сыпь. Почему-то стыдно на нее смотреть. Была вода, а под ней такая грязь и черные ракушки. Лодки лежат на этой грязи. От них по земле тянутся грязные цепи к ненужным якорям.
Вышли они рано и видели, как солнце поднимается между фермами железнодорожного моста. На мост влетел железнодорожный состав, локомотив вошел в солнце и на секунду исчез. И так
весь состав с теплушками, платформами, на которых стояли покрытые брезентом машины и пушки, проходил сквозь солнце. Вагон за вагоном на секунду исчезали в огромном солнечном диске.И железнодорожный и автомобильный мосты немцы уже бомбили, но еще ни разу в них не попадали.
Женя и Анатолий шли по пляжу. Верховой ветер так быстро согнал воду, что песок еще не успел просохнуть, весь был в потеках, сливных стоках. Там, где песок просох, он белел, становился тверже. Наступишь — пружинит, и видно, как к тому месту, на которое наступил, приливает вода.
Два вола за длинную веревку вытягивали на пляж сеть. От веревки на песке оставался длинный след. Волы пахли смолой и дратвой, а вовсе не коровником, рядом с ними шагал рыбак в ушанке, стеганке и высоких сапогах-бахилах.
Другие рыбаки, среди которых было много женщин, медленно ступали по воде. В своих высоких сапогах-бахилах они довольно далеко входили в воду и тянули сеть. То есть вначале за длинную веревку сеть на берег вытаскивали волы, а потом уже на мелком месте ее перехватывали рыбаки и выбирали руками.
По воде рыбаки ступали медленно, сеть выбирали неторопливо. Суетились те, кто пришел сюда на менку. Они подступали к воде, заглядывали в рыбачий баркас. Рыбаки не обращали на них внимания. Обменом ведал пожилой краснолицый рыбак, которого называли то боцманом, то бригадиром, то Николаем Евграфовичем. А он всем говорил:
— Нет, какая рыба! Ты ж видишь! Отойдите, гражданин!
Потом он кого-то намечал, отходил с ним в сторону. Но отходил как будто бы для того, чтобы еще больше привлечь к себе внимание.
— Нет! — кричал он оттуда. — Я ж не имею права!
Женя и Анатолий пробыли на тоне долго. Пошел дождь — такой сильный, что на песке стали застаиваться небольшие лужи. Меняльщиков дождь разогнал, а Женя отвел Анатолия на спортивную базу, и они через реку смотрели на потемневший от дождя город, на то, как по крутой, спускающейся к мосту улице идут два потока грузовых машин. Один поток вниз, другой вверх. Вниз машины набирают скорость, растягиваются, увеличивают интервалы, наверх — догоняют друг друга, идут на малой скорости за какой-нибудь телегой.
Водка, которую они принесли с собой, сделала «боцмана» сговорчивым. Домой возвращались с рыбой.
Все это Анатолий хорошо запомнил. Впервые от Анатолия зависело, будет ли дома еда. Впервые он шел вместе с Женей и, пожалуй, впервые испытывал такую изнуряющую усталость от долгой ходьбы. Долгая ходьба пешком тоже была одним из военных впечатлений.
Но главное, из-за чего он запомнил этот день, произошло потом, когда они уже перешли мост и свернули на улицу, ведущую к дому Антонины Николаевны. Более впечатлительный, чем Женя, Анатолий почувствовал какое-то еще невидимое движение, которое задержало прохожих, заставило повернуть головы. Потом он увидел бегущего человека с портфелем. Улица в этом месте шла со значительным уклоном, человек бежал сверху вниз, полы его расстегнутого пальто развевались. Он убегал. Среди дня, среди нескольких прохожих его гнал невыносимый страх. И Анатолий подумал, что это шпион. Невыносимый страх вдруг заставил бегущего нелогично вильнуть, он выбежал с тротуара на дорогу, повалился на спину, на свое расстегнутое пальто и с паническим криком выставил поднятые руки и ноги. Одновременно Женя и Анатолий увидели догоняющего. С ножом в руках он бежал по коридору, который остался среди прохожих после мужчины с портфелем. Догоняющий тоже был расстегнут до рубашки, шапки на нем не было. Цепко вильнув вслед за мужчиной с портфелем, он, отстраняя беспорядочно машущие руки, наклонился над ним с занесенным ножом.
Женя бросил свою рыбу и побежал к ним, как только увидел человека с ножом. Но он явно не успевал. И тут Анатолий увидел третьего догоняющего. По тому же коридору из прохожих, топая сапогами, бежал совсем молоденький мальчик-милиционер. Он протянул к спине мужчины с ножом револьвер. Собственно, Анатолий увидел револьвер после того, как прозвучал выстрел, и удивился тому, что то, что милиционеры носят в кобурах, такого ярко-синего вороненого цвета.
Этот вороненый револьвер в руках милиционера был на несколько мгновений сильнейшим впечатлением Анатолия. Человек с ножом, не поворачиваясь к милиционеру и как будто не обращая на него внимания, выпрямился, бросил нож, а мужчина с портфелем поднялся со своего пальто, подобрал нож и что-то закричал милиционеру.