Жерар Депардьё

Знакомство актера и будущего президента Франции состоялось некоторое время спустя, когда лидер Социалистической партии разговаривал с Жилем Сандье, театральным критиком из газеты «Матен». Жерар решительно подсел к ним за столик и сказал Миттерану совершенно искренним тоном: «Вы мне очень нравитесь». Ждал ли он ответа на это признание? Он последовал быстро: «И вы мне тоже!»

Депардьё был польщен этим комплиментом. Надо признать, его разговоры с поклонниками не всегда отличались подобной учтивостью. Например, встреча в пригороде Лиона даже окончилась серьезной травмой…

Глава пятая Фильм-избавление

Несчастье случилось, когда Депардьё был на гастролях в окрестностях Лиона с пьесой Хандке. В тот вечер, когда актер выходил из Народного государственного театра Виллербанна, к нему подошел одинокий прохожий бандитского вида, завязал самый обычный разговор, но потом стал настойчиво зазывать Жерара пропустить стаканчик, дав понять, что после они смогут навестить приятных в общении молодых женщин. Актер вежливо отказался, к великой досаде своего собеседника, который, озлившись, натравил на него свою собаку-овчарку. Собака набросилась на Депардьё; тот испугался, настолько яростно она себя вела. Клыки вонзались по всему телу — в руки, ноги, туловище. Всего Жерар получил двадцать восемь укусов и царапин от когтей. Поняв, наконец, что совершает преступление, неизвестный сбежал. Жерар остался лежать на тротуаре без чувств. Его доставили в ближайшую больницу и обрабатывали там раны несколько часов.

По возвращении в Париж дела у актера, еще носившего на себе следы нападения, пошли из рук вон плохо. И если бы он испытывал только физическую боль! Он надолго впадал в депрессию, не выходя из нее по нескольку недель. Ничто ему было не мило, он боялся выходить на улицу. Чтобы утишить безотчетный страх, он теперь везде ходил в сопровождении телохранителя. «Я уже ничего не понимал. Боялся даже крохотного щенка. <…> Мне надо было лечиться, постичь природу своего страха, который я уже не мог обуздать. Страх — это как выпивка: в определенный момент надо завязать, или будет поздно…» Один из его друзей, серьезно встревожившись, посоветовал поговорить с психоаналитиком. Депардьё согласился, хотя и не скрывал своего скептицизма: «Я пошел туда, но так, будто мне собирались вырвать зуб. <…> Я знаю, что психоаналитики — наполовину кюре, наполовину бередилыцики души, но меня это успокоило, пошло на пользу. Я разговорился».

И говорил с добрый десяток лет! Поначалу — о своих фильмах, где он погибал искромсанным, изуродованным, повешенным или гильотинированным… Свои тревожные воспоминания он поверял Жаку Лакану, известному психоаналитику, слава которого уже вышла за пределы его родины, так что его даже прозвали «французским Фрейдом». Но Депардьё, по его словам, руководствовался в своем выборе не столько известностью специалиста, сколько интересом Лакана к одному из фильмов, в котором он снимался, — «Последней женщине» Феррери. Лакан вместе с писателем и специалистом по семиотике Роланом Бартом написал, основываясь на этом фильме, большую статью, посвященную самокалечению.

Несмотря на признательность, еженедельные визиты с возлежанием на диване у знаменитого психолога вскоре прекратились. Одному из своих близких Жерар сказал, что не видит смысла в том, чтобы рассказывать о самых интимных вещах постороннему человеку, который забирает у него по 300 франков за сеанс, а сам даже не отвечает…

Прошло несколько месяцев, а Депардьё так и не вышел из своего угнетенного состояния. Теперь уже последователю Лакана Клоду Конте пришлось столкнуться с сопротивлением, хорошо известным психоаналитикам: даже если пациент говорит, что хочет измениться, он по-прежнему цепляется за свое невротическое поведение, которое помогало ему выжить до сих пор. Депардьё нашел изящный предлог для разрыва: «Он тоже действовал мне на нервы».

Желание разобраться в себе вызревало еще некоторое время, до того самого дня в 1985 году, когда Депардьё познакомился с третьим специалистом — Франсисом Пашем. Они нашли общий язык, поскольку Паш тоже причислял себя к школе Фрейда. «Это было невероятно. Благодаря ему я понял всё — если только можно всё понять. Во всяком случае, он дал мне возможность примириться с самим собой. Примириться с тем, что я есть, с тем, что есть во мне… А еще примириться с тем, что он называл нашей генеалогической памятью. Например, с тем фактом, что отец моей матери и мать моего отца спали вместе…» Отныне пациент учился трезво, не лукавя, вычленять свои неврозы, начиная с тех, которые, по его мнению, были связаны с его отношением к выпивке: «Психоанализ не делает тебя более стойким в невзгодах или более умным. Он просто помогает принимать тебя таким, каков ты есть».

Депардьё еще посещал Лакана, когда весной 1978 года принял предложение сниматься в новом фильме по сценарию, от которого, кстати говоря, несколькими месяцами ранее отказался. Сценарий был написан совместно Аленом Жессюа и Андре Рюэлланом, в нем шла речь о приключениях молодого врача, многие пациенты которого стали жертвами ночных нападений… сторожевых собак, натасканных на человека! Причина этого поступка вполне ясна: снимаясь в фильме, он сможет изжить страх, который все еще носит в себе. По крайней мере он на это надеялся.

Сообщив о своем решении режиссеру Алену Жессюа и продюсеру Лорану Мейниелю, Депардьё привел их в восторг. Оба знали, что этот актер скоро станет мегазвездой. Вся троица собралась в Риме, чтобы обсудить характер героя, которого предстояло сыграть Депардьё, — инструктора по служебному собаководству. Разговор велся в знаменитом кафе на Пьяцца делъ Пополо. Между Депардьё и Жессюа, снимавшим свой пятый фильм, тотчас возникла самая искренняя симпатия. Жессюа, проявивший себя в кино в нескольких ипостасях (режиссер, композитор, сценарист), снял, в частности, нашумевший фильм «Шоковая терапия» (1972) с Аленом Делоном и Анни Жирардо. Лионское злоключение Депардьё Жессюа принял тем более близко к сердцу, что сам прошел через подобное: попал в страшную автокатастрофу, после чего несколько лет не мог сесть за руль.

Совершенно естественным образом, чтобы войти в роль, режиссер предложил Депардьё поучаствовать в сеансах дрессировки под руководством Андре Ноэля, директора крупного собачьего питомника. Артист добросовестно ходил туда несколько раз вместе со своим другом Ги Маршаном, актером и певцом. Ноэль познакомил его с партнершей — сукой по кличке Лилит. «Жерар с собакой полюбили друг друга с первого взгляда», — вспоминает Жессюа, который все-таки приготовил дублера. Но Депардьё усомнился в целесообразности этой меры: «Тот парень надел толстенный защитный костюм, которым пользуются кинологи. Жессюа сказал: “Мотор!” Выпустили немецкую овчарку — пятьдесят кило мускулов. Дублер испугался и отвернул лицо в момент атаки; дубль был испорчен. Тогда я надел костюм вместо него и дублировал дублера. Чтобы победить свой страх. Собака вонзила зубы в нескольких сантиметрах от моей шеи, но я не дрогнул. “Стоп, снято!..”»

С этого момента все опасения режиссера по поводу исполнителя главной роли как будто улеглись. Но от Депардьё требовалось определенное мужество: «Страх не ушел. Тогда я взялся за самую страшную сцену нападения — с укусом в шею, разумеется, в полном защитном снаряжении. Сначала собака несется на тебя, как пушечное ядро. Потом видишь ее безумные глаза, устремленные прямо в твои, в нескольких сантиметрах от лица. Тогда нужно постараться удержать равновесие, чтобы собака не отцепилась и не попыталась укусить в другом месте. И сразу после этой сцены я освободился от страха!»

Этим избавлением актер, как он сам признает, был в большой степени обязан характеру отношений, которые установились у него с главной мохнатой героиней на протяжении всего периода съемок, проходивших в окрестностях Парижа Марн-ла-Валле, Торси — новых, только что выросших городах. «По сценарию мы должны были продемонстрировать отношения покоя, свободы, словно супружеская пара (сцена на реке. — Б. В), но с ней в самом деле произошло нечто волшебное, — рассказывает Депардьё. — Со стороны собаки это было очень трогательное отношение, такое же постоянное и чуткое внимание, с каким один человек может относиться к другому. В минуты расслабления, когда она на меня смотрела, мне удавалось почувствовать себя такой же собакой, как она. Такие странные отношения, когда то, что не высказано, и есть самое интересное, выводят игру на совершенно иной уровень. Так бывает во всех фильмах с участием животных или детей (в моем случае это младенец из “Последней женщины” и шимпанзе из “Прощай, самец”), к таким съемкам нельзя приступать, держа в голове четко выстроенную концепцию игры. Таких партнеров нельзя насиловать — наоборот, их нужно приручать».