Жерар Депардьё

Вернувшись в Париж, под любовным руководством своего Пигмалиона Жерар получил первую официальную роль в театре. Вообще-то это была второстепенная роль в «Будю, спасенном из воды» Рене Фошуа; заглавную роль в спектакле исполнял Анри Тизо, уже прославившийся своими подражаниями генералу де Голлю. В этой пьесе, поставленной Коше в театре Капуцинок, говорилось о приключениях бродяги, который от отчаяния хотел утопиться, а потом его приютил добрый книготорговец. Среди персонажей был еще студент, его-то и играл молодой Депардьё, который тогда еще не знал, что через три десятка лет воплотит на большом экране образ самого Будю в компании с Жераром Жюньо. Мишель Симон, ставивший эту пьесу в 1925 году, сыграл главную роль в знаменитом одноименном фильме Жана Ренуара. По прихоти судьбы Депардьё повстречался с Симоном за несколько месяцев до его кончины в 1975 году. У актера сохранились противоречивые воспоминания от общения с этим кумиром французского кино: «Вечером нас с Далио отправили за Пьером Брассером в театр Сен-Жорж, где он играл в спектакле “Чао”. А оттуда, действительно, мы отправились в “Казино де Пари”, чтобы захватить Мишеля Симона, который каждый вечер смотрел из первого ряда представление кордебалета. Вот только вместо того, чтобы чинно вернуться домой, мы обходили бары на площади Пигаль. Чаще всего мне приходилось отвозить его домой, потому что бедняга уже не стоял на ногах. Но Мишель Симон меня недолюбливал. Он посмотрел “Не так уж плохо” — фильм Клода Горетта, в котором я играл с Марлен Жобер. Он говорил: “Какое ж дерьмо этот фильм”…»

Кстати, в том же 1965 году Жерара пригласили сниматься в кино, но успеха это ему не принесло. Студент театральных курсов познакомился через свою родственницу с Роже Ленаром, бывшим кинокритиком и выдающимся эссеистом, успевшим снять всего два художественных фильма — «Последние каникулы» (1948) с Одиль Версуа и «Полночное свидание» тринадцатью годами позже. Да, не забыть еще съемки в «Замужней женщине» Жан-Люка Годара, где он сыграл самого себя, — тогда этот фильм как раз вышел на экраны. Для своего третьего фильма (аллегории, основанной на истории жизни Сократа) Ленар искал молодого человека со внешностью битника — это слово придумал Джек Керуак для обозначения «разбитого поколения», не приемлющего реальности и находящегося в духовном поиске. Отсюда название, предложенное Ленаром: «Битник и Мажор» [19] . Это короткометражный фильм, раскадровку которого режиссер, ныне ушедший из жизни, позднее привел в одном интервью: «Я выхожу из подъезда дома № 16 по улице Турнон и вижу на террасе кафе бородача в куртке и сапогах (Жерар Депардьё) — Битника и кудрявого блондина в приталенном пиджаке — Мажора… Затем я пересекаю улицу и вхожу в лавку торговца гравюрами. Там я встречаю Жака Доньоль-Валь-кроза, самого что ни на есть настоящего социолога. Мы вместе перелистываем, обмениваясь замечаниями, две серии эстампов, посвященные двум противоположным типам, из-за которых на протяжении веков французская молодежь подразделяется на денди и богему… На террасе кафе мой Мажор теперь уже в элегантной тунике Алкивиада, отца всех снобов. Рядом — Сократ — Депардьё в обтрепанной накидке, родоначальник всех видов богемы».

19

Другие переводы — «Битник и пижон», «Битник и барышня», «Битник и малолетка».

После двух дней съемок на парижских улицах фильм — продолжительностью не больше двадцати минут — по невыясненным причинам так и не был выпущен. Единственная награда для Жерара — гонорар в 500 франков за каждый съемочный день. И тут не обошлось без ложки дегтя: из-за его нечеткой дикции Ленар пригласил на озвучание другого актера…

Осенью того же года, после краткой поездки на Лазурный Берег, Жерар вернулся в Париж и во второй раз попробовал свои силы на съемочной площадке: Элизабет познакомила его с Аньес Варда. Варда, автор нескольких документальных и смелых полнометражных фильмов, в том числе «Клео с 5 до 7» (1961) о блужданиях по Парижу певицы, только что узнавшей, что у нее рак, и «Счастья», получившего «Серебряного медведя» на Берлинском кинофестивале, искала молодого актера, способного сыграть битника (опять!) в истории любви под рабочим названием «Рождество Кэрол». Покоренная дикарскими глазами и достаточно затрапезным видом приятеля Элизабет, режиссер пришла к выводу, что он превосходно сыграет Игоря. «Она называла меня Игорем; она хотела, чтобы я звался Игорем… Игорь так Игорь! Итак, я был Игорем, этаким неизвестным науке зверем. С длинными волосами, да к тому же и в меховых сапогах!» — с юмором рассказывает Депардьё. Проклятие или невезение? Как и в первый раз, фильм останется незаконченным за неимением средств.

Молодой актер не держал зла на Аньес Варда, жену Жака Деми (режиссера «Шербурских зонтиков»), и даже порой оказывал ей небольшие услуги. «Время от времени она давала мне денег. Я тогда приходил к ней, пилил дрова. Присматривал за ее дочкой Розали. Подавал тарелки гостям. Вот так я и познакомился с Рене. Она сказала мне: “Вот посмотришь, сегодня придет один человек, весь седой”». В тот день Варда в очередной раз попросила его посидеть с Розали, которой было восемь лет. Вечер был уже в разгаре, когда Жерар открыл дверь гостю с гривой седых волос. Тот представился: Ален Рене. Естественно, Жерар, играя роль хозяина, отвел его на кухню и дал ему тарелку: «Она сказала, что если вы захотите поесть…» Их первое знакомство на этом и закончилось. В самом деле, Депардьё был не в курсе, что перед ним режиссер с двадцатилетним стажем, на счету которого уже несколько выдающихся произведений. Заявив о себе в 1955 году документальным фильмом «Ночь и туман» о нацистских концлагерях, человек с седой гривой снял также потрясающие фильмы «Хиросима, любовь моя» (1959) и «В прошлом году в Мариенбаде» (1961), перевернувшие классическую концепцию киноповествования.

А Францию вскоре потянуло на перевороты. Май 1968 года. Улицы, возможно, не забрали власть, но выражали свой протест. «Балаган», — отрубил генерал де Голль в начале этих событий, которые парализуют всю Францию на много недель. Несколько тысяч полицейских, «спецназовцев» и жандармов заполонили Латинский квартал, чтобы разгонять любые скопления студентов. Те устраивали импровизированные митинги на каждом углу и бросались булыжниками мостовой. Летали гранаты со слезоточивым газом. Протесты общественности не вписывались в рамки представлений о жизни сорванца из Шатору, который рассудительно решил не участвовать в волнениях, потрясавших столицу, и даже высказался о них довольно резко: «Мне это было неинтересно. Это даже не было революцией. Это было событием для буржуа — людей, с которыми я не имел ничего общего. Для образованных людей, которые умели читать, писать и говорить».

Сказано искренне. Однако студенческие беспорядки быстро переросли в протесты рабочих, порожденные социальной неустроенностью и возмущением несправедливым распределением плодов хваленого процветания. Но непонимание или смущение сына Деде можно объяснить иначе, как подсказал мне Мишель Пилорже. Бескомпромиссный Жан-Лоран Коше поставил своим ученикам ультиматум: «Если я узнаю, что кто-то из вас был на баррикадах, то выгоню его с курсов!» И поделом, шутливо продолжал Пилорже: «Коше сохранил для нас Третью республику [20] . А потом, у него были свои герои — Бразиллак [21] и ему подобные, и еще ностальгия по эпохе, с которой он так и не распрощался».

20

Третья республика — политический режим во Франции с 1875 по 1940 год.

21

Робер Бразиллак (1909–1945) — писатель, журналист и кинокритик; во время войны был коллаборационистом, проповедовал союз французского и германского фашизма. После освобождения Франции был расстрелян.

Депардьё намек понял и продирался сквозь ряды студентов и полицейских, не обращая внимания ни на тех, ни на других. По крайней мере до тех пор, пока его не зацепило локомотивом Истории. Ему не надоедает рассказывать об этом подвиге: «Однажды я подвернулся под облаву в баре. Полицейские попытались меня арестовать; я вырывался, размахивал кулаками направо и налево и в общей свалке наступил на фуражку полицейского, упавшую на пол. Меня судили за самое серьезное преступление за все майские события шестьдесят восьмого года — уничтожение фуражки! Я чудом избежал тюрьмы, но меня приговорили… к штрафу в 300 франков!»

У Жерара была и другая причина проклинать тот беспокойный период: он совпал с трагической гибелью Джеки Мервея. Узнав о несчастье, бывший хулиган немедленно выехал в Шатору, чтобы присутствовать на похоронах единственного верного друга своей бурной юности. Там ему рассказали о печальном конце Лемми: машина, которую он угнал, после бешеной езды рухнула в Эндр, водитель погиб. В голове Жерара теснились воспоминания. Настал момент, когда покойного предали земле, и тут его захлестнули эмоции. Во время традиционной надгробной речи сын Деде не смог сдержать слез. Пилорже, стоявший рядом с ним, вспоминает об этой волнующей и трогательной сцене: «Жерар плакал, плакал. Потом обернулся ко мне и сказал: “Я видел его, видел!” Я спросил: “Кого?” Он ответил: “Джеки!” “Но ты видел его гроб! — Нет, он был сверху! Он смотрел на меня и плакал! Он не хотел уходить!” Он ничего не выдумывал. Это все его мистицизм. Помните, у святого Августина: когда он начинает читать священные тексты, является Бог…» Депардьё — мистик? Возможно, но разве мог он вести себя иначе? Глубоко потрясенный, Жерар, вероятно, понял тогда, что этот скорбный день стал для него завершением целой эпохи и началом другой.

Новая эпоха открылась для актера в 1969 году съемками в двух телефильмах — «Угрозы» Жана Денеля и «Навсикая» Аньес Варда, которой решительно не везло: из-за критики в адрес военного режима, находившегося тогда у власти в Греции, ее фильм будет запрещен руководством государственного канала ОРТФ по цензурным соображениям. Едва успев утешить режиссера, Депардьё отправился на съемки нового сериала «Встреча в Баденберге», который ставил Жан-Мишель Мерис. Этот фильм не навлек на себя гнева цензуры, впрочем, и телезрители к этой истории на розовой водичке остались равнодушны. Жерар играл там главную мужскую роль — Эдди Бельмона, справившись с ней весьма прилично. Вместе с ним снимались другие дебютанты: Шарль Мулен, Мартина Редон (жена режиссера Ива Буассе), Даниель Эмильфорк, Рюфюс и Ромен Бутей.

Подружившись с Жераром, Бутей, молодой бунтарь-интеллектуал, предложил ему вступить в труппу «Кафе де ла Гар» («Привокзальное кафе»), которая только что составилась на Монпарнасе. Жерар согласился: он всегда жаждал новых встреч и впечатлений. Там, в помещении бывшего вентиляторного завода на улице Одессы, он познакомился с приятелями Бутея — Катрин Сота, Анри Гибе, Патриком Мореном (он же Деваэр). Со временем новенький узнал, что Патрик с раннего детства дышал воздухом кулис и что он — парень веселой и изобретательной Сильветты Эрри, она же Миу-Миу. Такое прозвище девушке дал Колюш (он тоже входил в труппу), потому что не понимал ничего из того, что она говорит… Покоренный атмосферой беззаботности, насмешливости и свободы, царившей в «Кафе де ла Гар», Жерар несколько месяцев играл во втором составе в спектакле «Болты в моем йогурте», зрительский успех которого удивил и критиков, и самих весельчаков-актеров. Кафе-театр тогда был на подъеме, ставя пьесы в духе конца шестидесятых, то есть в насмешливо-анархистском стиле журнала «Шарли-Эбдо». Каждый зритель должен был принять участие в игре, придуманной труппой: повернуть колесо, и оно укажет, какую цену уплатить за билет…

Несмотря на добродушную атмосферу, царившую в театре, Депардьё было несколько не по себе в компании новых друзей, зачастую происходивших из иной социальной среды, чем его собственная. Он так это объясняет: «Я был несколько далек от всего этого, потому что совсем не обладал их умонастроением, духом парижской молодежи. Я же все-таки был хулиганом из провинции». С другой стороны, его отношения с некоторыми членами труппы были натянутыми. Между ним, Деваэром и Миу-Миу царило полное взаимопонимание, однако он как будто сторонился Колюша, который, на его взгляд, заимствовал чересчур много находок у своих товарищей, «не понимая, что зрители аплодируют труппе, а не тому или иному актеру».