Жернова Победы: Антиблокада. Дробь! Не наблюдать!. Гнилое дерево
Шрифт:
– Ну, похоронят, если смогут. Сейчас не всем места в могилах хватает. Все чаще просто в воронках.
– Идите, молодой человек, вы просто не понимаете, что говорите.
– Напрасно, товарищ профессор, вы меня списываете. Я выкарабкался.
– Идите-идите, вы напрасно отнимаете у меня время.
Капитан, который меня сопровождал, вошел в кабинет нейрохирурга. Он пробыл там около десяти минут и вышел с пакетом каких-то бумаг.
– Поехали!
Привезли опять на Петровский, в медсанчасть. В обед приехал тот самый комбриг.
– Говорят, что ты все забыл и не придуриваешься?
– Да, товарищ комбриг.
– И меня не помнишь? Мы же с тобой с Финской знакомы.
– Нет, не помню. Но уже знаю, что вы Петр Петрович, вас так старший лейтенант в машине назвал. А водитель сказал вашу фамилию: Евстигнеев. Оперативная память у меня присутствует – с момента, как очнулся на нейтралке. – И я слово в слово передал все, что происходило.
– Ладно, Максим. Раз говоришь, что оклемаешься, остаешься в штате. Тем более что людей у нас почти не осталось. Стрелять не разучился?
– Не знаю, но пока громкие звуки вызывают боль в ухе. Не зажило еще.
– Хорошо, приводи себя в порядок, но больше недели дать не могу. Домой съезди.
– Я не помню, где это.
– Михайлов отвезет.
Меня привезли «домой» – это на «Ваське», на Декабристов, совсем рядом со школой. Дверь открыла соседка, она же дала ключи от комнаты. Все жители города выехали под
– Возьмешь группу курсантов, сформируй боеспособную группу для действий на участке новой госграницы. Положение в районе Выборга очень нестабильное. Авиацией прижимаем финнов к земле, но немцы вот-вот ее выбьют полностью. Тогда удержать границу не получится. Времени совсем нет, через три дня доложить о готовности.
И увез чертеж МОН-50, 90, 100 и 200 для немедленного внедрения в производство.
В группе десять пацанов 22-го года рождения. В армии с июня 41-го года. Готовил их лейтенант Никонов, который не вернулся с выхода две недели назад. Проверил физподготовку, отсеял двух человек, проверил огневую – еще одного. Один оказался неплохим радистом. Всех усадил шить «лешаки», готовить оружие, проверил минно-саперную подготовку. Вот и все, что успел сделать. Основное время уделил сигналам, умению тихо передвигаться в лесу.
Наградили меня медалью «За отвагу». Херня все это! Мне надо за линию идти, а не с кем! Бои идут на Сайменском канале: от 134-го километра вправо. У Иматры мы перешли ночью линию фронта. Леса здесь стриженые: разбиты на небольшие участки, с которых полностью вырублен подлесок. Более неудачного места для выброски хрен придумаешь! Шюцкор везде, сочувствие населения – минус бесконечность. Ночи светлые, все как на ладони. На острове Рапасало, в озере Иматра, минируем и взрываем шестнадцать «Юнкерсов-88», затем отходим через Рантамяки, вынося одного раненого – Васю Хромина, который нарвался на выстрел «кукушки». Пробито легкое слева, чуть выше сердца. Васек без сознания, мы отходим баронскими лесами. Здесь леса принадлежат самому Маннергейму, поэтому подлесок не убран на топливо, как в остальных местах. Плюс прошло несколько летних гроз, собаки сбились со следа. У 12-й заставы Выборгского погранотряда на восточном берегу озера Пукалюсярви мы вышли к своим. Восемьдесят километров по вражеским тылам, один из самых успешных рейдов: «двухсотых» нет, один «трехсотый». Все хорошо, но финны заняли Ляскеля. Одна из железных дорог до Петрозаводска уже обрезана! Евстигнеев перебросил группу туда. В районе Ляскеля бои идут за переправы через одноименную речку, текущую от озера Вяртсиля и одноименной погранзаставы к Ладоге. Здесь оборону держат пограничники и народные ополченцы из Сортавалы и других финских городов. Они знают, что их не пощадят.
– Лейтенант, пока жив хотя бы один красногвардеец, белофинны не пройдут! – заявил начальник обороны поселка Ляскеля Лехконнен. – Патронов дай!
Выделили ему один ДШК и восемь ящиков патронов к «трехлинейкам». Белобрысые ополченцы, взвалив ящики на плечо, степенно удалились в лес.
Короткий выход на разведку выявил слабое место финнов: имея качественно подготовленных пехотинцев-егерей, они оторвались от баз. Местность здесь горно-лесистая, самая настоящая тайга. Единственная дорога от границы. Мы рубанули по этой ниточке. Финны продержались два дня и начали отходить к Вяртсиля. У них стали кончаться боеприпасы. Но 22 августа нас перебрасывают под Тосно, с несвойственным разведке заданием: оседлать дорогу Москва – Ленинград и не пропустить танки через реку Тосно, взаимодействуя с 1-й дивизией НКВД и 5-й дивизией народного ополчения. Непосредственно в Тосно стояла 5-я ДНО – слабо обученная, плохо экипированная, но героическая дивизия. Плохо, что воевать не умела. Мы подорвали мосты, расположили в траншеях бронебойщиков и метателей «коктейля Молотова». Три «сорокопятки» распределили между МТС «Ушаки» и Тосно. Обратный скат дороги успели немного заминировать противопехотками. Немцы появились утром, двигаясь по шоссе. На мотоциклах подъехали к взорванному мосту. Я и мои ребята сняли их из СВТ. Вадим Коршунов забрал МГ из коляски. Через некоторое время взвод танков и до роты пехоты на бронетранспортерах SdKfz 251 появилось на опушке леса. Немцы остановились и вели наблюдение. Большое расстояние не позволяло нам открыть огонь. Один из танков решил спровоцировать наш огонь и ударил из орудия по домам в деревне Ушаки. Но огня наши не открывали. Больше всего немцев смущала небольшая рощица у дороги, сразу за околицей деревни. Они обрушили на нее огонь из танков и пулеметов. Под этот шумок я несколько раз выстрелил по офицерам и пулеметчикам из ПРТ S18-1100, некоторое количество которых, с оптическими прицелами, мы «реквизировали» у финнов. Один из бронетранспортеров загорелся. Солдаты попытались залечь на обратном скате, но взрыв «монки» оставил большую часть их на дороге. Откуда-то издалека ударила немецкая артиллерия, и огонь обрушился опять на пустую рощу. Взвод оттянулся назад, появились саперы, которые занялись дорогой и обратным скатом. Но мины мы выставляли на неизвлекаемость, поэтому повозиться немцам пришлось долго, плюс, как только они приблизились на дистанцию эффективного огня, по ним открыли огонь снайперы из трехлинеек. Лишь к середине дня немцы решились все-таки атаковать танками и мотопехотой наши порядки. Потеряв под огнем шесть машин и примерно роту солдат, они вскрыли наши позиции и начали методично обстреливать их артиллерией и из танков. Однако правофланговое орудие продолжало расстреливать появляющиеся немецкие танки, которые из леса выходили бортом к нему. Затем немцы прекратили атаку, и мы услышали бой левее, в районе Шапок. Там стояли пограничники 1-й дивизии НКВД. Мы произвели частичную перегруппировку, перебросив одно орудие и два ПТР на левый фланг, к Заречью. Но в тот день пограничники удержали Шапки. А по нам, абсолютно безнаказанно, начала работать немецкая авиация. Ни одной зенитки у нас не было. Но, выполняя совершенно несвойственную нам задачу, мы обеспечили связь между нами и штабом фронта. Женя Васильев постоянно отправлял и получал радиограммы. Мы расположили его в не совсем достроенном доте, вывели наружу антенну, и он обеспечивал связь.
Уже вечером подошел Ижорский батальон народного ополчения, подтянулись подразделения 61-й стрелковой дивизии, выведенной с Карельского перешейка, прибыло шестнадцать КВ-1, часть из которых ушла в Шапки через Ивановское. Ночью к нам приехал Ворошилов.
– Ну что, сынки, держимся?
– Нужно авиационное прикрытие, товарищ маршал. С утра нас выбомбят, 37-й танковый корпус зажат нами на дороге от Тосно до Любани. Требуется авиация.
– Показывай!
Я
развернул карту и показал отметки по докладам командиров 1-й и 5-й дивизий.– А здесь кто держит фронт, кто «Иволга»?
– Мы, товарищ маршал. Штаба 5-й ДНО уже нет. Здесь раненый командир 1-го полка этой дивизии, командир Ижорского батальона народного ополчения и я, командир разведгруппы отдельной разведроты округа лейтенант Иволгин. «Иволга» – это мой позывной. Правее нас штаб 61-й дивизии, левее – штаб 1-й дивизии НКВД. Но радиосвязь только у нас, поэтому все радиограммы отправляю от своего имени комбригу Евстигнееву. Мною предприняты следующие меры по обороне данного участка… – и я показал на карте всю дислокацию сил и средств. – Испытываем недостаток в артиллерии, зенитной артиллерии и авиационной поддержке.
– Пойдем, покажешь на месте.
Мы вышли из дота, и я повел его на наблюдательный пункт, показывая по дороге вкопанные танки, траншеи. Везде доносился звон лопат: «ижорцы» и танкисты зарывались в землю.
– Меня, товарищ маршал, беспокоит левый фланг – Шапки и Мга. И надо срочно занять Синявинские высоты. Причем крепко, с артиллерией и хорошей связью. А немцы сейчас рванут по рокадке к Киришам. Надо бы их у Тигоды задержать.
– Понял, давай обратно. Связь нужна! Где-то я тебя видел, лейтенант!
– Не знаю, товарищ маршал, может быть на Финской, но после контузии я этого не помню.
На КП маршал что-то долго диктовал своему шифровальщику, затем отправляли РДО и ждали квитанции. Мы пропустили сеанс связи из-за этого. Ворошилов поел из общего котла 5-й дивизии, поговорил с бойцами. В принципе, он политрук, а не командующий, но что есть, то есть. Спустя несколько часов он со своим кортежем уехал, а мы остались стоять у речки Тосно и напряженно прислушивались к бою на левом фланге, который не утихал, несмотря на ночь. Уже утром стало известно, что наши КВ-1 дали ночной бой 37-му танковому корпусу, подбили и повредили более сорока танков противника на повороте шоссе в Шапках. Утром 37-я бригада морской пехоты и отдельный артиллерийский полк заняли Синявинские высоты, но Волховская группа войск нашего фронта пропустила немцев через реку Тигоду, бои идут под Киришами. Из Волхова перебрасывается танковая бригада, но ни тяжелых, ни средних танков у нее нет. У немцев появилась возможность обойти с фланга 1-ю дивизию НКВД, уже основательно потрепанную в боях. От Кириш ко Мге ведут две дороги: шоссейная и узкоколейка. Я передал в штаб фронта информацию о критическом положении под Киришами. В этот момент наша авиация все-таки нанесла удар по шоссе в районе Георгиевской, Рябово и Шапок. На отходе наших бомбардировщиков основательно поклевали «мессеры». Около десяти машин было сбито. Затем последовала артподготовка по нашим позициям, и начался бой между нами и 37-м корпусом в районе Тосно. Я потерял еще трех человек из группы. В середине дня «СБ» нанесли удар в районе Кириш. Подоспевшая танковая бригада сумела вынудить немцев отойти за Тигоду. После этого бы взорван мост через нее. Образовался Любаньский выступ – любимая мозоль на Ленинградском фронте как немцев, так и наших. Обе стороны пытались использовать его в своих целях, однако тоненький ручеек Ижоры стал для них непреодолимым препятствием. Тяжелее всего приходилось в лесах у Форносово, куда немцы бросили 5-ю горнострелковую дивизию. Но и там к сентябрю ситуация стабилизировалась. Противники зарывались в землю, готовясь к штурму и обороне. К сожалению, в связи с острой потребностью в живой силе и технике, наши войска без особых боев оставили Карельский перешеек. Финны были остановлены в районе старого Карельского УР, в пяти – пятнадцати километрах от старой границы.
В начале сентября у немцев наметился успех в районе Кипени, и Кюхлер перебросил войска туда. Защищавшая Гостилицы 3-я ДНО не выдержала концентрированного удара немцев, и был сдан Петродворец. Немцы вышли к берегу Невской губы. В ночь на 6 сентября приказали оставить Васильева в распоряжении сводной группы, а самим прибыть в разведотдел фронта. «Самих» осталось четверо: сержанты Коршунов, Любимов, младший сержант Овечкин и я. Добирались на перекладных, хорошо, что до Обуховского завода шла машина. Оттуда за два часа дошли до Дворцовой. В городе полно патрулей, все доты и дзоты обитаемы, город готовится к штурму. Несмотря на ночь, множество людей работает, возводя опорные пункты обороны: разгружают мешки с песком и укладывают их вокруг огневых точек. На крышах много народу на случай воздушной тревоги. На месте нас доукомплектовали еще четырьмя курсантами школы, сообщили, что разведотдел переезжает в Смольный. Нас отправили в Урицк, теперешнее Лигово. Немцы атакуют Стрельну и Урицк. Задача: поддержать пехоту снайперским огнем, доставить радиста в штаб 3-й дивизии Народного ополчения. Машину, правда, выделили, но до места нас водитель не довез – проткнул скат, и мы бегом отправились на звуки выстрелов. Нашли полковника Котельникова, который отправил нас на восточную окраину Стрельны, к Орловскому пруду – требовалось взорвать железнодорожный и два автомобильных моста через Стрелку, помочь организовать оборону 2-му полку дивизии. Он придал нам взвод саперов для выполнения задачи. Мы погрузили взрывчатку на корму БТ-7 и двинулись к мосту на Петергофском шоссе. К утру закончили минирование мостов, оставили там по три сапера, сами разбежались по траншеям в поисках удобных позиций. Меня беспокоил левый фланг: Красносельское шоссе было не прикрыто, оттуда в любую минуту можно было ожидать флангового удара. Так оно и случилось. Немцы в лоб не пошли, а ударили от Горбунков и Горелова. Второй полк выстоял два часа, затем начал отход под давлением немецкого армейского корпуса. Мосты мы успели подорвать, нас прикрыли огнем из дзотов и двух капониров, и мы отошли к железной дороге. Там на насыпи держались шесть суток. Я в основном занимался отработкой взаимодействия снайперской группы, куда входили мои семь бойцов и шесть снайперов 2-го полка. У нас был очень сложный участок: поселок Володарского. Прямо напротив старинный особняк, который заняли немцы. Целых домов в поселке почти не осталось, но многочисленные подвалы немцы использовали как блиндажи. Здесь немцы могли накопиться и внезапно атаковать нас, поэтому мы создали несколько хорошо замаскированных позиций снайперов с пересекающимися секторами обстрела и отрепетировали очередность стрельбы по целям. Пока у немцев здесь был пехотный полк, было относительно спокойно. Несколько раз они нарывались на нашу работу, успокоились и больше не атаковали, но 18 сентября их сменили эсэсовцы из дивизии «Полицай». Мы обратили внимание на то, что изменился ритм «дежурных очередей». Я поднял бойцов, несмотря на то что рассвет еще не наступил. Снайпера расползлись по позициям. Расстояние до противника минимальное – сто пятьдесят – двести метров. Чтобы поддержать атаку, они поставили несколько пулеметов на крышу двухэтажного особняка. Дом основательно выгорел, как они там смогли поместиться – это загадка, но вояки они опытные. По свистку немцы открыли шквальный огонь в направлении наших позиций, но их пулеметы были сразу подавлены выстрелами с разных мест. Огонь полка уложил атакующих немцев в грязь, а мы начали работать: каждый выстрел шел с разных направлений. Самозарядных СВТ было десять, и четыре «мосинки». Через полторы минуты бой затих. Раздались свистки, обозначающие отход, но никто не двинулся с места. Зато раздались еще четыре выстрела с нашей стороны на звук по свисткам. Командир 3-го батальона вызвал артиллерию, и гаубицы нанесли несколько ударов по особняку. Ситуация под Урицком выравнялась: нас очень хорошо поддерживала артиллерия – каждый батальон имел две, а то и три батареи поддержки. Стоило немцам начать накапливаться для атаки, немедленно открывался артиллерийский огонь. Корректировщики находились в непосредственной близости от позиций немцев, и огонь был точен.