Жернова. 1918-1953. Книга восьмая. Вторжение
Шрифт:
Сзади громко ударил выстрел.
– Ну что ж, раз такое дело, нам остается идти только прямо, – сказал Пивоваров: он уже не чувствовал себя вправе командовать этими людьми. Если они решили остаться с ним, это их выбор.
Тропа стала заворачивать влево, то есть уходить на север. Пивоваров остановился, раскрыл карту: по карте выходило, что никакого поворота быть не должно. Видимо, тропа обходит какое-нибудь болотце, а дальше снова повернет на восток. А может быть, он зря распустил людей? Может, немцев впереди нет и не предвидится?
Сзади продолжали стрелять. В основном из винтовок,
Все стали. Вернее, стал Пивоваров, а за ним остальные. Слушали, но ничто не нарушало живую тишину леса.
Пивоваров тронул рукой спутанные волосы и опустил голову. Интендант третьего ранга снял солдатскую пилотку, двое матросов – раздобытые в лесничестве картузы. Так постояли несколько мгновений, затем пошли дальше.
И вдруг сзади снова выстрел.
– Вот! – обрадовался корабельный сигнальщик Тимохин. – А мы уж и того… – И засмеялся дребезжащим смешком.
Ему никто не ответил, но пошли быстрее. Даже интендант, все время отстающий и догоняющий группу с большим усилием.
Выстрелы не повторились. И каждый подумал, что вот это и был конец боцмана Курылева. И Одноухова, скорее всего, тоже.
Однако собачьего лая не слышно: то ли немцы прекратили преследование, то ли им еще догонять и догонять.
Вскоре стало понятно, почему тропа повернула на север: она обходила небольшое лесное озеро с топкими берегами. Лес начал редеть, пошли тонкие березки да осинки, болотные кочки, осока, камыш, а потом вдруг открылось широкое поле, а на нем два грузовика, броневичок и немцы.
Пивоваров, идущий первым, даже еще и не увидел их, а только услыхал что-то враждебное живому говору леса, продолжая двигаться по инерции, а уж потом увидел – и присел от неожиданности. И все присели тоже.
Но их все-таки заметили.
Послышался галдеж, резкие команды, прозвучали первые выстрелы, затем забубнил крупнокалиберный пулемет, и пули стали швыркать над головами, срезая ветки и верхушки березок и осин.
Первое побуждение – бежать назад. И они побежали. Только шагов через двести-триста поняли, что назад – это к тем немцам, которые идут сзади. Передние без всякой команды свернули резко на северо-запад. Всё сосны, сосны да застывшие песчаные дюны, покрытые травой, брусникой, черникой, толокнянкой, в иных местах папоротником и густыми зарослями можжевельника.
Лай собак все ближе и ближе. А дышать уже нечем. И ноги поднимать все труднее, и пот заливает глаза. Пивоваров некоторое время бежит сзади, но затем криком останавливает людей и выходит вперед. Не потому, что самый выносливый, а потому, что его место впереди, и никто из матросов больше не решается обогнать капитана второго ранга.
Но уже кто-то начинает отставать. Пропал из виду интендант.
– Рассыпайтесь! – прохрипел на ходу Пивоваров.
Через минуту оглянулся – сзади лишь сигнальщик Тимохин. В руках у него заостренный кол. У самого Пивоварова – железная полоса. Кажется, кто-то в последний момент сунул ее ему в руку.
Еще через какое-то время выскочили на просеку, а там люди в гражданском. С вилами, палками.
Увидели Пивоварова с Тимохиным, засвистели, заулюлюкали, побежали навстречу и наперерез, все здоровые, прут по лесу словно лоси – не убежишь.Пивоваров остановился и повернулся к ним лицом, сжимая в руке почти бесполезную железку. И Тимохин остановился и встал рядом, выставив вперед кол.
Подбежало человек восемь, окружили, но близко не подходят, переговариваются, хохочут. Иногда кто-нибудь сунет вперед вилы, сделает выпад, но не серьезно, а попугать и поиздеваться.
– Что, коммунисты, набегались? Литовской земли захотели? Царствовать? – заговорил один из них, мордастый, здоровый, с толстой шеей и огромными ручищами, кривя от ненависти и презрения толстые губы. – Вот так мы и вашего Сталина – и на веревку, на веревку…
– Ах ты, сука немецкая! – вскрикнул Тимохин. – Сталина на веревку? – и кинулся с колом наперевес на мордастого, но его ударили по ногам, сбили на землю и стали топтать, бить кольями, а Тимохин все катался по земле, не выпуская из рук своего кола, и все норовил задеть им кого-то, наверное, уж и не видя никого залитыми кровью глазами. Кол выбили у него из рук, потом подошел один в шляпе с черным пером, поднял вилы-тройчатку и, хекнув, всадил их в грудь Тимохину, и колол, колол, пока матрос не затих окончательно.
Только после этого они повернулись к Пивоварову, сидящему спиной к тонкой сосне с искаженным от муки и ненависти лицом: он кинулся на помощь Тимохину, когда того сбили с ног, но его ударили под колена, а потом по голове.
– Комиссар? – спросил все тот же мордастый. – Коммунист?
– Коммунист! Комиссар! – выдохнул Пивоваров, вдруг почувствовав, какого огромного значения тяжестью наполнились в его сознании эти два слова, и еще раз повторил: – И коммунист и комиссар! А вы… вы – фашисты.
– Мы не фашисты, мы – литовцы! – крикнул все тот же мордастый. – Сейчас ты будешь жрать нашу землю. Пока не лопнешь, пока…
Пивоваров оттолкнулся спиной от сосны, пытаясь встать, но его опять ударили по голове – вспышка молнии и чернота.
Очнулся Пивоваров оттого, что на него льют воду. Прямо перед ним, в шаге от его раскинутых ног, стоит немецкий офицер в фуражке с высокой тульей. Увидев, что Пивоваров очнулся, он сделал знак рукой, подошли двое, взяли за руки – за ноги, положили на носилки, понесли.
«Зачем?» – подумал Пивоваров с недоумением и потерял сознание.
Ответ на свой вопрос он получил лишь через несколько часов: немцам нужны были свидетели для выяснения обстоятельств побега пленных, потому что охрана путалась, уверяя, что на них напало не меньше взвода вооруженных русских. Пивоваров оказался одним из немногих оставшихся в живых, кого немцам удалось захватить и вырвать из рук озверевших добровольцев из местных литовцев, участвовавших в облаве. Однако он и сам не знал, сколько человек напало на охрану и кто были эти люди. Все произошло так быстро, а взрывы и выстрелы оказались столь неожиданными для пленных, что первым и единственным их побуждением было бежать, бежать как можно скорее и без оглядки. А кто нападал и сколько их было, это пришло потом, однако никого из нападавших среди тех, кто уехал на машинах, не оказалось.