Жертва судебной ошибки

— Дорогой, милый Жозеф, — ответил Анатоль, пожимая ему руку, — если бы дело шло только о тебе, я бы не требовал, чтобы ты скрыл все от Жерома; но…

— Ладно, Анатоль, я больше не могу выносить подобной муки. Обещаю все, что тебе угодно, только успокой меня. Клянусь честью, все скрою от Жерома, даже наше свидание. Говори, ради Бога, говори!

— Слушай, Жозеф. Я действительно хотел бросить посланника и уйти из общества, где мной пренебрегали.

— Но Мария? Мария?

— Потерпи немного. Я только хотел исполнить последнее поручение посланника и отправился к одному князю передать письма.

— Но Мария?

— Пришел к нему… Ты помнишь, на балу в Опере вас все преследовало домино?

— Помню. И что же?

— Ты не знаешь, что это домино сошло вниз вместе с нами, и пока ты ходил за пальто, а я оставался с твоей женой, домино долго смотрело на нас.

— Дальше, дальше!

— Князь, которому я передал письмо, и есть это домино.

— Но при чем же тут Мария? — возразил наивно Фово. — Ты говорил, что дело касается Марии.

— Оно и касается ее. Если князь так упорно ходил за твоей женой, значит…

— Что значит?

— То, что он влюблен в нее.

— Как! Увидел один раз на маскараде и уже влюблен?

— Он видел ее здесь, в магазине. Он уже давно почти каждый день проходит мимо и останавливается перед окнами.

— A-а! Он проходит мимо и останавливается каждый день! Но как ты узнал об этом?

— Потому что он сам мне сказал.

— Этот князь?

— Да.

— Но почему он это сказал тебе, именно тебе?

— Он узнал меня, так как видел рядом с твоей женой в Опере.

— A-а! Как узнал тебя, так сейчас же, ни с того ни с сего, и объявил, что влюблен в Марию?

— Напротив, он сказал это по поводу кое-чего.

— По поводу чего же?

Анатоль помолчал с минуту и ответил:

— Жена тебе не говорила о некоторых предложениях?

— О каких предложениях?

— Которые ей сделали в тот день, когда ты был дежурным и когда я обедал у вас?

— Позавчера?

— Ну да.

Фово побледнел.

— Анатоль, берегись! Что ты хочешь сказать? — вскричал он.

Потом он упал в кресло, закрыл лицо руками и прошептал:

— Боже мой! Боже мой! У меня кровь леденеет. Что же все это значит?

— То, что твоя жена — самая лучшая, самая нравственная из женщин. Это значит, что ты должен удвоить свою нежность, уважение к ней, потому что она устояла перед искушением, которое соблазнило бы менее возвышенные сердца. О, Жозеф! Что за благородное, что за достойное создание — твоя Мария. Как она любит тебя! Ты должен гордиться такой женой.

При этих словах, произнесенных Дюкормье горячо, убежденным тоном, Фово вдруг поднял голову, посмотрел на друга и сказал:

— Можно с ума сойти! Я не понимаю тебя. Значит, ты хочешь сообщить мне неплохую новость? Боже мой! Объяснись же! Ты безжалостный!

— Умоляю тебя, будь поспокойней, мой милый Жозеф. Не перебивай меня и поймешь все. Одним словом, князь уже давно влюблен в твою жену. Он узнал, что ты дежурный, и прислал доверенного человека сделать твой жене великолепнейшие предложения.

— Будь он проклят! — вскричал Жозеф вне себя от ярости и побежал к двери. — Мы это увидим!

— Куда ты? Что ты хочешь сделать? — сказал Анатоль, схватив его.

— Переломать ему ребра.

— Кому?

— Этому князю.

— Ты его не знаешь.

— Как его зовут? Давай адрес!

— Неужели я тебе скажу, когда ты в таком состоянии?

— Фамилию! — вскричал Фово вне себя, сдавливая в своей широкой могучей руке руку Анатоля, и прибавил угрожающим голосом: — Его адрес! А то…

Дюкормье хладнокровно взглянул на него и сказал:

— Угрожаешь мне, твоему другу?

— Имя этого человека! Его имя?

— После.

— После! Ты, верно, думаешь, что у меня рыбья кровь?

— Я понимаю твое негодование, разделяю его. Настолько разделяю, что хочу отомстить за тебя, Жозеф!

— Я ни в ком не нуждаюсь! Такие дела люди делают сами за себя, — ответил Жозеф с суровым, мрачным видом.

— Нет, потому что или ничего не сделают, или сделают плохо.

— Осмелиться предлагать Марии, моей жене? А? Черт побери! Хоть там раскнязь, а уж будет он помнить меня!

Фово так ударил кулаками по конторке, что она затряслась.

— И Мария ничего мне не сказала, — продолжал он с горечью, — и в этот день была ко мне особенно нежна. Ах! Она никогда ничего не скрывала от меня, а тут высказала такое недоверие. Это в первый раз.

— Замолчи, Жозеф, ты несправедлив, ты ничего не понимаешь в сердце женщины. Твоя жена поступила умно, скрыв от тебя предложения, которые она отвергла с презрением. Разве честная женщина станет беспокоить и раздражать мужа рассказом о таких позорных вещах? А что Мария была к тебе в этот день нежнее обыкновенного — вполне естественно: она не то что гордилась, а была счастлива, что исполнила свой долг.

— Быть может, ты прав, — сказал уныло Жозеф, — она хотела избавить меня от ужасной мысли, что кто-то осмелился предполагать только, будто моя жена способна выслушать такую гнусность. Я никогда бы не поверил, что кому-нибудь может прийти подобная мысль!

— Я также избавил бы тебя от этого горя, дорогой Жозеф, не знай я, что князь не остановится в преследованиях. А преследования всегда опасны.

— Как! — вскричал Жозеф, опять вспыхивая гневом и негодованием. — Да он хочет, чтоб я его убил!

— Выслушаешь ты меня спокойно или нет?

— Продолжай.

— Когда между нами окончился деловой разговор, князь очень ловко перевел его на бал в Опере, припомнил, что видел меня с очень хорошенькой женщиной, и спросил — кто она. Я сказал, что это жена одного из друзей детства. Бесполезно и слишком долго рассказывать, как князь, наконец, предложил мне… знаешь что?

— Кончай.

— Поговорить с твоей женой, чтобы… ты понимаешь?

Фово посмотрел на Дюкормье с невольным отвращением и недоверием, помолчал и спросил:

— Что же у тебя за репутация, раз осмеливаются предлагать тебе подобные низости, видя в первый раз? За кого тебя считают эти люди?

— За кого? За того, кто я есть: за бедного секретаря без копейки в кармане, за сына лавочника! (И Анатоль расхохотался саркастическим смехом.) А в глазах этого общества подобный бедняга должен считать для себя необыкновенным счастьем роль сводника при важном барине, за что важный барин платит своднику покровительством. Это не хитрая штука. Князь заверил меня словом благородного человека, что моя судьба обеспечена, если я помогу ему соблазнить твою жену. У него огромное влияние, и, видишь ли, люди, стоящие даже ниже меня, и те шли быстро в гору за подобные низкие услуги.