Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Путешественники толковали «сколько народу зря извели» и соглашались, что «страсть» и «гибель». К не задорным, не шумным купцам или рыбакам — кто они там были — следовало, наверное, выйти, но Золотинка порядком отвыкла от человеческого общества, а после жестокого опыта с моряками, робела, не зная, за кого ее примут и за кого себя выдавать. Выбилась она из наезженной колеи, безнадежно выбилась и смутно представляла теперь свое место среди людей.

— Да чего их боятся, жмуров. — Разговор у костра был соответствующий — о покойниках, и тот, что завел речь, повысил голос, словно испытывал потребность раздвинуть подступавший со всех сторон мрак.

Но отвечали ему негромко, с известной почтительностью к тайнам ночи, примирительно отвечали.

— Нет! — настаивал тот, — от судьбы все одно не уйдешь!

Золотинка должна была подкрасться ближе, чтобы разговор их стал вполне внятен.

— … Роковой…и три раза повторяет: есть рок — человека нет!

— Как?

Что-то тут Золотинка не разобрала, но зато при ярко занявшемся пламени смогла рассмотреть человека, который повествовал: круглое лицо его обрамляла круглая же борода. Тот, что сидел спиной, завернувшись в плащ, отбрасывал в сторону Золотинки чудовищной длины тень. Еще один лежал, в свете костра ярко горели подметки сапог. Четвертый терялся в сумраке на границе света. Оглянувшись туда, на треск сучьев, бородатый продолжал:

— Ясное дело, ребята хватают за руки: не лезь, стоеросовая ты голова! У тебя трое детей есть просят. Нет: ребята, я искупаюсь! Черт там в реке не черт — искупаюсь, мочи нет жарко. Да мы тебя из ведра окатим, в воду только не лезь! Ну, зачерпнули в реке, как водится, и только его окатили… — Возвращавшийся с хворостом остановился. — Дернулся он, родимый, захрипел, зубы вот так вот оскалил и хлоп на палубу! Мертвый! Мы поднимать — мертвее вот… этого полена мертвее.

— Что ж так? — спросил тот, что с хворостом. — От воды?

— Роковой человек был, вот. Суждено знать.

Наступило молчание, такое полное, что чей-то вздох послышался, как внятное, но безответное слово. Поправив огонь, тот, что ходил за дровами, устроился и затих. Губительный мрак подступал к ним со всех сторон. Призраком гляделась на берегу лодка: выступающая углом тень, серый мазок скомканного паруса.

Скрываясь в темноте, Золотинка и сама оставалась частью кромешного мира, его порождением и орудием. Ведь пока скрывалась, смутная робость путников обращалась ее спокойствием. Самообладание ее произрастало на чужом страхе.

Золотинка поняла это и не стала таиться. Легкой стопою она вошла в круг огня:

— Здравствуйте, люди!

Прельстительный голосок ее произвел ошеломительное воздействие. Молодой, что ходил за дровами, метнулся шальным взглядом и обмяк, словно подсеченный. Бородатый после мгновения неподвижности бросился было к мечу, что покоился возле ног, и остановился, испугавшись собственной храбрости. Возникло багровое лицо лежавшего, судорожно обернулся сидевший спиной. Их было четверо мужиков, но и на четверых не нашлось у них ни единого словечка, чтобы ответить.

— Здравствуйте, — повторила Золотинка. — Я видела вашу лодку днем на реке. Вы куда идете? — сказала она как можно естественней. — Возьмите меня с собой, много места я не займу. И заплачу сколько потребуется. Мне нужно в Толпень.

Трудно сказать, что такое слышалось им в нежном голосе девушки, отчего отнялся у них язык… Но тут уж Золотинке не в чем было себя упрекнуть, она сделала все, что было в ее силах, пытаясь говорить мягко и даже проникновенно — не могла же она отвечать еще и за самый лад, за напевку голоса! Что же до остального… Не сама же она себя выстригла! И что дрожала — может человека знобить, если ему холодно?

А если поморщилась она вдруг, как скривилась, среди обходительных своих речей, так ведь надо, наверное, и снисхождение иметь, чуточку великодушия. Мало ли как человек скорчится, когда прихватит вдруг голова, словно гвоздем в затылок: голова у Золотинки разболелась к исходу дня и сейчас она с трудом сносила привычную уже, но каждый раз изнуряющую муку.

— Можно к вашему огню? — сказала она, чувствуя, что слабеет и мысли мутятся. — Ладно? Я ужасно озябла и есть хочется. Весь день только сырая рыба — горячего бы похлебать… Да, и нету ли у вас зеркала?

Последнее заявление, судя по всему, произвело на них особенно сильное впечатление. Как-то так глянули, что Золотинка тронула обрастающую волосами макушку в невольном опасении обнаружить там игривые рожки.

Но ничего этого не было — ни рогов, ни копыт, ни хвоста. И оттого, наверное, что пришелица оставила мрак и оказалась между людьми, обыденно потянувшись к огню, крайнее, сводившее члены напряжение оставило путешественников. Толстый, что прежде сидел спиной, торопливо сунулся в мешок и подал Золотинке краюху хлеба. На куске рядна лежал у них лук и сыр, стояли деревянные стаканчики с остатками вина; рядом пристроился уютных размеров мех. В котелке оставалась каша.

Золотинка тронула хлеб губами, но есть уж была не в состоянии: прихватила боль. Она знала, что будет, и заранее свела зубы, но железный давящий обруч туго сдавил череп, так что трудно было сдержать мычание.

— Ну что… берете меня в Толпень? — проговорила она сквозь зубы, когда немного овладела собой.

— Что ж… коли деньги есть… — неопределенно ответил кто-то, но Золотинка уж не могла разобрать кто — все поплыло словно в бреду.

— Что-то у меня голова болит.

Она уронила хлеб. И немного погодя принуждена была опереться на землю, чтобы не упасть. От дикой пытки мутился разум.

…И значит, это давно с ней было. Золотинка осознала, что лежит на траве, как подстреленная, и сквозь туман доносятся голоса. Что-то не ладно, совсем не ладно, сообразила она, не хорошо.

Все стояли вокруг и смотрели.

— Бросить в воду, — раздался срывающийся голос.

— А топором?

— Глянь, это что? — Они говорили отрывистым свистящим шепотом, и Золотинка, понимая через пень-колоду, не могла, однако, удержать в сознании разговор.

— Чего она корчится? Неможется ей что ли?

— Умная голова! Чем они там болеют!

— Слушайте, хлопцы, она нас заманивает, хочет, чтобы мы ее пожалели!

Тут им понадобилось время, что свериться с собственными ощущениями. Ответ, похоже, получался неутешительный.

— Хлопцы, — подавленно произнес молодой, — а ведь жалко. Топором-то… нет, не могу…

— Через не могу! Зажмурься.

— Все равно… хоть плачь.

— И мне как бы жалко… Хлопцы, ведь жалко же, — молвил кто-то пришибленным голосом.

Ужас обуял путников.

Золотинка слышала их и силилась встать, но только шевелилась со стонами. И все, что сумела — перекинуться на спину, вскинув сжатые кулаки.

— Тикаем, хлопцы! — выдохнул кто-то, уязвленный состраданием до глубины души.

С лихорадочной поспешностью они принялись собирать раскиданные вокруг костра вещи, и когда Золотинка села, несколько очухавшись, бросились к реке, прихватив, что успели. На беду нужно было им крепко повозиться, чтобы стащить лодку в воду.

— Куда вы? — тревожно позвала Золотинка, не понимая, что делается.

Поделиться с друзьями: