Жертвоприношения
Шрифт:
Выхожу из машины, снова пересекаю стоянку и быстро оказываюсь у запасного выхода.
Вот и коридор. Никого.
Вдалеке вижу спину недомерка-полицейского, который никак не может додумать свои мысли, ничего, ему сейчас будет о чем подумать, ему мозг вынесет от происходящего — за мной не заржавеет.
Когда Камиль уже толкает застекленную дверь, ведущую на стоянку, он неожиданно вспоминает о звонке из префектуры и понимает, что случаю было угодно назвать его самым близким человеком Анны. Очевидно, что это не так, но именно ему придется сообщить о случившемся остальным.
Но кто они — «остальные»? Как бы он ни старался припомнить, он больше
Он всегда звонит Анне на мобильный. Перед выходом из больницы Камиль пытается найти ее рабочий телефон. Восемь часов вечера, но мало ли… Женский голос: ««Вертиг и Швиндель»», здравствуйте. Мы работаем…»
Камилю показалось, потому что он уже переживал подобное с Ирен. Через месяц после ее смерти он по ошибке набрал собственный номер и услышал голос Ирен: «Здравствуйте, вы позвонили Камилю и Ирен Верховен. Сейчас нас нет…» Он тогда разрыдался.
Оставьте сообщение. Он начинает бормотать: «Я вам звоню по поводу Анны Форестье… она в больнице и не сможет… (чего не сможет?) не сможет прийти на работу, по крайней мере в ближайшее время. Несчастный случай… ничего серьезного, да нет, серьезно… (как бы это выразить?) она вам вскоре перезвонит… если сможет». Выступление путаное и бессвязное. Он отключается.
Его просто захлестывает раздражение.
Он оборачивается. Медсестра насмешливо смотрит на него.
Вот и третий этаж.
Справа лестница. Все предпочитают лифт, на лестницах никогда никого нет. Особенно в больницах, здесь думают о здоровье.
В «Mossberg-500» ствол сорок пять сантиметров с копейками. Пистолетная рукоятка, все влезает в большой внутренний карман плаща, но идти приходится немного вытянувшись, как робот, очень чопорно, потому что винтовку нужно прижимать к бедру, — иначе невозможно, так как в любой момент может понадобиться стрелять или уносить ноги. Или и стрелять, и уносить ноги. Что бы там ни было, необходима точность. И мотивированность.
Недомерок ушел, она в палате одна. Если бы он еще был в больнице, обязательно услышал бы шум заварушки, пришлось бы подниматься, а иначе это — профессиональная непригодность. Хотя я за его будущее много не дам.
Вот второй этаж. Коридор. Он тянется через все здание. Лестница с противоположной стороны. Теперь подняться на третий этаж.
В общественных службах есть преимущество: у них столько работы, что им ни до кого. В коридорах страдающие семейства и нетерпеливые друзья, входят и выходят из палат на цыпочках, как в церкви, — учреждение внушает робость. Навстречу попадаются озабоченные медсестры, у которых и спрашивать-то ничего не отважишься.
В коридоре никого. Можно подумать, бульвар.
Палата 224 с другой стороны здания — идеальное расположение для отдыха. Но извините, придется все же побеспокоить.
Делаю несколько шагов. Нужно осторожно открыть дверь, винтовка с нарезным стволом такого грохота наделает, если упадет на пол в больничном коридоре, что все тут же всполошатся, — куда им понять. Дверная ручка поворачивается, как смазанная маслом. Просовываю правую ногу в дверь, перекладываю «Mossberg» из одной руки в другую, плащ слегка приоткрывается, она лежит на кровати, мне с порога видны ее ноги —
как у мертвеца, они неподвижные, как будто чужие… Немного наклоняюсь и вижу уже все тело… Ну и вид, господи прости!Хорошо я, однако, над ней поработал.
Голова повернута, слюна течет, веки набухли — да уж, за такой не подумаешь приударить! Приходит в голову выражение «квадратная башка». Очень точно. Образное выражение. Ее голова кажется просто прямоугольной, как обувная коробка, это, конечно, из-за бинтов, но цвет лица впечатляет. Пергамент. Или белая простыня. И все раздутое. Если у нее были планы на вечер, придется отложить.
Нужно стоять на пороге и, главное, чтобы она увидела винтовку.
Кто ж приходит с пустыми руками?
Хотя дверь в коридор широко открыта, она не просыпается. Стоило, конечно, напрягаться, чтобы тебя так принимали, — спасибо большое. Обычно тяжелораненые, как звери, нутром чуют. Она сейчас проснется, вопрос нескольких секунд. Инстинкт самосохранения. Взгляд упадет на винтовку, она ей уже знакома, можно сказать, они с ней приятельницы.
И как только она нас с «Mossberg» увидит, тут же испугается. Напугаешься тут! Начнет ворочаться, привставать на подушках, голова будет болтаться вправо-влево.
И начнет что-нибудь мычать.
Впрочем, естественно: с такой челюстью вряд ли будешь способен на связную речь. Все, что она сможет исполнить, будет похоже на «вууу» или, возможно, «вуон» — в общем, что-нибудь в таком роде, но хоть и непонятно, а громко-то, может быть, начнет визжать как резаная, все сбегутся. Если такое случится, то прежде, чем переходить к серьезным вещам, сделать ей знак «тсс!» и приложить палец к губам. Если будет орать дальше… Тсс! В больницу можешь не торопиться, уже тут!
— Месье!
Голос из коридора, как раз за моей спиной. Но не рядом.
Не оборачиваться, стоять прямо, не сгибаясь.
— Вы что-нибудь ищете?
Здесь никто ни на кого не обращает внимания, но, стоит вам нарисоваться с охотничьим карабином, какая-нибудь усердная сестричка тут как тут.
Поднимаю глаза к номеру палаты, как будто ошибся. Медсестра приближается. Не оборачиваться.
Запинаясь, произношу:
— Я ошибся…
Хладнокровие — вот залог успеха. Совершаете вы налет или наносите дружеский визит пациентке в палате интенсивной терапии, главное — сохранять хладнокровие. Тут же в голове высвечивается план эвакуации. Нужно дойти до лестницы, подняться на этаж, затем сразу налево. Стоит поторопиться, потому что если придется сейчас оборачиваться, то я вынужден буду вытащить «Mossberg», вынужден буду стрелять, и больница лишится одной медсестры, а у них и так с персоналом проблемы. Значит, ускоряем шаг. Но сначала приведем оружие в полную готовность. Мало ли что…
Итак, чтобы зарядить винтовку, нужно вытянуть вперед обе руки. И звук у этого вида оружия, когда заряжаешь, очень специфический — сильно лязгает. А в больничном коридоре вообще звучит настораживающе.
— Лифты там…
Когда она услышала лязг, на мгновение замолчала. Тишина установилась тревожная. Голос молодой, свежий, но озадаченный, как будто ее неожиданно прервали:
— Месье!
Теперь, когда винтовка готова к бою, достаточно только выждать момент и не торопиться. Главное — не поворачиваться. Под плащом можно угадать скрывающийся ствол, как если бы у меня была деревянная нога. Делаю три шага, плащ слегка распахивается — на какую-то долю секунды, — становится видна оконечность ствола. Все происходит в мгновение ока — как будто луч света или солнечный блик на стали. Ничего понять невозможно, и если видел оружие только в кино, то очень трудно сообразить, что же ты действительно видел. Однако что-то она увидела, трудно сказать, что это ружье, но может быть… Впрочем, нет же, конечно, — это невозможно…