Жертвы Ялты

Семья Яшвили не меньше других почувствовала на себе все прелести чужестранного владычества. У отца Шалвы была маленькая гостиница в горах. Новая власть конфисковала гостиницу, и семье пришлось нелегко.

Если бы кто-нибудь сказал Яшвили, что, присоединившись к антисоветской воинской части, он стал предателем, бывший лейтенант с негодованием отверг бы это обвинение. И дело не только в том, что он считал себя грузином, а не русским, христианином, а не атеистом. И не в том, что он, как и все в СССР, знал, что многие русские ненавидят власть большевиков и будут приветствовать её свержение — не важно, с чьей помощью (во всяком случае, пока они не поняли природы нацистского чудища). Все это, конечно, сыграло свою роль, но не менее — а может, и более — существенным было то, что Сталин отказал своим гражданам в праве попадать в плен вообще, в том числе к немцам, и официально не признавал самого факта существования советских военнопленных.

Советское правительство, сформированное после большевистского переворота 1917 года, не пожелало присоединиться к Гаагской конвенции. Не подписало оно и Женевскую конвенцию 1929 года, в которой более четко были определены условия содержания военнопленных. Несмотря на это, сразу же после начала войны, в июне 1941 года, немецкое правительство обратилось к Международному Комитету Красного Креста с намерением договориться об условиях содержания пленных обеих сторон. Списки русских военнопленных передавались советскому правительству до сентября 1941 года, затем эту практику прекратили: советские власти неоднократно отказывались передавать взамен списки немецких военнопленных. Зимой немцы предприняли еще несколько попыток установить отношения с советскими властями, чтобы договориться о взаимном соблюдении Гаагской и Женевской конвенций, но вновь получили отказ *14. Тогда в дело вмешался сам Комитет Красного Креста, обратившийся к советским послам в Лондоне и Швеции. Послы что-то нечленораздельно обещали, дело было рассмотрено в Москве, и ответ был дан отрицательный *15.

Тем временем союзники Германии — Италия, Румыния и Финляндия, — также отчаявшись придти к какому-либо взаимному соглашению с СССР, решили в одностороннем порядке применять условия конвенций к русским военнопленным, захваченным их армиями. Но и этот великодушный жест не возымел действия *16. Финны в особенности были озабочены ужасным состоянием 47 тысяч русских военнопленных, находящихся в их руках, и с благодарностью принимали великодушную помощь Красного Креста, хотя советская сторона не разрешила оказать аналогичную помощь финнам, находящимся в плену в СССР *17.

Не удивительно, что немецкое правительство ужесточило обращение с русскими военнопленными *18, а те круги, которые противились дурному обращению с пленными, утратили свое потенциальное влияние. Кроме того, русских в немецком плену было намного больше, чем немцев — в советском. Почти две трети всех русских военнопленных попали в руки немцев в 1941 году.

Гитлер лично настаивал на том, чтобы Красный Крест инспектировал лагеря. Сталин же, когда к нему обратились с предложением разрешить переписку и посылки для военнопленных, ответил:

Русских в плену нет. Русский солдат сражается до конца. Если он выбирает плен, он автоматически перестает быть русским. Мы не заинтересованы в установлении почтовой службы для одних немцев *19.

Этот ответ решил исход дела. Отныне «гитлеровская пропаганда широко использовала то обстоятельство, что Советский Союз не подписал Женевскую конвенцию 1929 года и, следовательно, наверняка не будет обращаться с немецкими военнопленными соответственно её условиям». Наконец, 29 мая 1942 года Молотов решительно отверг предложение Государственного департамента США подписать Конвенцию или соблюдать её условия *20.

Вполне убедительно, поэтому, звучит рассказ о том, как гуманный комендант немецкого лагеря, старавшийся по возможности облегчить невыносимую жизнь своих подопечных, жаловался одному русскому врачу, что больше ничего не может сделать, поскольку Сталин отказался вступать в какие бы то ни было соглашения *21. Представитель швейцарского Красного Креста М. Жюно постоянно сталкивался с этим непреодолимым препятствием во время объездов лагерей в Германии, выражая протест относительно содержания русских. Он отметил, например, разительный контраст между хорошо поставленным лагерем для английских военнопленных в Досселе, где на видном месте был вывешен для всеобщего обозрения текст Женевской конвенции, и ужасающим лагерем по соседству — для брошенных на произвол судьбы русских. Нет, Конвенция никак не была простым «клочком бумаги» *22.

Было бы ошибкой думать, что Гитлер, при всей его жестокости, отказывался бы соблюдать Конвенцию, если бы она была принята. В феврале 1945 года, после бомбежки Дрездена авиацией союзников, разъяренный Геббельс предложил Гитлеру отказаться от Женевской конвенции и расстрелять пленных летчиков. Гитлер согласился, но кто-то из его сотрудников, ужаснувшись этому решению, сделал так, что сведения об этом просочились в иностранную прессу. Би-Би-Си сразу же передало резкие предупреждения об ответных мерах, и немцы немедленно отказались от задуманного *23.

Можно было бы на секунду предположить, что позиция советского правительства — не марксистское новшество, но наследие отсталой царской России. В этом случае уместно на мгновение обратиться к судьбе русских, взятых в плен немцами в войне 1914–18 годов. Поскольку оба правительства — и Российской Империи, и Германии — подписали Гаагские конвенции 1899 и 1907 годов, с самого начала были приняты меры для облегчения страданий попавших в плен. Правительства обменивались списками пленных, была установлена почтовая служба, медсестрам и священникам разрешалось ездить из России в немецкие лагеря, для пленников были устроены православные часовни. Испанское правительство выступало в качестве государства-протектора русских военнопленных, их интересы поддерживались также Соединенными Штатами, государством-протектором союзников России — англичан, французов и сербов, — вместе с которыми обычно содержались в лагерях русские пленные *24.

Императрица Александра Федоровна организовала комитет по поддержке пленных *25. В 1915 году она писала царю: «Ты знаешь, что мой комитет будет вынужден просить правительство о больших суммах денег для наших пленных, нам никаких денег не хватит, и сумма достигнет, страшно сказать, нескольких миллионов».

Через несколько недель она сообщает: «4 раза в неделю мы высылаем по несколько вагонов, груженных вещами». До нее доходят известия о дурном обращении с пленными: она «плакала, читая об ужасах, которые немцы творили с нашими ранеными и пленными». И все же императрица умоляет царя хорошо обращаться с немецкими пленными: «тогда они скорее согласятся помогать нашим пленным тоже».

Проиллюстрируем это сравнение статистическими данными. В войне 1914–18 Центральные державы взяли в плен 2,417 миллиона русских, из них умерло 70 тысяч *26. В 1941–45 гг. немцы захватили в плен 5,754 миллиона русских *27, из них умерло 3,7 миллиона *28.

Можно было бы также предположить, что катастрофические события 1941 года требовали драконовских мер. Но в 1914 году информация о хорошем обращении немцев с пленными не влияла на лояльность царских солдат. Русские офицеры прославились тем, что больше других пленных упорствовали в побегах из немецких лагерей *29; всего сбежало около 260 тысяч русских, и большинство их снова пошло в родную армию *30. Несмотря на активную немецкую и пораженческую большевистскую пропаганду в лагерях в 1917 году, лишь какие-то жалкие 2 тысячи украинских националистов согласились дезертировать в немецкую армию *31. В 1944 году на этот шаг решились около миллиона русских военнопленных.

В Эйзенахе Яшвили увидел плоды сталинской политики по отношению к сброшенным со счетов русским. Но страшнее увиденного было то, что он еще раньше, во время своей службы поваром в Минске, унюхал носом — в самом буквальном смысле. За городом находился лагерь для русских пленных солдат и штатских. Вернее, это был не лагерь, а большое открытое пространство, огороженное проволокой, через которую был пропущен ток, окруженное сторожевыми вышками с пулеметами. Число заключенных там в какой-то период достигло 60 тысяч. У них не было крыши над головой, их фактически не кормили, а на дворе меж тем стояла зима 1941–42 года. В кухне Яшвили месяцами царил забивавший все остальные запахи запах гари: это в лагере каждодневно кремировали трупы. За несколько месяцев число узников сократилось с 60 до 11 тысяч.