Жестокая одержимость

В моем горле образуется комок, и я осторожно освобождаюсь из ее объятий, потому что не могу выкинуть из головы то, что видела их с Грейсоном вместе. Очевидно, он как-то связан с тем, что произошло в тот вечер. Он виноват в том, что произошло, потому что снял то видео, и неважно, поделился ли он им с кем-то, или опубликовал сам.

– Привет, Вайолет. – Один из мимо проходящих студентов машет мне рукой. – У меня есть двадцатка. Не хочешь отсосать у меня в ванной?

Я хмурюсь и отворачиваюсь, а его друзья хохочут.

– Не обращай на них внимания, – говорит Уиллоу. – Через несколько дней все уже забудут об этом.

Я киваю и следую за ней в столовую, где, взяв подносы с едой, мы садимся подальше ото всех. Тот пузырь тишины, в котором я пребывала в течение первой половины дня, лопнул, и теперь я слышу ехидный смех окружающих и ловлю на себе вопросительные взгляды, от которых мое лицо краснеет и остается таким на протяжении всего обеда.

– В следующем месяце мои родители приезжают из Атланты, – говорит Пэрис. – И хотят познакомиться с Грейсоном.

– Зачем им с ним знакомиться? – вздрагивает Уиллоу.

– Потому что его отец сенатор, – отвечает Пэрис, укладывая волосы на плечо. – А папа собирается баллотироваться на следующих выборах. К тому же я чувствую, что к концу недели мы с Грейсоном начнем встречаться.

Я вижу, как округляются глаза Уиллоу, и не уверена, какую реакцию она замечает на моем лице, но чувствую, что теперь оно стало еще горячее. Все мое тело будто кипит, а под кожей бушует невиданный ад. Почесывая запястья, я молюсь, чтобы выражение моего лица оставалось безразличным. В конце концов, Грейсон уже провел здесь целый семестр, и все должны знать, что его отец – сенатор Нью-Йорка. В кампусе такого размера мало что может остаться в тайне, но все же, если сложить этот факт с тем, что я рассказала Уиллоу сегодня утром, то теперь она, вероятно, осознает масштаб трагедии.

– О! – удивленный возглас моей подруги кажется мне немного сдавленным.

– Ты думала, что он другой Деверо? – Пэрис закатывает глаза, неправильно оценивая ситуацию. – Но все только об этом и говорят.

Когда Уиллоу встает, ее сердитый взгляд падает на меня, и я уже знаю, о чем она думает: что я в более глубоком дерьме, чем предполагала.

– Почему ты смотришь на Вайолет? – спрашивает Пэрис, но Уиллоу не может ей ответить.

Она качает головой и, схватив свою тарелку, уходит.

Должна ли я была упомянуть о его отце? Возможно. Однако для меня его должность была лишь еще одним, хоть и незначительным, но неприятным моментом.

– Мне нужно идти, – бормочу я, после чего подхожу к мусорному баку, в который соскребаю всю еду с тарелки.

Меня тошнит при мысли о том, сколько людей видело, как я отсасываю Джеку.

Покидая столовую, я прикрываю губы рукой, чувствуя себя так, будто меня облили грязью. Прежде я никогда не чувствовала подобного. Сейчас мне почти стыдно, а раньше для того, чтобы испытывать стыд, у меня не было причин.

Выходя из студенческого центра, я замечаю Джека.

– Эй! – зову я, но, посмотрев на меня, он отводит взгляд, и я вижу, как покраснели кончики его ушей.

– Джек!

Когда Джек поворачивается ко мне, его губы сжимаются, а брови опускаются. Никогда раньше я не видела его таким злым, поэтому почти решаю отступить, но что-то меня удерживает. Мое собственное упрямство или ярость из-за ситуации, в которой мы оказались вместе.

– Чего ты хочешь, Вайолет? – в его голосе настоящая злоба.

– Я…

– Ты позоришь меня! – Он подходит ближе и наклоняет голову так, что наши лица оказываются друг напротив друга. – Я не знаю, что это за чертова игра, но…

– Игра? – задыхаясь, шепчу я. – Ты издеваешься надо мной? Думаешь, я хотела, чтобы все увидели…

– На том видео видно, какая ты шлюха! – Он приподнимает плечи, но его гнев внезапно переходит в безразличие. – Откуда мне знать, чего ты хотела? Летом ты была совершенно другой девушкой. Ту девушку я знал, а теперь… – Он качает головой. – Ты поступаешь со мной, как с Грейсоном. Рушишь мою карьеру.

– Ты что, издеваешься надо мной? – В шоке я отступаю. – Обвиняешь меня в том, что я разрушила твою футбольную карьеру? Я слишком много выпила, и кто-то воспользовался интимным моментом. Это не моя вина!

Как же все это оскорбительно.

На короткое мгновение я позволяю себе прочувствовать то, что произошло, и погрузиться в водоворот уязвимости. Но затем это проходит.

– Знаешь что, Джек?! Пошел ты! И пошли все твои приятели, которые шептались обо мне за моей спиной. С меня хватит!

Теперь мне смешно даже думать, что он мог быть расстроен из-за того, что мне приходится в одиночку проходить через этот позор. Я устала, видео удалили, Джек просто придурок, а Грейсон – монстр. Вот и все.

В конечном итоге все утрясется.

Но вернувшись домой, я понимаю, что ошиблась. Осторожно толкая уже приоткрытую дверь, которая плавно поворачивается на своих бесшумных петлях, я прикусываю язык и удерживаю себя от желания окликнуть Уиллоу. Мы только что виделись с ней в столовой, и она не могла оказаться здесь раньше меня.

Сжав телефон в руке, я вхожу в квартиру и набираю 9–1–1, готовая нажать на вызов и позвать на помощь. После осмотра гостиной и комнаты Уиллоу становится очевидно, что они остались нетронутыми. Несмотря на открытую дверь в ее спальню, внутри царит порядок, а постель осталась идеально застеленной.

В отличие от моей комнаты, которая полностью разгромлена.

Кто-то выдернул матрас из каркаса моей кровати, а затем изрезал его на куски, и теперь кусочки поролона и пух устилают весь пол моей комнаты. Деревянная рама кровати треснула, а вся моя одежда вытащена из шкафа и комода и повсюду разбросана. Они даже сломали комод.

Продолжая осмотр, я обращаю внимание на стену с фотографиями, с которой льется краска. На стене написано всего одно слово, которое не должно так сильно меня ранить, учитывая недавний разговор, состоявшийся в моем классе. Но оно ранит и причиняет боль. Из-за него мои глаза будто наполняются маленькими иголочками, которые колют веки и вызывают слезы. Красная краска стекает со стены, капая на куски поролона и ковер, а ни одна из фотографий, висевших на стене, похоже, теперь не подлежит восстановлению.