Жестокие и любимые

– Боже, нет, мы же не в Англии семнадцатого века.

– То-то и оно, – продолжает Кайла. – Нравится. Ни два ни полтора. Это ничего не значит. Вот взять, например, нас с тобой. Ты мне не нравишься. Я люблю тебя.

– Гм…

– По-дружески, блин, извращенка! Я люблю тебя, и ты любишь меня, а также ты любишь Джека. Но иначе.

– Кайла… – предупреждаю я.

– Страстно.

– Нет.

– Любовью в значении «обнимай меня, пока мне станет нечем дышать».

– Ошибаешься.

– В значении «вторгнись в меня своим пенисом».

Я верещу, как напуганный крылан, и захлопываю крышку лэптопа, отчетливо слыша собственное сбившиеся гневное дыхание. Немного успокоившись, вновь открываю крышку и, глядя прямо в камеру, твердо произношу:

– В моей голове нет никаких мыслей о вторжении гениталий.

– Правда? – беспечно спрашивает Кайла, нанося песочный лак. – Потому что Джек сто процентов об этом думал. Неоднократно. Играя с ним.

– Кайла! Когда ты стала такой… такой…

– Потрясающей? Это все благодаря твоему влиянию.

Я молчу, пристально глядя на нее.

– И Рена, – сдается она. – Он очень содержательный и методичный. Однажды мне пришлось выслушивать лекцию по истории презерватива, пока я его надевала.

– Фу-у! Даже не знаю, что удивительнее: что он рассказал ее всего один раз или что из всех людей во всей мыслимой Вселенной именно Рен превратил тебя в сексперта.

– Короче, – резко произносит Кайла, – если ты хочешь встречаться с Джеком…

– Я не хочу! – протестую я. – Не хочу, не хочу, не хочу. Я больше никогда не буду ни с кем встречаться.

– Если ты хочешь переспать с Джеком… – конкретизирует она.

– Я НЕ ХОЧУ. И почему люди говорят «переспать»? Сон тут вообще ни при чем! Сон – это мирно и приятно, а секс – это… противоположность этому.

– Ты не можешь так говорить, – в ответ бросает она, – у тебя его никогда не было.

– Был! Один раз, – защищаюсь я, резко обессилев.

– Это был не секс, и мы обе это знаем.

– Слушай, здорово, что ты вся такая полная энтузиазма относительно секса, меня и Джека, нашей с ним близости. – Я вздыхаю. – Но ты кое-что забываешь. Я больше никогда не прикоснусь ни к одному парню. И ни один парень больше никогда не прикоснется ко мне. Кроме того, Джек даже не захотел бы ко мне прикасаться.

– Неправда.

– Я толстая.

– Ты на удивление не толстая.

– Я не такая красивая, как… любая другая девушка, которую он мог бы заполучить. Ты видела его лицо? У него была ты. Он мог бы заполучить долбаную Скарлетт Йоханссон, если бы действительно захотел.

– И, конечно же, штат Огайо просто кишит двойниками Скарлетт.

– В черном бикини.

Кайла вздыхает.

– Тяжело, понимаю. После всего, что случилось… Не знаю, каково это, но, должно быть, это тяжело. И мне очень жаль. Но ты ему действительно нравишься, Айсис. А он тебе. Вам, ребята, похоже, на самом деле интересно вместе, вы зажигаете друг друга странным, симбиотическим образом. Жизнь коротка. София нас этому научила. И я считаю, что вы должны попытать счастье вместе, прежде чем полностью списать друг друга со счетов из-за ложного мученичества.

– Ничего себе. «Мученичество». Наверное, ты единственная в мире действительно уделяешь внимание занятиям в колледже.

– Заткнись. – Она краснеет и наклоняется, чтобы закрыть свой ноутбук. – И не звони мне, пока хотя бы его не поцелуешь.

Я падаю лицом на клавиатуру лэптопа и, стеная, качаю головой.

В комнату резко врывается Иветта и, точно так же стеная, плюхается на свою кровать.

– Моя жизнь кончена!

Я встаю и заваливаюсь рядом с нею на кровать.

– Наконец-то. Время умирать.

И довольно долго мы просто молча дышим в подушки, проводя опыт по самоудушению. Иветта сдается первой, поднимаясь за глотком воздуха.

– Я кое с кем переспала, – признается она.

– Знаю. – Я поднимаю голову. – Слышала.

Иветта заливается румянцем вплоть до сережек-черепов.

– Мне жаль. Я не про секс, черт, нет, я не жалею. Это было чертовски хорошо.

– Ничего, если я поинтересуюсь, кто твой герой-любовник?

– Если честно, нет. Скорее наоборот.

Теперь мои мысли целиком сосредоточены на Иветте. Хорошее отвлечение.

– Это Стивен. С социального.

– Вау! – Иветта аплодирует. – Десять баллов за высказывание самого глупого дерьма, которое я когда-либо слышала.

– Бретт, который постоянно ходит в странных футболках.

– Ну конечно, я ведь хочу превратить свое влагалище в гонорейный рассадник.

– Намекни хоть. В смысле, дай мне как минимум семьсот подсказок. В виде эссе, с цитатами и сносками.

Иветта морщится, словно испытывает реальную боль, и вот тогда я улавливаю легкий аромат чего-то знакомого. Чего-то мускусного, сладкого и цветочного. Розы.

– Диа…

– Я лесбиянка, – шепотом прерывает меня Иветта, будто боится, что кто-то услышит ее в безопасности нашей собственной комнаты. Мы смотрим друг на друга в изумленном молчании, а потом я улыбаюсь и игриво ударяю ее в плечо.

– Диана? Да ты счастливый кусок дерьма!

Глаза Иветты округляются, как будто она ожидала чего-то хуже – криков, гнева, может быть, – а затем наполняются благодарностью, и уже в типичной для себя манере она прячет лицо в подушку.

Я встаю.

– Ну же, пойдем отпразднуем это мороженым.

Ноль реакции. Я дергаю ее за ботинок, и она стонет.

– Вставай, – настаиваю я.

– Я не могу! – Голос Иветты приглушен подушкой. – Я лесбиянка!

– Если не встанешь в ближайшие пять секунд, то ты платишь, Лесбиянка.

Иветта приподнимается, она выглядит как испуганный ребенок.

– Я не рассказала родителям.

– Ты и не должна, – советую я. – Не сейчас. Мы свалим отсюда только через шесть месяцев. А когда они спросят, почему ты спустила их двадцать тысяч долларов в унитаз, ответь им: потому что ты лесбиянка. Поверь мне. Они больше разозлятся из-за денег, чем из-за твоей подружки.