Жестокие игры - 2

Бахметов, не дождавшись от меня ответа, сказал:

– Но все это, Павел Иванович, так сказать, цветочки. Самое интересное ждет вас впереди.

И сама ситуация и наш разговор его явно забавляли.

– Что вы говорите!
– деланно удивился я.
– Да вы, батенька, фантазер! У вас явная склонность к сочинительству. Не пробовали писать авантюрные романы? Нет? Думаю - у вас получится.

– Жизнь, Павел Иванович, порой интереснее любого авантюрного романа.

– Вот это вы совершенно верно и все такое. Очень правильно. Очень. Жизнь, она - ого-го. Сегодня ты кум королю и сват министру, а завтра последнее ничтожество и дерьмо. Приличные люди не только здороваться, но даже плевать в твою сторону посчитают за оскорбление. Все так.

Бахметов криво усмехнулся, вяло махнул на меня рукой.

– Бросьте это, Павел Иванович. Меня подобными штучками не прошибешь. Нет. Вы мужественный человек и хорошо держите удар. Но, согласитесь, эту партию вы проиграли по всем статьям.

– И что же вы, сладкозвучный, нарисовали мне впереди?

– Не думаю, что это вас обрадует.

– И все же?

– Поняв, что ваш заговор раскрыт, а сообщник найден и казнен, вы исчезните.

– Вот, значит, как. А вы уверены, что мое исчезновение пройдет незамеченным для моего руководства?

– Вы, Павел Иванович, не оставили мне выбора. И потом, заметьте, ни я, а именно вы довели ситуацию до критической. На кой вам нужно было спасать этого краснобая? Мы с вами могли бы сотрудничать даже более плодотворно.

– Если бы вы заранее посвятили меня в свои планы, то я бы этого делать не стал. Уверяю вас. И чем же провинился Татиев перед вашими боссами?

Бахметов долго, не мигая, смотрел на меня. То ли что-то обдумывал, то ли просто его взгляд отдыхал на моем лице, любуясь его достопримечательностями. А полюбоваться было на что. Такого законченного идиота он видит первый и, наверняка, последний раз в своей жизни. Среди пяти миллиардов землян я один такой. Определенно.

– Зачем вам это, Павел Иванович?
– наконец лениво спросил он.

– Считайте это моим последним желанием, сообразительный вы наш. А в последнем желании не отказывали даже людоеды экваториальной Африки.

Но Бахметов явно не спешил удовлетворить мою просьбу. По всему, моя глупая физиономия ему настолько наскучила, что он не выдержал, встал, отошел к окну и принялся любоваться открывшимся ему видом. Сказал в превосходной степени:

– Хорошо у нас тут! Прямо-таки райский уголок.

– Вот именно, - согласился я.
– Даже не верится, что в такой красоте могут проживать такие типы, как вы с Татиевым. Но не тешьте себя надеждой, что так будет всегда. За все ваши деяния, Тагир Казбекович, гореть вам в гиене огненной.

Бахметов беспечно рассмеялся.

– Я воспитан законченным атеистом, Павел Иванович. А потому никогда не верил и не верю, что там, - он указал на потолок, - что-то есть.

– Вас будут судить независимо от того - верите вы или не верите. "Аз воздам" по делам вашим, а не по убеждениям. Поэтому путь туда вам заказан. Вы будете вечно пребывать здесь, - я указал себе под ноги.

– Там видно будет, - философски проговорил Бахметов. Он отошел от окна. Сел в кресло. Закурил. Выпустил к потолку струйку дыма. Прикрыл веки. Всем своим видом давал понять, что его совсем не интересует, что будет потом. Он наслаждался минутой торжества, козел.

– Тогда поздно будет смотреть, милейший. И все же, чем же провинился Татиев перед боссами?

– Он слишком возомнил о себе, почувствовал себя хозяином на Кавказе. Забыл простую истину - кто платит, тот и заказывает музыку.

– Нечто подобное я предполагал. Вашим боссам не нравится ход событий на Кавказе. Братья Татиевы своей самостоятельностью превратились из их союзников в противников. Так?

– Да, - кивнул Бахметов.

– И они решили сделать ставку на тебя?
– спросил я, намеренно переходя на ты.

– И правильно сделали.

– Вот значит как. Ну-ну. Широко шагаешь - штаны порвешь, дорогой. Да? Неужели ты не понимаешь, что твоим боссам нужен Кавказ лишь для того, чтобы взорвать всю Россию?

Бахметов с ожесточением раздавил в пепельнице окурок. Откинулся на спинку кресла. Глаза его мстительно сузились.

– А по мне, - чем быстрее, тем лучше. Разом взорвать к шутам всю эту парашу. Думается - это будет более гуманно, чем день изо дня видеть её агонию.

И столько в его голосе было ненависти и презрения, что мне стало не по себе. Да он же псих! Определенно. Его же лечить надо. Его невозможно в чем-то убедить. Что же делать? Может быть попробовать сбежать? Сигануть в окно и, поминай как звали. Второй этаж. Может получиться. Нет, это не выход. Во-первых, отсюда убежать невозможно. Во-вторых, они только спасибо скажут за такой подарок - побег лишний раз подтвердит мою "виновность". Нет, надо ждать. Ничего другого у меня, к сожалению, не остается.

– Да ты ещё и гуманист, земеля!
– воскликнул я.
– Удивительно! С такими талантами и до сих пор на свободе. Но ничего, скоро уж. В этом я отчего-то более чем убежден. Кажется, это будет твоей первой судимостью, господин гуманист? Или я не прав?

– Ничего, я не спешу.

– От твоего желания здесь ровным счетом ничего не зависит. Стоит мне в субботу не явиться на встречу, как в воскресенье, в крайнем случае, в понедельник, ты будешь "окольцован" и сможешь наблюдать горы исключительно в крупную глетку.

– До субботы ещё дожить надо, - ответил многозначительно Бахметов, вставая и потягиваясь.
– А не выпить ли нам, Павел Иванович, вина?

Из этого я сделал вывод, что смерть моя на какое-то время откладывается. Этот янычар связывает со мной какие-то планы. Что ж, это можно только приветствовать.

– С удовольствием, Тагир Казбекович. А то у меня от одного твоего вида в горле пересохло.

Бахметов подошел к секретеру, открыл дверцу, достал бутылку вина и два стакана, наполнил их вином, один протянул мне.

– Вы мне положительно нравитесь, господин подполковник. В самых безвыходных ситуациях не теряете чувства юмора. За что будем пить.

– Я, лично, с удовольствием выпью за то, чтобы ты и твои боссы завтра уснули и уже никогда не проснулись.

Бахметов криво усмехнулся.

– Мне кажется, что вы злоупотребляете моим гостеприимством, Павел Иванович.

– Разве? Тогда, извини. И все же я выпью именно за это. Чтобы вся ваша волчья свора провалилась в тартарары.
– Я выпил вино.