Жестокие игры - 2

– Это потом... Ты вот что мне... У тебя в Америке есть... Как их?... Есть?

Генерал обеспокоенно закашлял.

– Это не совсем телефонный разговор, Виктор Ильич.

– Плевать ага... Скажи - есть?

– Ну, кое-кто в торговых представительствах и ещё кое-где.

– Это ага... Хорошо это. Дай им... Чтобы узнали - кто информацию... Понял?

– Какую информацию, Виктор Ильич? О чем?

– Ах, да... Про Танина... Его фирму... Газетчикам. В "Вашнгтон пост" и... Как ее? "Нью-Йорк таймс".

– Хорошо. Я попробую, Виктор Ильич.

– Ага... Попробуй. Обязательно... А как там того... Остальное как?

– Все хорошо. Можно сказать, - замечательно. Скоро все будет готово.

– Как ты это... Так сразу... Хочу того... С Кудрявцевым переговорить.

– Обязательно сообщу, Виктор Ильич. Не беспокойтесь.

– Ну, тогда это... Пока!
– Сосновский положил трубку. Вскочил. Вновь забегал по кабинету. Ничего. Это ничего. Ни на того ага... Он им ещё покажет... А этот Потаев-дурак ещё пожалеет. Но почему не звонит Бахметов? Сейчас ему, Сосновскому, очень нужен этот... Кавказ нужен... По зарез ага.

Вечером Виктор Ильич пошел спать в свою спальню. Хотелось того... Выспаться хотелось. Завтра трудный ага... Но, как на грех... Мысли всякие и все такое. Думал - уже все, все в руках. Можно и того... Отдохнуть можно. Куда там. Еще больше... Бывшие соратники стали подставлять. Не знаешь откуда... Вот и попробуй тут. Завистники! Страшно. Бессоница вот... Что раньше никогда... Измучился весь. И что всем от него того?... Но ничего, ещё пожалеют. Ни на того ага... Думают, что с ним можно... Вот так - можно? Ошибаются. Еще очень того... пожалееют. Дураки! С кем решили... Главное на местах ага... А там он всем покажет - кто того. Надо с самим встретиться. Что-то он совсем перестал... Пень трухлявый! Все мозги того... Все мозги пропил. Дураков всяких слушает. А хорошо он, Сосновский, придумал... С семейкой его придумал. Хорошо! Теперь не только он, но и все они того... Пусть знают - кто здесь того... Кто хозяин - пусть знают. Но беспокойно как-то. Вдруг, где - что? Тут и костей можно... Страшно! А тут ещё за окном этот... Ветер воет. Как волк ага. Только тоску того. И что им всем от него... надо от него? Никакого покоя... Никакого покоя... Никакого...

... А потом он ощутил этот запах. Будто пахло тухлыми яйцами или ещё чем-то очень похожим и столь же неприятным. Хотел встать, чтобы выяснить откуда этот запах. И тут он увидел его, сидящим в кресле. В быстром мозгу Сосновского сразу возникло множество вопросов. Кто он такой и как здесь появился? Каким образом его пропустили телохранители? Зачем он пришел и что ему нужно? На ночном госте был надет фрак, цилиндр, белые перчатки и лаковые туфли. Весьма странный гость! Обращенное к Виктору Ильичу лицо гостя было в тени и тот, как не пытался, не смог его рассмотреть. От незнакомца исходила какая-то непонятная, но мощная энергия. Все тело Сосновского будто прокололи тысячи маленьких и злых иголок. Ему стало жутковато.

– Кто вы такой?
– спросил Виктор Ильич. Голос, помимо его воли был скрипуч и неприятно вибрировал. Но, к своему удивлению, обнаружил, что мысли теперь никуда не спешили, а слова, наоборот, - не отставали, а потому им, мыслям, соответствовали.

– Неужели вы меня не узнаете, Виктор Ильич?
– раздался бархатистый баритон. Лицо незнакомца выплыло из тени. Оно было строгим, аскетическим с заостренными чертами. Большой орлинный нос. Тонкогубый властный рот. Бородка клинышком. Вгляд темных глаз мрачен, даже зловещ. Бр-р! Лицо необычного ночного гостя было знакомо Сосновскому. Кого-то ему напоминало. Очень даже напоминало. И, вместе с тем, он готов был поклясться, что никогда прежде не видел этого человека.

– Н-нет, простите, - ответил он неуверенно.

– Так, дьявол я, Виктор Ильич, - ответил мужчина и весело рассмеялся. Но странный это был смех. Он смеялся, а глаза его даже не изменили своего мрачного выражения.

"Ну конечно же, Мефистофель, Люцифер, Воланд, Сатана - обычный литературный и театральный типаж. Да, но кому в голову пришла столь дурацкая идея - меня разыгрывать?!" - подумал с неудовольствием Виктор Ильич. Он никогда не верил ни в Бога, ни в черта - считал это досужими выдумками всяких там писателей, попов и прочих несерьезных людей, которые подобными байками хлеб себе зарабатывают. Но сейчас, помимо его воли, все его члены сковал мистический ужас и он был не в состоянии ни одним из них даже пошевелить.

– Ш-ш-шутите?!
– прошептал он, сильно заикаясь и очень надеясь, что это так и есть, что сейчас все прояснится.

– Вы забываетесь, милостивый государь!
– гневно проговорил незнакомец.
– Со мной подобным образом ещё никто не позволял себе разговаривать!

"Нет-нет! Этого не может быть!
– в панике подумал Сосновский.
– Это сон! Все это мне сниться!" - Он попробвал себя ущипнуть, но не смог даже пальцем пошевелить.

– Но ведь вас же нет!
– жалобно воскликнул.

– Как же меня нет, когда вот он - я, - мрачно рассмеялся незнакомец. Забавно! Ваша матушка-грешница говорила мне о вашем своеобразии, о том, что вы никогда, ни во что и никому не верите. Но я никак не предполагал, что настолько.

– Моя матушка?!
– пролепетал несчастный Виктор Ильич.
– Но она давно умерла.

– Вы что же, опять мне не верите?!
– очень удивился мужчина.
– Но она сама может вам это подтвердить.

Он щелкнул пальцами и в тот же миг рядом с его креслом Сосновский увидел свою мать. Но, Боже, что же...

– Не сметь!
– закричал незнакомец и даже подскочил в кресле.
– Не сметь вспоминать при мне этого... Не люблю!

Но Виктор Ильич не обратил на него внимания. Он смотрел на мать и плакал от жалости к ней. Что же с ней сталось! Он помнит, какой веселой, шумной она была при жизни. Как любила наряды, шумные застолья с шампанским, что б пробка в потолок, любила мужчин. Это она не раз говорила ему: "Все здесь, Витя. Здесь начинается и здесь кончается. Все остальное - враки!" Как же сейчас она не похожа на ту, прежнюю, в этом темном, изглоданном временем, рубище, с худым, бледно-синюшным одутловатым лицом, сгорбленная, поникшая. А этот затравленный взгляд, некогда сверкавший задором и лукавством? Бедная, бедная! Да как же это?! Да что же это?!

– Скажи ему, старая перешница, кто прав?
– проговорил незнакомец.

– Он прав, Витя, - сказала покорно мать.
– Ты ему не перечь, а то хуже будет. Прости меня, сынок!

– А вот этого не надо!
– раздраженно проговорил дьявол (Виктор Ильич окончательно поверил в его существование).
– Не люблю! Пошла вон!
– Он вновь щелкунул пальцами и мать исчезла.

– Почему же вы так с ней?!
– жалобно проговорил Сосновский.

– Я с ней так, как она того заслуживает. Понял? Учить он тут меня будет, - проворчал дьявол.
– Собирайся?

– Куда?!
– испуганно вскричал Виктор Ильич.

– Туда, - громко расхохотался дьявол, указав себе под ноги.
– Там уже давно тебя ждут.

– Но я не хочу!... Пожалуйста, не надо!
– взмолился Сосновский.

– Еще бы я спрашивал твоего желания!
– возмутился дьявол.
– Если бы я спрашивал у всех желания, то, вряд ли, кого дождался.

– Но так нельзя! Должен быть суд! Я знаю... Читал.

– Экий ты, батенька, формалист!
– удивился дьявол.
– А что же ты о суде не вспомнил, когда пакости свои здесь чинил?... Что молчишь?