Жестокие люди

– Да ну? – Косяк и рассказ Джилли навели меня на мысль о том, как мы встретили Рождество в прошлом году в Нью-Йорке. Мама так обкурилась, что все перепутала и подарила мне книгу, которая предназначалась для сайентолога, с которым тогда встречалась от скуки. (Ей, видите ли, было страшно впасть в зимнюю меланхолию). Получилось забавно. Представляете, открываете вы коробку с подарком от дорогой мамочки и видите там книгу под названием «Радости тантрического секса».

– Папа говорит, что это передается вместе с генами.

– Что передается?

– Все странности.

Надеюсь, ее папа ошибается.

– Он коров разводит. По его словам, самое главное и для животных, и для людей – это родословная. Понятно, что в людях он не разбирается, но насчет животных… тут он молодец. Если бы ты встречался с Двейном, ну, столько же времени, как я, то понял бы, что все парни… то есть, кто знает, может, они и правда получают это от своих прадедушек.

– Что получают? – Я разглядывал самокрутку, которую зажал между пальцами, и размышлял о том, что же, черт побери, унаследовал от своей матери.

Но Джилли внезапно решила прервать свою речь.

– Открой рот. – С величайшим изумлением наблюдал я за тем, как она быстро положила в рот сигарету – зажженным концом вперед, а потом прильнула ко мне губами и выдохнула. У меня было такое чувство, будто мне в пищевод затолкали выхлопную трубу автомобиля, у которого включен двигатель. Жадно хватая ртом воздух, я ощущал на губах вкус ее помады. Положив мне руки на плечи, горничная засмеялась и спросила:

– Ты что, никогда так не делал?

– Абсолютный девственник. – Сказав это, я покраснел. В тот момент мне было очень трудно соображать. Джилли решила, что я с ней заигрываю.

– Хочешь развлечься? – предложила она, хихикая. Это было мое самое заветное желание. Моя подружка стянула майку, закрыла глаза, приоткрыла рот и застыла в ожидании моего поцелуя. У меня не было времени проверить, нет ли у меня запаха изо рта. Ее шнобель всегда наводил меня на мысли об аку-аку – так, кажется, называют духов предков жители острова Пасхи. Впрочем, сейчас этот нос казался мне прелестным. Тем не менее, я боялся, что из-за него самый романтический момент за всю мою жизнь пойдет прахом. Я наклонил голову, чтобы поцеловать ее… под другим углом.

Если бы не это, ничто в мире не отвлекло бы меня от Джилли и ее обнаженной груди, на которую, казалось, не действовал закон всемирного притяжения. Но вдруг из окна кухни я увидел, как какое-то черно-желтое пятно съехало с проселочной дороги и стало бороздить кукурузное поле. Это был «Бентли» с откидным верхом. Когда машина остановилась, из нее вышел невысокий мужчина с седой козлиной бородкой. Одет он был в цветную пижаму и походные ботинки. Ему, видимо, было лень завязать шнурки. Старик сорвал початок кукурузы, уверенно очистил его и помахал им у себя перед носом, словно наслаждаясь ароматом изысканного вина «Шато Ротшильд» урожая 1937 года. Затем он вонзил в него зубы и с задумчивым видом стал жевать.

Я побежал за биноклем. Джилли почувствовала, что мне сейчас как-то не до нее. Увидев, что привлекло мое внимание, она натянула топик и, протянув «Странный ты парень», продолжила уборку. Она не имела в виду «странный в хорошем смысле этого слова», это точно. Когда я опять посмотрел на поле, то увидел, что Осборн уже ушел.

8

В три часа двадцать три минуты я проснулся. Меня тошнило от мысли о том, что я упустил такую прекрасную возможность – ведь мне пришлось так долго ждать, пока какая-нибудь девушка не предложит мне «развлечься» – целых пятнадцать лет, то есть восемнадцать тысяч сто восемьдесят пять дней! – и когда, наконец, это произошло, меня отвлек какой-то старикашка в пижаме.

Как же я мог так опростоволоситься? Почему не поцеловал ее? Она ведь даже сняла свою чертову майку! Надо было хоть одну ее грудь потрогать, прежде чем нестись за этим долбаным биноклем! Я опять плюхнулся в кровать. Во рту у меня было кисло от рвоты. В темноте мне снова и снова представлялись ее сиськи – такие манящие, белые, округлые и соблазнительные, словно ванильные вафли! Да что со мной не так? Я был сам себе отвратителен, так зол и разочарован, что даже не пытался запретить себе думать о том, что мне готовы были подарить. Это было самое меньшее из того, на что я был готов, чтобы доказать Джилли, что мне было лестно ее предложение.

На следующий день, когда мама разговаривала на кухне по телефону, на ее лице появилась недовольная гримаса.

– Подожди, я подойду к другому телефону, – сказала она своему собеседнику, и приказала мне повесить трубку. Я, разумеется, ее не послушался. Это был дедушка. Он кричал во все горло, но его голос звучал так, будто он сейчас заплачет.

– Я и представить себе не мог, что ты решишься на такое.

– Не понимаю, о чем ты говоришь. – Мама сказала это таким тоном, что сразу стало ясно: она все прекрасно понимает.

– Адвокат мистера Осборна пришел в университет, чтобы встретиться со мной. И все мои студенты были там, Господи ты боже мой!

– Можешь оскорблять нас, сколько угодно, но ты по-прежнему нуждаешься в помощи, Лиз, – в разговор вклинилась Нана.

– Мне помогли. – Я прямо видел, как мама улыбается. – А зачем приходил адвокат?

– Черт побери! Ты же прекрасно знаешь, зачем! Он выложил на стол ордер. Его сам шеф полиции подписал! Насколько мне помнится, этот человек выразился так: «этот ордер призван удерживать вас от вмешательства в личную жизнь и угроз в адрес вашей дочери и внука. В противном случае вы будете арестованы».

– Он даже намекнул на то, что в силах твоего дружка мистера Осборн сделать так, что отец не получит свой грант. – Бабушка говорила одновременно с дедом, перебивая его.

– Да? Ну, тогда может вам обоим действительно стоит перестать вмешиваться в нашу жизнь и угрожать, а лучше всего – вообще заткнуться?

Да, это было очень круто. Мне понравилось, как мама сказала, чтобы они заткнулись. Но лучше бы я положил трубку сразу после этого, потому что следующей фразой моего дедушки было:

– Элизабет, твоя проблема – это низкая самооценка и распущенность. Ты всегда была такой. Но ты должна помнить – хотя бы ради Финна, – что тебе придется опять обратиться к нам, когда этот человек найдет себе новую сексуальную игрушку.

Потом мама спустилась по лестнице и спросила меня, не хочу ли я, чтобы она напекла блинов. Вообще-то, было уже три часа дня.

Два дня спустя Джилли опять пришла к нам, чтобы сделать уборку. Она со мной даже не поздоровалась. За то время, пока мы не виделись, я сочинил великолепную извинительную речь, в которой намеревался оправдать свой недостаточно сильный интерес к ее персоне действием обработанной инсектицидами марихуаны. Но Джилли не пожелала насладиться моим унижением: она просто включила пылесос. В общем, вела себя так, будто меня в комнате вообще не было. Еще печальнее было то, что, несмотря на аллергию, ее платье было наглухо застегнуто.