Жестокие люди

Мне подумалось, что стоит подождать, пока семейка закончит свое представление, а уж потом подходить и здороваться с девушкой, которую я – идиот! – считал своей… ладно, проехали. Меня даже затошнило. И дело тут не только в мартини, который я выпил на голодный желудок.

Я повернулся к ним всем спиной и взял с барной стойки фужер с шампанским. Мне хотелось надеяться, что когда я напьюсь, это сделает меня менее невидимым. Знаете, когда человек решает, что ему не помешает выпить или покурить (второй этап, благодаря Джилли, я уже прошел), чтобы найти свое место в жизни, которое он, кажется, потерял – это довольно значительный и запоминающийся момент. Правда, большинство людей так напиваются, что потом их тошнит, и они совершенно забывают о том, как в первый раз решили пересечь границу. Что касается меня, то я помню об этом только потому, что когда начал думать о том, что хорошо бы напиться (я даже не успел утолить свою жажду первым глотком шипучки), как услышал резкий свист, а потом вопль «Финн!».

Это была Майя. Она стояла на стуле в другом конце зала, приложив руки ко рту и пытаясь перекричать музыку. Это было даже лучше, чем я мог себе представить, потому что это была ее мечта, а не моя.

Многие даже танцевать перестали – а она спрыгнула со стула и побежала через комнату. Ей, видимо, было непривычно ходить на высоких каблуках, поэтому выглядела она очень трогательно. Все заулыбались и засмеялись, любуясь ее порывом. Они давали ей дорогу, и было слышно, как они шепчут друг другу: «Какая она хорошенькая… Просто прелесть. Но кто же этот счастливчик?». А когда гости увидела, что этот счастливчик – я, они немного насторожились. Почтенные матроны, которые были приглашены с дочерьми, недоумевали: «Интересно, что думает об этом ее мать? Странный выбор». А те, у которых были сыновья моего возраста, подумали о том, что их мальчикам не стоит мешкать с тем, чтобы пригласить маленькую Майю в Ист-Гемптон, или на виноградники. Впрочем, тогда я и понятия не имел, о чем могут помышлять те, кто живет в Флейвалле. Да меня это вряд ли бы заинтересовало, даже если бы кто-нибудь решил предупредить меня.

Майя кинулась мне на шею. Она сделала это с такой уверенностью, что я чуть не потерял сознание от счастья. Нога у меня уже не болела. Шампанское было позабыто. Но когда она неверным, хриплым голосом медленно прошептала мне на ухо всего одну фразу, я думал, что точно лишусь чувств: «Я… люблю… тебя!». В том месте, где должен стоять восклицательный знак, она укусила меня за ухо. Когда она оторвалась от меня, на моем лице остался след от ее косметики. Я видел ее шрам. Она снова стала настоящей. И я сказал: «А я тебя еще больше люблю». Брюс стоял рядом с нами, но мне было все равно. Я был уверен, что она действительно любит меня меньше, чем я ее, но в тот момент это не имело никакого значения.

– Это невозможно. – Она взяла из пепельницы мою сигарету, выпустила кольцо дыма и проткнула его пальцем.

– Даже больше, чем больше.

– Здорово, правда? – И Майя поцеловала меня прямо в губы. Ее не волновало, что кто-то может это увидеть.

– Меня от вас тошнит, ребята. – Брюс сделал вид, что подавился чем-то и протянул руку, чтобы взять бокал.

– Брюс ненавидит ПВП.

– Это еще что?

– Публичные выражения привязанности, мой дорогой Финн, – перевел он, здороваясь со мной за руку. – Сейчас ты так непохож на яномамо.

– Зато Брюс стал туземцем, – сказала Майя, дернув его за юбку.

Тогда он стал завязывать его по новой, чуть не продемонстрировав свои чресла собравшимся гостям. Все-таки он очень любит выпендриваться.

– Пожалуйста, сестренка, не надо. Сегодня я решил не надевать нижнее белье, и мне не хочется, чтобы некоторые из наших гостей почувствовали себя обделенными природой.

– Брюс, ты слишком далеко заходишь.

– Кто-то должен это делать.

На ногах у него были бархатные мокасины, с украшением в виде золотой лисьей головки. Майя сидела у меня на коленях. Она отстукивала такт, ударяя по внутренней стороне моей ноги в такт музыке. Теперь я пил кока-колу. Мне хотелось быть настолько трезвым, насколько это возможно.

– Извини, что мы явились так поздно.

– Ничего. Было весело.

– С тобой грубо обошлись? – Майя знала, как перевести на нормальный язык мои завиральные речи.

– Да нет, было забавно…хотя и грубовато, пожалуй.

– Вежливо, но честно. Редкое и опасное сочетание. – Брюс потрогал узел на своей юбке, а потом с недовольным видом опять развязал его и завязал снова.

– Джилли, а ты мне не поможешь? – Да, приходится признать – из всего ему удается извлечь выгоду.

– Не сегодня, Брюс. – Ей явно было лестно, что он обращает на нее внимание.

– Слушай, а ты не мог бы на мой следующий день рождения вообще ничего не одевать?

– Зачем ждать так долго?

Майя ему не ответила.

– Мы могли приехать вовремя, то есть, я хочу сказать, мне хотелось быть здесь, когда ты приехал, но мы поехали в больницу, чтобы папа тоже мог подарить мне подарок, и тогда случилась удивительная вещь…

Я просто кивал и улыбался. Конечно, что тут такого: находящийся в коме отец дарит подарок своей дочери.

– Случилось так, что я выбрала именно твой подарок. – Было очевидно, что Брюсу не по себе оттого, что его сестра делает вид, что его отец совершенно здоров.

– Брюс, не мешай мне. – Майя продолжила свой рассказ. Ее брат все это время пристально смотрел на меня. – Когда я поцеловала папу, он на секунду открыл глаза.

– Это невероятно.

– Верно.

– Заткнись, Брюс! Никто, кроме меня, этого не видел, и врач сказал, что это хороший знак. Я уверена, что отец скоро выздоровеет.

– Здорово. – Я даже не знал, что сказать.

– «Надежда – штучка с перьями – в душе моей поет. Без слов одну мелодию твердить не устает».

– Брюс улыбнулся, вытащил из стоящего рядом букета одну розу и вставил ее в петличку на смокинге Майи.

– Ты это сам сочинил? – Я был поражен.

– Да, вообще я довольно известный поэт. Пишу под псевдонимом Эмили Дикинсон. – Надо же!

Майя слезла с моих колен.

– Смотри, не уходи никуда с Брюсом. Я вернусь через минуту.

И она грациозно двинулась к барной стойке на противоположной стороне комнаты, где стояли Иэн, итальянец и дюжина других парней. Все они были одеты в шикарные костюмы, и старательно делали вид, что им очень скучно. У них у всех были тоскливые лица, словно у сорокалетних.

Когда Майя отошла от нас довольно далеко, Брюс стрельнул сигарету и доверительно сообщил мне:

– Мне не хочется, чтобы она чувствовала себя разочарованной. – Мне было очень приятно, что он делился со мной.

– А вдруг она права? – Я тоже старался казаться старше, чем я есть, то есть говорить медленно и лениво.

– Это было бы здорово. – Впервые я видел печального Брюса. Сейчас его можно было назвать каким угодно, только не счастливым. Joie de vivre, присущая ему, во мгновение ока иссякла, и он стал похож на грустного, сердитого мальчика.

Знакомое выражение лица. Нечто подобное я каждый день видел в зеркале.

Майя вернулась вместе с блондинкой, которая каталась с ними на лошади в тот день, когда мы встретились. У нее были тонкие губы и очень большая грудь, и, несмотря на то, что ей было не больше семнадцати, она очень хорошо изображала тридцатисемилетнюю разведенку.

– Финн, это Пейдж. Кстати: в ее передний зуб действительно инкрустирован бриллиант.

Пейдж приподняла губу, чтобы продемонстрировать украшение.