Жестокие принципы

– Всё понравилось? – спрашивает Гриша, как только мы отъезжаем от сада и сворачиваем на дорогу обратно к дому.

– Да. Частный сад однозначно лучше государственного.

– Теперь твоя дочь – мой подопечный, за которого я отвечаю, – смеётся, понимая всю абсурдность ситуации.

– Ты, наверное, недоволен. Интереснее быть с шефом, обеспечивая его безопасность.

– Было интересно, – отводит взгляд. – До того самого момента, пока Илюху не застрелил какой-то придурок, покушавшийся на Аронова. Знаешь, как-то пропал интерес. Я лучше вон мелкую возить буду: оплата та же, а опасности ноль.

– И часто такие опасности бывают?

На секунду мелькает мысль: ни за какие бы деньги я не решилась бы отдать свою жизнь добровольно.

– Совсем нет. Я здесь полтора года. Разное, конечно, было: психи, которые в морду кидаются и по головам охраны лезут; идиоты, которые под машину бросаются; журналисты, которые умудрялись даже на территорию пробраться под видом обслуживающего персонала или работников доставки. Но чтобы стрелок и впоследствии труп – не было. Последнее покушение на Аронова лет пять назад состоялось, он тогда ещё депутатом был. После инцидента, кстати, и получил проблемы с ногой.

– В него стреляли?

– Нет. Машина перевернулась несколько раз.

– Ох, – выдавливаю из себя.

Вероятно, шрам, который я заметила у Альберта Витальевича, получен именно тогда, значит ли это, что шрамы Островского появились по этой же причине?

– И так бывает… Поэтому уж лучше я личным телохранителем мелкой побуду, – усмехается и кивает, словно сам с собой ведёт беседу. – Не переживай: отвезу, заберу, доставлю.

– Я не об этом переживаю, а о том, сойдётся ли Тася с детьми. Она общительная, открытая, но новых людей принимает тяжело.

Говорю и сама же себе противоречу, потому что к Константину Сергеевичу она прониклась симпатией необычайно быстро, приняла и даже в щёку поцеловала. Детская душа загадочна и часто непонятна, маленькие тянутся к тем, кто, казалось бы, не вызывает у окружающих никакой симпатии, и отступают на шаг от тех, кому большинство симпатизирует. Как это работает – неясно, но факт остаётся фактом: Тасе пришёлся по душе Парето с его ледяным взглядом и устрашающим шрамом.

– Вот вернётся сегодня из сада и спросишь впечатления, но мне кажется, малой там понравится.

– Надеюсь.

Возвращаемся в дом Аронова, выхожу из машины, но Гриша не следует за мной, а разворачивается и уезжает. Наверное, между поездками в сад у него есть дополнительные задания.

Глава 7

Близятся выходные, и за несколько дней моё общение с Островским сократилось до минимума. С утра до его прихода стараюсь оставить тарелку с завтраком на столе, исчезнув за минуту до того, как отворится дверь на кухню. Собираю с утра Тасю и передаю Грише, который забирает ребёнка прямо у бокового входа. Так вероятность встретить Парето сокращается в несколько раз.

Моей девочке нравится новый сад, воспитатель и наличие огромного количества игр, которыми можно увлечься. Аронов молчит про сумму, внесённую за Тасю, да и Константин Сергеевич ни словом не обмолвился, что меня напрягает. Такие люди ничего и никогда не делают просто так, обязательно с выгодой для себя. Но какая выгода от меня такому влиятельному человеку, как Аронов? Я лишь женщина, попавшая в тяжёлые жизненные обстоятельства с ребёнком на руках, не имеющая за плечами денег, связей и даже собственного дома.

Уже привычно топчусь у ворот, ожидая, когда Гриша привезёт дочь из сада. Мороз, сыплет мелкий снежок, тонким покрывалом укладываясь на дорожки. Озираюсь, посматривая на камеры по периметру. Изначально я даже не обратила на них внимания, но когда более детально изучила территорию дома, обнаружила их больше тридцати. Интересно, где находится пункт просмотра видео и ведётся ли запись круглосуточно? Как только я задала себе этот вопрос, поняла: напрягаюсь лишь от одной мысли, что кто-то за мной наблюдает. Хотя кому я нужна, ведь всё это лишь меры предосторожности для Аронова.

– Мам, привет! – Таська несётся, запрыгивая мне на руки. – А мы сегодня лепили животных из воздушного пластилина. Я сделала зайку с ушками и хвостиком. Воспитательница сказала, что у меня самый красивый зайчик из всех! – хвалится, стараясь быстрее всё выдать и проглатывая слова.

– Ты его забрала или оставила в саду?

– Мам, ну ты что? Он ведь высохнуть должен, и тогда можно играть. В понедельник придём и сделаем зоопарк из животных.

– Прости, не подумала.

– Теперь знаешь.

Опускаю Тасю, и она направляется вприпрыжку в сторону коттеджа, путь к которому выучила наизусть, как и прилегающую территорию, которая доступна для нас.

– Лен, – окликает Гриша, – воспитательница попросила… – осекается, потирая нос и не смотря в глаза.

– О чём? Говори.

– Попросила… чтобы одели ребёнка поприличнее, – прокашливается, словно говорит о чём-то настолько неприятном, что меня должно это поддеть. Но я осознаю, что тот ограниченный набор вещей, который есть у Таси на данный момент, пополнить пока не представляется возможным. – В саду дети из состоятельных семей, и малая среди них значительно выделяется. Она не сказала, что это обязательно, просто опасается, как бы другие дети не стали клевать.

– Ничего страшного. Спасибо, что сказал, Гриша. Постараюсь исправить ситуацию.

Иного ответить не могу, не желая грузить постороннего человека незначительными проблемами. Пока я ничего не получала, а Петровна сказала, что расчёт обычно раз в две недели, я же отработала полторы. Проверяю Тасю, которая разделась и уже включила телевизор, чтобы посмотреть мультики. После сада она стандартно вымотана и спокойна, поэтому ложится рано и спит до самого утра не просыпаясь. Возвращаюсь, чтобы подготовиться к завтраку Островского, который заходит на кухню в семь тридцать, не разделяя дни недели на будни и выходные, когда звонит служебный телефон и Аронов приказывает явиться к нему в кабинет с двумя чашками чёрного кофе. Просьба сразу даёт понять, что компанию ему составляет Островский, которого мне удавалось избегать несколько дней.

Сварив кофе, выставляю на поднос кружки и иду к хозяину, приготовившись, что буду вновь дрожать под гнётом синих ледников.

– Входите. – Альберт Витальевич встречает улыбкой, которая меркнет в сравнении с придирчивым взглядом Островского.

– Ваш кофе, – выставляю кружку перед хозяином дома, на секунду замираю, ожидая приказа от Парето. Кивает в сторону журнального столика рядом.

– Это вам. – Аронов протягивает конверт. – Расчёт раз в две недели, но я подумал… лучше сейчас.