Жестокий бог
Шрифт:
– Подготовительная школа Карлайл, – заметил я. – У них есть программа стажировки перед колледжем.
– Знаю. Я тоже подаю туда заявление. – Она втянула воздух, паника наконец просочилась в ее организм.
Окончательно и бесповоротно. Моя кровь потеплела при виде того, как ее лицо побледнело. Наблюдать за ее реакцией для меня было все равно, что ощущать первые лучи солнца после долгой зимы.
Стажировка проходила по шестимесячной программе, студенты работали вместе с Эдгаром Асталисом и Гарри Фэрхерстом на их выбор. Надменная задница Асталиса вернется из Кали именно для этой цели. Он любил Карлайл как свое детище.
Ты пожалеешь,
Она хотела пройти стажировку в Подготовительной школе Карлайл так же сильно, как и я, но по совершенно другим причинам. Она хотела этого, потому что была рождена для этого – студентка Карлайла с шести лет и носительница наследия своего отца. Кроме того, стажер должен был выставить свою работу в Тейт Модерн [10] в конце шестимесячного семестра. Это предлагало тот престиж, за который можно было купить себе дорогу в художественную славу. И я хотел этого, потому что…
10
Лондонская галерея модернистского и современного искусства.
Потому что я хотел почувствовать вкус крови на своем языке.
В год было доступно только два места, и ходили слухи, что одно уже предназначалось Рафферти Поупу, гению, который скоро станет выпускником Карлайла, который мог нарисовать по памяти весь городской пейзаж. Я слышал, что Эдгар ездил по маршруту Лос-Анджелес – Хитроу шесть-восемь раз в год, чтобы проверить своих стажеров, не говоря уже о том, чтобы исчезнуть в Европе на лето.
– Ставлю телегу впереди лошади, я вижу. – Я достал из заднего кармана новую сигарету, игнорируя ее наготу, как будто она мне наскучила. – Твои шансы победить меня в чем угодно трагически малы. Надеюсь, ради твоего же блага, что ты подашь заявление в другие места.
– Я не такая, – сообщила она мне ровным голосом.
– Ну, черт возьми, если это не будет отстойно, когда папочка скажет тебе, что ты недостаточно хороша, – прощебетал я, постукивая ее по носу своей незажженной сигаретой.
– Это говоришь ты, – она скрестила руки на груди.
– Да. Парень, который заслуживает стажировки. Однако победитель должен выбрать помощника из списка кандидатов. Что означает… – я оторвал взгляд от сигареты, потирая большим пальцем нижнюю губу. – Ты могла бы стать моей сучкой на эти шести месяцев. Мне нравится, как это звучит, Ленора. Твоя шея будет красиво смотреться с поводком.
– Это не я стану пленницей, если ты придешь туда, – тихо сказала она. – Карлайл – моя территория, помнишь?
Она угрожала… мне.
Я уже собирался расхохотаться, когда она продолжила.
– О, и называй меня Ленни, – прошипела она. – Ленора – это старушечье имя.
И вот появилась первая трещина в ее фасаде, где признаки девушки с пылающими золотыми волосами выглядывали из готической, бледной цыпочки.
– Не хочу тебя огорчать, но Ленни – это имя гремлина [11] . – Я отступил назад, бросив полотенце ей в руки, наконец проявив хоть каплю милосердия. – Вот. Прикройся. Я планирую как-нибудь поужинать сегодня вечером. Может, теперь ко мне вернется аппетит?
11
Персонаж второй части американского фантастического комедийного фильма ужасов «Гремлины», могвай, ставший гремлином.
Она не сделала ни малейшего движения, чтобы надеть халат, вероятно, просто назло мне. Я покачал головой, понимая,
что пробыл здесь гораздо дольше, чем ожидал. Девушка Асталис была недостаточно важна, чтобы монополизировать мое время. Я засунул сигарету в уголок рта и направился к балконным дверям, собирая ее разбросанную одежду и бросая через плечо в бассейн. Она знала мой секрет. У нее были рычаги давления на меня, и мы боролись за одно и то же место. Казалось, что спустить в унитаз свое обещание Найту было в порядке вещей.Мать Леноры умерла, и это было трагично.
Но то, что случилось со мной, тоже было ужасно.
Разница состояла только в том, что моя трагедия была тихой и неловкой, а ее – громкой и публично признанной.
Я остановился у стеклянных дверей, вертя головой.
– Это может стать действительно ужасным, Асталис.
– Уже стало. – Она поджала губы, выглядя встревоженной. – Но если ты присмотришься внимательнее, ты найдешь красоту в уродстве.
Я ушел, не сказав ни слова.
Ленора официально стала моим личным делом, и, хотя я не любил осложнений, мысль о том, чтобы уничтожить ее, пронзила меня диким желанием.
Она делала уродливые вещи красивыми.
Я собирался показать ей, что моя душа безнадежно испорчена.
Глава 3
У нас с сестрой был очень разный опыт в американской средней школе, и это соорудило между нами невидимый барьер.
Поппи по уши влюбилась в своего парня, квотербэка, суперзвезду Найта Коула. Найт был золотым мальчиком, многообещающим и безрассудным, всегда находящимся на краю пропасти. Он возглавлял школьную стаю, так что Поппи временно заняла место на троне рядом с королем.
Что, полагаю, делало меня шутом. Я имела право проводить время при дворе королевства крутых детей, но только в качестве предмета для насмешек.
Поппи никогда не делала мне ничего плохого, но она была слишком одержима своим положением, чтобы отвлечься и заметить, когда надо мной насмехались.
В любом случае по большей части это не имело значения. Язвительный комментарий здесь, замечание о Друзилле там. Я могла это принять. Это укрепило меня, и я даже чувствовала себя в приподнятом настроении, будто была выше всех этих подростковых проблем.
Главными преступницами являлись Арабелла и Элис.
У Элис была платиновая стрижка пикси, ореховые глаза и огромные импланты, которые Арабелла любила называть «в стиле девяностых». Арабелла была загорелой, с голубыми глазами и длинными, угольно-черными волосами, свисавшими ниже поясницы.
Они обе ненавидели меня.
Если подумать, все меня ненавидели.
Мой первый семестр в старших классах Школы Всех Святых оказался катастрофой. Я ожидала, что так оно и будет. Я провела большую часть своего детства и юности, бегая с призраками и гоняясь за демонами в Подготовительной школе Карлайл. У меня был лучший друг Рафферти Поуп и другие дети, с которыми я могла играть.
В Англии я всегда чувствовала себя желанной и ценной.
Но не здесь, в Калифорнии.
Черный камуфляж, который я приспособила, чтобы прогнать Вона и показать ему, что я не боюсь, заставил людей называть меня уродом и изгоем. Никто, кроме Поппи, публично меня не признавал. Девушки ненавидели меня за то, как я одевалась, за то, что я всегда держала в руках толстую книгу, и за то, что отвечала Вону, Хантеру и Найту, когда они дразнили меня. Найт и Хантер в шутку, Вон более злобно.
Они назвали меня мусором и чудачкой за то, что я постояла за себя.