Жестокий спаситель

Посидели, покурили. Должник, успокоившись, уже пытался травить какие-то байки о своих приключениях, когда в таверну влетел Каирн Церх, зажимающий рану на плече. С улицы послышались крики.

— Криггс! — рявкнул кригстанец, чуть ли не промахиваясь рукой мимо стойки, — У нас проблемы!!

Глава 11

Две короткие экономные очереди превратили мою куртку и рубашку в изорванные лохмотья. Раз, я стою, делая вид, что ничего не понимаю, два — и в меня стреляют. Коротко и предельно ясно.

Вообще, в задницу полковника Кольта, если честно, вместе с его согражданами и пословицей про уравнение. Не он сделал людей равными в правах, отнюдь и совсем. Далеко не только людей. Настоящий Великий Уравнитель — это пуля. Она одним махом превращает живое, дышащее и мыслящее существо в груду разлагающегося мяса, совсем ничем не отличающееся от убитой молотом забойщика коровы. Пуля уравнивает нас в правах с любым дохлым животным, оставляя после себя самый равноправный на свете труп. Падаль. Может быть, чуть более тревожный для непривычного глаза? Наверное, но это дело привычки.

Итак, о чем это я? Картина маслом: «Коварное убийство невинного аристократа, пришедшего выяснить, с какого перепугу его люди заперты в казарме». Разумеется, он сам как раз зашёл в эту казарму.

И в него самым неожиданным образом стреляют, причем из внушительной толпы разного-всякого народа, за каким-то половым органом собравшегося в этом темном, но очень просторном помещении. Разумных тут… душ тридцать? Сорок? В том числе, кстати, и из высшего руководства Хорна. Точнее, из тех, кто по-прежнему так думает.

— Отпилите ему голову и покажите этим воякам! — брюзгливо говорит этот самый начальник, не придавая значения тому, что я еще стою. Какое неуважение.

— Возражаю! — объективно возражаю я, резко срывая и отбрасывая в сторону свою ценную черную шляпу, заодно попутно получая еще несколько пуль в тело и маску. Последняя отзывается недовольным звоном.

Немая пауза. Длинная такая.

— Позвольте представиться, — тяну я в мертвой тишине руку к маске, с щелканьем отжимая её запоры, — Магнус Криггс. Должник. Очень злой Должник, честно. А знаете, что это значит, твари?

— П-п-п-подо-жди-те…, — скулит одна из бывших шишек, пытаясь отпятиться назад.

Я не слушаю.

— Это значит, господа, что через некоторое время живые начнут завидовать мертвым…, — говоря это, я прячу маску за поясом, — А может быть, у вас к этом времени и не останется мозгов. Как пойдет.

Я зол, очень зол. Запредельно. Не на местных, решивших отжать моих вояк не мытьем, так катаньем в виде трупа меня любимого. А вообще.

Сейчас все производственные мощности Кригстана максимально сосредоточены на постройке несущих воздушных кораблей, способных быстро перемещаться на большой высоте. Каждый из этих гигантов будет максимально упрощен — взлететь, долететь и… упасть. Именно упасть. Экипаж будет прыгать с парашютами, когда высота падения станет адекватной. Не только они. На каждом из таких воздушных чудищ будет находиться на крепежах нечто вроде крохотных недодирижабликов, представляющих из себя огромную пушку с пилотом-стрелком. Пушку или ракетную установку, неважно совершенно, смысл в том, что вся эта воздушная артиллерия тоже будет одноразовой, на один выстрел или залп, после которого пилот попытается катапультироваться. Туда, вниз, на землю. Там, где вполне могут бегать твари Бога-из-Машины, против которых этот гном мало что сможет сделать.

Весь вопрос в том, что кригстанцы будут это делать. Они будут рисковать, стрелять и подыхать. От ответного удара, от нераскрывшегося парашюта, от хренового отстрела катапульты, от… да от сотни причин. Другого способа мы просто не нашли, другого ответа на вопрос: «Как оперативно доставить большую огневую мощь в нужную точку на планете, учитывая крайне узкие временные рамки?»

Не было другого ответа. Зато была нация, готовая на всё, чтобы только мир не превратился в засилье ихорников, либо в какую-то другую задницу.

А эти, стоящие напротив меня, кто с бледной от ужаса мордой, уставившейся вовремя в пол, кто уже ошеломленный моей неземной красотой. Эти просто хотят выжить. Бежать куда-либо, жадно роясь в чужих брошенных амбарах, стоять на коленях перед чужими замками, клянясь в вечной верности, только бы их пустили в безопасность, дали гарантию в завтрашнем дне… Они не хорошие и не плохие. Они никакие. И…

…просто подвернулись под горячую руку.

Я повторяю историю крепости Тирвильского княжества, только в более мрачных тонах. Мало времени до часа Х, я спешу, поэтому паника особо распространиться не успевает. Мечусь по огромному дворцовому комплексу, выкашивая всех, кто подвернется под руку. Смысл резни прост до зубной боли — два десятка красных силуэтов, видимые мной сквозь каменную толщу, должны будут после освобождения и воссоединения с Крюгером и Церхом выбираться из города самостоятельно. Я лишь уменьшаю возможные риски для парней.

Крайне кровавыми методами. Не более одной пули в разумного, не более одного взмаха черного старрха, оставляющего крайне труднозаживающие раны. Впрочем, учитывая силу, с которой я рубил, сёк и пинал всех, кто подвернется, то вряд ли оставил хоть одну рану, что могла бы зажить.

Спустя полчаса я спустился туда, где закрыли наших бойцов, перебил к чертовой бабушке вообще всё живое на подходах, а затем, быстро ополоснувшись в подвернувшемся душе, сунулся к своим, имея на себе только шляпу, маску, кобуру с пистолетом, ремни с ножнами на спине, ну и сам старрх в руке. Кригстанцы, увидев всё это великолепие, порскнули от двери как перепуганные дети.

— Спокойно! — хрипло произнес я, тяжело дыша от хлестанувшего таки адреналина, — Раздевайтесь, кто-нибудь один!

— Мистер Криггс! — дал петуха один из гномов, в котором я, после некоторого умственного усилия, опознал Крида Ланхольма, главаря этой банды запертых принцесс, — Вы обещали, что будете вести себя адекватно!

Этот воззвание слегка меня загрузило. Дворец плюс-минус зачищен, сюда идут кид и майор, парни, вроде в сохранности, а мне срочно нужна одежда на гнома, так как я уже почти опаздываю на свидание с кидом. В чем вопрос?

Ааа… вот в чем.

— Парни, мне нужна одежда, а не ваша невинность, — пояснил я свою позицию, — Где я тут буду искать шмотки сейчас?

Облегчение, появившееся на лицах кригстанцев, было почти нецензурным. А затем Ланхольм сам рванул на груди рубаху. Почему-то, в свете промелькнувших инсинуаций, это получилось почти похабно.

Назад к таверне я спешил, продолжая пребывать в крайне раздраженном состоянии духа. Народ вокруг бегал, что-то возбужденно голосил, но не видя признаков страха и агрессии, не замечая оружия, я мало обращал внимания на городских. Они уже были вне сферы моих интересов. Бегают и бегают, значит, надо. А вот двое массивных полуорков возле таверны, зажавших в уголке незнакомого мне молодого полугоблина, явно готового продать жизнь подороже, — делом были совсем другим. Только мне на политесы уже было глубоко плевать.