Жестокий век

– Что это за дао и что оно дает людям?

– Дао – начало всех начал и предопределенность всех изменений. Несчастья бывают оттого, что люди по незнанию или недомыслию начинают ломать предопределенность.

– У вас дао, у нас воля неба. У нас все понятно, а у вас слова затемняют смысл.

Монахи пошептались, и старший сказал:

– Вы не все поняли. Попробуем объяснить проще. По учению великого Лао-цзы, все в мире подвержено изменениям. Одно набирает силы, другое ослабевает, одно создается, другое разрушается, одно увеличивается, другое уменьшается. Несходное нераздельно, как две стороны одной монеты. Не бывает длинного, если нет короткого, не бывает высокого, если нет низкого, не бывает трудного, если нет легкого, не бывает добра, если нет зла.

«Что ж, замечено верно, – подумал он. – К этому можно добавить многое. Не бывает радости, если нет огорчения, не бывает покоя, если нет тревог…»

– Что же дальше?

– Ни один цветок не может цвести вечно. За расцветом следует увядание. Из двух несходностей одна сменяет другую. На беде покоится счастье, счастье порождает беду.

Смутен был смысл этих слов, что-то казалось верным, но что-то и настораживало. Нетерпеливо поторопил:

– Говорите короче и проще, проще!..

Старый монах улыбнулся, показав широкие желтые зубы.

– Великий государь хочет разом познать то, на что уходит человеческая жизнь… Коротко будет так. Человек упал с лошади, сломал руку. Это беда. Но он будет после этого ездить на коне осмотрительно, станет опасаться новых несчастий, научится быть неторопливым, и ему при размышлении откроется суть его дела. Осторожность и осмотрительность предохранят человека от напастей, и он проживет долгую жизнь. Понимание своих дел приведет к знатности и богатству. В долголетии и богатстве – счастье. А источник его – беда. Но и счастье, как говорили, рождает беду. Достигнув предела богатства и знатности, человек начинает забывать о рассудительности, его одолевает гордыня, он перестает вникать в дела и разоряется. Нищета ведет за собой болезни, а болезни сокращают жизнь. Ранняя смерть – великая беда. Но произошла она оттого, что человек был счастлив.

– Ну а можно ли избежать бед и напастей?

– Наше великое учение гласит: хочешь чего-то добиться – не рвись к желанному, иначе только достигнутое обернется своей противной стороной. Начинай с того, чего не хочешь, и оно само по себе перейдет в свою несходность, и тогда достигнешь желаемого. Другими словами, если хочешь что-то взять – отдай.

– Я понял ваше учение, и оно мне по душе. Ваш Алтан-хан разбогател сверх всякой меры, и на его благополучии взросла беда. Пусть все отдаст мне и снова станет счастливым! – Неприметно, про себя, усмехнулся. – Я же все делаю по вашему учению. Начал с того, чего не хочу. Желая покоя и мира, веду войну. Боорчу, доведи до всех: монастырей не разорять, служителей богов и духов не трогать и дани с них не требовать. Молитесь, мудрые, за меня.

Подумал, что, возможно, зря разогнал мудрецов Джучи. Должно быть, и в их рассуждениях было немало интересного. Правда, сама по себе любая мудрость – лошадь без узды, может увезти совсем не туда, куда хотел бы уехать… Особенно если своего умишка не много.

Стало смеркаться, и слуги принесли светильники. В двери заглянула Хулан, видимо, хотела напомнить, что ждет его. Но он разговаривал с гонцами, и жена ушла, ничего не сказав.

Вести от Мухали и Джэбэ были и впрямь хорошие. Мухали почти без потерь взял два города. Потери, конечно, были. Погибло немало перебежчиков, но они – не в счет. Одни гибнут, другие приходят. Важно сохранить своих воинов. Кривоногий, невидный из себя, совсем не багатур, его Мухали все больше выделяется среди других нойонов. Это он первым стал принимать к себе людей Алтан-хана – сотников и тысячников. Не отбирал у них ни оружия, ни воинов. Пришел – служи. Хан относился к этому неодобрительно. Предатели, они и есть предатели. Мухали думал иначе.

Переметнувшиеся сотни и тысячи он кидал на стены городов, заставляя обагрять руки кровью своих же соплеменников, и путь назад им был заказан…

От Джэбэ пришла вовсе радостная весть: Восточная столица Алтан-хана в его руках. Джэбэ долго сидел под этим большим и хорошо укрепленным городом. Все его попытки овладеть стенами были отбиты. И он схитрил.

Снялся, ушел. На радостях жители Восточной столицы устроили празднество, распахнули ворота. А Джэбэ воротился. Дав воинам по несколько заводных лошадей, он за одну ночь пробежал расстояние в два дневных перехода и легко взял город. Молодец Джэбэ!

Елюй Люгэ тоже хорошо укрепился. Он прислал подарки и смиренно просил позволения владеть Ляодуном, именуясь впредь ваном государства Ляо. С этим потомком киданьских императоров недавно свиделся. Умен, хитер, ловок.

Заранее ко всему приготовился и разом отхватил от владений Алтан-хана огромный кусок. И тем хорошо помог ему, хану. Но с таким человеком надо быть всегда настороже. Сегодня он хочет стать ваном Ляо, завтра замыслит сесть на место Алтан-хана… Как быть с ним? Легче всего отказать. Но это будет неразумно. За свое владение Елюй Люгэ будет драться злее, и кидане, какие еще служат Алтан-хану, скорее покинут своего господина. Как говорил этот старец с бородавкой? «Хочешь что-то взять – отдай».

– Друг Боорчу, скажешь завтра Шихи-Хутагу, пусть заготовит грамоту на титул вана. И чтобы все было, как это в обычае Алтан-хана – разные величавые слова, тамгой подтвержденные. А Елюй Люгэ пусть пришлет сюда своего сына. Так будет спокойнее.

– А не лучше ли послать к этому вану кого-то из нойонов соправителем?

– Что ж, ты придумал неплохо. Подбери человека… И как думаешь, не пора ли нам двинуться поближе к Чжунду?

Все дела были свершены. Он чувствовал себя умиротворенным и немного вялым от усталости. Но Хулан сейчас всю усталость сгонит…

– Да, Боорчу, заготовьте завтра повеление моему брату Хасару. Быть ему во главе тумена под началом Мухали. Довольно ему бездельничать.

– А не приставить ли его к вану?

– Что ты! Не выйдет из Хасара соправителя. Через три дня раздерется с Елюй Люгэ и все нам испортит.

Они вышли из юрты. Кругом горели огни. И как огни воинского стана, мерцали звезды. Казалось, вся вселенная – его. Стоит сказать слово, взмахнуть рукой – все огни погаснут и ночь наполнится топотом копыт.

Глава 13

Опальный сановник Хэшери Хушаху жил в маленьком селении под Чжунду.

Заняться ему было нечем. От безделия и неумеренных выпивок он обрюзг, стал раздражителен. Слуги боялись громко разговаривать, ходили на носочках, и в доме стояла недобрая тишина.

Перемен в своей судьбе Хушаху не ожидал. И был очень удивлен, когда император прислал за ним нарочного и свою легкую повозку на красных колесах. Хушаху умылся, домашние лекари натерли его тело освежающими снадобьями, слуги облачили в дорогой халат, прицепили к поясу меч.

С припухшими веками, но бодрый явился он в императорский дворец.

Дорогой думал, что его старый недруг Гао Цзы свернул себе шею… Однако Гао Цзы был у императора. Жилистый, тонкогубый, он посмотрел на Хушаху ничего не выражающим взглядом. Кроме Гао Цзы, у императора были главноуправляющий срединной столицей коротконогий, сутулый Туктань и болезненно бледный, со страдальческими глазами князь Сюнь. Пока он припадал к ногам императора, все молчали, но, едва распрямился, продолжили начатый разговор. Хуанди не сказал ему ни слова. Будто и не было оскорбительной ссылки. Утопив полное тело в подушки сиденья, Юнь-цзы держал на коленях свиток бумаги, – карту своих владений. Твердая бумага скручивалась. Концы свитка угодливо подхватили с одной стороны Гао Цзы, с другой – Туктань. Сутулому Туктаню почти не пришлось нагибаться, а Гао Цзы сгорбился так, что под шелком халата обозначился гребень хребтины.