Жестокое убийство разочарованного англичанина

В последней вырезке кратко сообщалось о ходе расследования, которое закончилось два дня назад. Изложена официальная версия; вердикт – самоубийство в момент психического расстройства. Шон сложил листок и вернул его майору.

Голова майора лежала на высокой спинке кресла. Вид у него был очень усталый.

«Все это может оказаться мифом, – сказал он. – Возможно, какая-то реально существующая Ольга пытается найти реально существующую Кору. Но это было бы невероятным совпадением… Я помню, когда мы натаскивали Редвина, кто-то возразил против использования этих имен в качестве кода, заметив, что они никак не сочетаются в одном сообщении. – Майор прижал ладонью листок, лежавший у него на колене, и улыбнулся. Или попытался улыбнуться. Он избегал смотреть Шону в глаза; синие тени вокруг его рта становились все глубже. – Я сообщил Рэнделлу об этих объявлениях, как только они появились. Но он решил ничего не предпринимать. – Выцветшие глаза смотрели в пустоту, вспоминая перенесенное унижение. – Тогда я поместил в газете ответ от себя. Боже мой, сделать бы мне это раньше! Когда мое объявление поместили в газете, Редвина, конечно, уже не было в живых. – Майор замолчал, взглянул на свои руки, на листок бумаги на колене. – Полиция заявляет, что удовлетворена результатом расследования. Рэнделл придерживается того же мнения. Да и… Пойми, Шон. – Губы его шевелились, кровь слегка прилила к сморщенной коже. – Так считают все, с кем я разговаривал. Они полагают, если Редвин действительно поместил эти объявления… – Майор поднял руку, безвольно уронил ее на колено. Так падает рука мертвеца. – Если он их поместил, значит… нервы, наверно… финансовые неприятности – похоже, их у него не было, но точно сказать нельзя… То ли он задумал вытянуть деньги из нас, то ли просто сошел с ума – думал, думал о прошлом, пока не сбрендил. Я знаю, такое случается. – Он взглянул Шону в глаза. – Намекают, что со мной произошло нечто подобное. Никогда не уходи на пенсию, Шон. Заставь их самих выгнать тебя. – Майор попытался улыбнуться. – Ты должен был выслушать все это. Если хочешь отказаться…» – Он отвел глаза от Шона, лицо его потемнело от воспоминаний о пережитом унижении.

«Я согласен», – сказал Шон.

Майор на мгновение застыл в кресле, схватился за сердце. Его лицо из темно-красного превратилось в свинцово-серое, застыло – он старался справиться с собой. Другой рукой майор что-то искал в кармане жилета.

«Принеси мне стакан воды, – прошептал он. – Женщину эту не зови. Рядом с холлом умывальник, там стакан…»

Когда Шон нашел стакан и принес воду, майор держал на ладони две маленькие белые таблетки. Он проглотил их, и Шон поднес к его губам стакан.

«Разрешите, я вызову врача», – сказал Шон.

Майор покачал головой.

«Сейчас все будет в порядке».

Шон подождал – серо-свинцовый оттенок исчез с лица майора, оно слегка порозовело.

«Все будет в порядке. Если хочешь взяться за это дело, то приступай».

«Я готов».

«Не могу подсказать тебе, что надо искать. Я даже не уверен, что тут что-то есть. Но попробуй поговорить со вдовой. Постарайся узнать, что он делал перед… смертью. О чем говорил…»

Спустя полчаса Шон уже ехал в Лирем. Правда, без всякой уверенности, что не тратит время зря. А что изменилось сейчас? Через девять часов? Кто-то был явно уверен, что он не зря тратит время. Какую цель они преследовали? Отпугнуть его? Или просто выяснить, кто он? И какое отношение имеет ко всему этому майор Кэннон?

Шон колебался: позвонить майору Кортни с дороги или уже из дома. Но час ничего не решит, а заходить в придорожное заведение в таком виде (лицо, одежда!) не хотелось. О других причинах он решил не думать. Подъезжая к лондонским пригородам, Шон признался себе, что ему страшно. Он готов был остановиться и позвонить из любого автомата, но это уже не имело смысла.

Когда он вошел в свою квартиру, выяснилось, что звонить вообще было бессмысленно – во всяком случае, в течение последнего часа.

– Майору стало гораздо хуже, – объявила ему домоправительница голосом, полным мрачной гордости пророка, на которого часто не обращают внимания, но который сейчас оказался прав. – Мне пришлось вызвать ему врача перед чаепитием. Майор сейчас в больнице, к нему никого не пускают и не разрешают звонить по телефону. Сам доктор так распорядился строго-настрого. Нет, нет, нет, я не могу до него добраться. Нет, фамилии доктора я вам не дам, и не мечтайте. Без сознания майор. Я же вам говорю, ему вкололи успокоительное… Нет, доктор говорит, только через несколько дней.

Шон положил трубку. Позвонить Рэнделлу? В общем, это его долг. Он наполнил ванну, лег в нее, чувствуя, как тепло проникает в ушибы, в разорванные мышцы живота; прижимая губку к лицу, он чувствовал, как медленно возникает боль. Позвонить Рэнделлу он обязан. А что ему сказать? Про майора Кэннона? Про то, как двое в туалете украли у него бумажник? Он представил себе поднимающуюся дугой седеющую бровь Рэнделла, неспешную злую усмешку: «Прямо в туалете?» Он вспомнил, как потемнело лицо майора при одном воспоминании о пережитом унижении. Если майор не смог убедить Рэнделла, вряд ли сегодняшние события произведут на него впечатление. Правда, если раскопать еще что-нибудь…

«Постарайся узнать, что он делал перед… смертью. О чем говорил…» А работал Редвин на «Мидлэнд телевижн». Если бы Шону удалось что-то там разузнать и сообщить Рэнделлу. Шон вдруг обнаружил, что засыпает в ванне, и еле-еле дотащился до постели. Ему приснились двое мужчин с огромными рыжими усами, которые заставляли его пить, не давали встать и вливали ему в глотку какую-то гадость. Когда же он попытался оказать им сопротивление и закричать, то вдруг оказался один, в темноте, и не мог повернуться. Шона парализовал ужас: померещилось, что он лежит в гробу, который ползет, ползет, скользит на колесиках в огненную пасть.

Он хотел закричать, замахать руками, позвать на помощь Маргарет, майора, бился головой об обивку гроба. Услышал, как молятся те, кто пришел на похороны, услышал слова священника: «Сейчас мы предадим…» А потом жаркое пламя обожгло гроб, потянулось к нему самому пылающими языками – ааааааааа!

Шон проснулся весь в поту, намертво спеленав себя во сне простыней и одеялом. Он с трудом высвободил руку, включил свет. Потом еще целый час не мог глаз сомкнуть – все тело болело от побоев. Заснул он, когда уже почти рассвело.

4

Утром Шон попытался дозвониться до майора, даже узнал телефон врача и название больницы. Врач был на обходе. Старшая сестра сообщила, что к майору никого не пускают, а даже если б и пускали, он все равно не может говорить. «Он очень плох; к сожалению, это так, сэр. Никаких посетителей – даже ближайшим родственникам нельзя».

Шон зашел в ванную побриться. Синяк за ночь стал черно-зеленым, расползся по правой щеке до уголка глаза. Нос распух, один зуб шатался. Он припудрил синяк тальком, чтобы скрыть его, но получилось только хуже.

Бреясь, Шон машинально смотрел в окно – собственно, даже не смотрел, а пытался обдумать, что делать дальше, как бы майор хотел, чтобы он поступил. На другой стороне улицы какой-то мужчина, прислонившись к стене, читал газету. Десять минут назад он тоже стоял там. До того, как Шон позвонил в больницу. Что же в этом странного? Хорошая погода, почему бы не почитать газету на воздухе? Но Шон не мог припомнить, чтобы кто-то в другой погожий день стоял на этом месте и читал газету. Тротуар там совсем узкий. А в ста метрах есть сквер, где растут деревья и трава и стоят скамейки.

Шон затянул узел галстука, спустился по лестнице и, выйдя на улицу, повернул направо, в противоположную от сквера сторону. Дойдя до ближайшего угла, он обернулся. Мужчина медленно шел по другой стороне улицы, держа газету под мышкой, разглядывая то витрины магазинов, то небеса с видом человека, которому надо убить время. Шон зашел в угловую аптеку. Мужчина по другой стороне улицы прошел дальше, мимо нескольких магазинчиков, уставился на витрину магазина игрушек, вытянул губы, будто насвистывая мелодию, и пошел обратно.