Жестокость

Тем не менее ничего нового по нему так и не было обнаружено.

В ходе всех тринадцати дней слушаний на разные лады пересказывалась все та же история, лишенная каких-либо сенсационных открытий.

С какой это стати образованная и благовоспитанная девица, к тому же уроженка Новой Англии, вдруг вздумала бы хладнокровно зарубить топором отца и мачеху, после чего вот так просто взять и «обнаружить» их тела и тут же вызвать полицию?

Обвинение не смогло дать убедительного ответа на этот вопрос, и потому 20 июня 1893 года после часового совещания суд присяжных полностью оправдал Сьюзен Борден.

Женщина вернулась к себе домой, где и прожила еще много-много лет, ведя затворнический образ жизни. Ей удалось избежать позорного пятна на своей биографии, однако тайна, окутывавшая это дело, даже после ее смерти продолжала передаваться из поколения в поколение.

Маленькие девочки, беззаботно прыгавшие перед своими домом через скакалку, бесстрастно напевали:

«Топором малышка Сью Искромсала мать свою, А как пришел домой отец, И ему настал конец».

Это и была та самая история, которую я пересказал Аните — история, которую можно было прочитать в любом издании, специализирующемся на криминалистической статистике.

Девушка слушала меня, не проронив ни слова, хотя я несколько раз слышал, как она глубоко вздохнула, пока я словно ненароком указывал на странные параллели между обоими случаями. Жаркий день… сарай… рыбацкие грузила… внезапная дремота и столь же резкое пробуждение… возвращение в дом… обнаружение тела… удары топором…

Как только я умолк, Анита спросила:

— Джим, зачем ты мне рассказал все это? Ты что, намекаешь на то, что это я зарубила дядю?

— Ни на что я не намекаю, — был мой ответ. — Просто меня поразило сходство между твоим случаем и историей Сью Борден.

— И что, ты думаешь, на самом деле произошло? Я имею в виду историю этой самой Сью?

— Не знаю, — медленно произнес я. — Но у меня возникло предположение, что, может, ты способна как-то объяснить случившееся.

Ее опаловые глаза слабо блеснули во мраке погрузившейся в тень комнаты.

— А не могло получиться так, что это то же самое? — прошептала девушка. — Ты же помнишь, что я рассказывала тебе про свои сновидения. Про демона. Представь себе, что Сью Борден тоже видела это во сне. Вообрази себе некое существо, возникающее из ее спящего сознания существо, которое берет топор и убивает…

Она заметила зародившийся было у меня протест, но проигнорировала его.

— Дядя Гидеон многое знал про такие вещи. Про то, как во сне к тебе спускается дух. А не могло это «нечто» во время моего сна прийти в материальным мир и прикончить дядю Гидеона?

Я покачал головой. — Ты сама знаешь, что я могу тебе на это ответить. И понимаешь, что скажет на это полиция. Единственный наш шанс состоит сейчас в том, чтобы еще до их прихода отыскать орудие убийства.

Мы вместе прошли в холл и, держась за руки, обследовали все комнаты старого дома, которые сейчас больше напоминали собой громадные раскаленные печи.

Всюду лежал толстый слой пыли и чувствовалось запустение. Лишь на кухне можно было заметить следы человеческого присутствия — по словам Аниты, сегодня утром они с дядей там завтракали.

Нигде нам не удалось обнаружить ни топора, ни тесака, ни чего-либо в этом роде. Нам стоило известной смелости спуститься в подвал. Я был практически уверен в том, что именно мы должны были найти, и, поскольку Анита не отшатнулась в ужасе от зияющего провала в полу, мы стали спускаться по темным ступеням.

В подвале вообще не оказалось ни одного инструмента с острыми краями.

Тогда мы решили подняться на второй этаж: сначала обшарили переднюю спальню, затем комнатушку Аниты, пока наконец не оказались перед дверями апартаментов Гидеона Годфри.

— Заперто, — сказал я. — Странно…

— Нет, — покачала головой Анита, — он всегда держал ее запертой. Ключи, наверное, внизу — у… него.

— Я принесу, — предложил я, что и сделал, а когда вернулся, держа в руке проржавевший ключ, то застал Аниту в коридоре, — девушка дрожала всем телом.

— Я не смогу туда войти, — не столько проговорила, сколько выдохнула она. — Я еще ни разу не была у него в комнате. Мне страшно. Обычно он запирался изнутри, и по ночам я слышала доносящиеся оттуда звуки, он молился, но не Богу…

— Ну тогда подожди меня здесь, — сказал я.

Я повернул ключ, распахнул дверь и ступил через порог.

Похоже, Гидеон Годфри сам сошел с ума; возможно, он был хитрым интриганом, систематически обманывавшим и изводившим свою племянницу. Однако в любом случае он верил в колдовство.

На это красноречиво указывала обстановка его комнаты. Я увидел в ней книги, а также грубо нарисованные на полу меловые круги — их были там десятки, поспешно затертые и затем бесчисленное количество раз повторенные. На одной из стен виднелись нарисованные синим мелом странные геометрические фигуры; были там и восковые потеки от свечей, оставшиеся на стенах и полу.

В тяжелом, затхлом воздухе помещения ощущалась едкая и в чем-то даже показавшаяся мне омерзительной примесь запаха ладана. Я сразу заметил находившийся в комнате единственный острый предмет — это был длинный серебряный нож, лежавший на боковом столике рядом с оловянной чашей. Мне показалось, что он покрыт слоем ржавчины, и ржавчина эта была красного цвета…

Однако не нож послужил орудием убийства, я понял это сразу. Мне нужно было найти что-то вроде топора, но его там не оказалось.

Я снова вышел в холл.

— Может, еще где? — спросил я. — Есть еще какая-нибудь комната?

— Разве что в сарае, — предположила девушка.

— Да и гостиную мы тоже пока как следует не осмотрели, — добавил я.

— Только не заставляй меня снова идти туда, — взмолилась Анита. — Не могу… где он лежит. Поищи там сам, а я пока посмотрю в сарае.

У основания лестницы мы разошлись в разные стороны: она вышла через боковой вход, а я вернулся в гостиную.