Жгучая тайная страсть. Личный театр Эдуарда Тополя

Художник выключает радио и останавливается возле Иткинда.

ХУДОЖНИК. Вы кто?

ИТКИНД (поспешно, с акцентом). Я это… Я маляр в этом театре. Я размалевываю задники декораций, помогаю главному художнику.

ХУДОЖНИК. И давно?

ИТКИНД. Уже два года. Извините, а ви кто?

ХУДОЖНИК. А эти скульптуры вам художник заказал? Для спектакля?

ИТКИНД. Нет, это я для себя просто так делаю, по ночам, когда никого нет в театре. А ви кто?

ХУДОЖНИК. Так это вы даете городским шоферам три рубля на водку, чтобы они привозили сюда карагач и всякое дерево?

ИТКИНД. Но я никому не мешаю, мне директор разрешил, честное слово!

ХУДОЖНИК. И вы тут живете? Под лестницей, мне сказали.

ИТКИНД. Да, товарищ. Но я никому не мешаю, честное…

ХУДОЖНИК (перебивает). Подождите. Я тут новый главный художник театра. И я посмотрел свой штат. Там написано: маляр Исаак Иткинд. Это вы?

Иткинд молчит.

Художник поднимает мешковину, накрывающую какую-то скульптурную композицию. Это макет: на гипсовом постаменте фигура Сталина из папье-маше и широкая, под 45 градусов, гипсовая дорожка к нему, густо выложенная маленькими раздавленными черепами.

Что это?

ИТКИНД (поспешно). О, это только проект, фантазия…

Художник молчит.

Это я давно сделал. Памятник жертвам репрессий. Сейчас это можно, наверно…

ХУДОЖНИК. Да, это и есть культ личности… А вы… Гениальный Иткинд, Ван Гон в скульптуре! Я изучал вас по истории искусства, в Суриковском институте. Коненков, Эрзя, Иткинд. Нас водили в Пушкинский музей, я видел вашего умирающего Пушкина. Мы плакали всем курсом. Но вы знаете, что там написано на постаменте?

Иткинд молчит.

Там написаны годы вашей жизни. Кажется, 1870 тире 1937.

ИТКИНД. 1971…

ХУДОЖНИК. Может быть. За что вас арестовали?

ИТКИНД. За то, что я японский шпион. Я продал Японии секреты Балтийского военного флота. Ви можете в это поверить?

ХУДОЖНИК. И сколько вы отсидели?

ИТКИНД. О, совсем мало – семь лет. В сорок четвертом, в Акмолинске, меня за старость выгнали из лагеря.

ХУДОЖНИК. А почему вы не вернулись в Москву?

ИТКИНД (пожав плечами). Зачем? Там у меня никого нет. Когда меня арестовали, сын от меня отказался, а свою жену я сам похоронил в Акмолинске, в песках.

ХУДОЖНИК. И где вы были все эти годы? Здесь? В Алма-Ата?

Иткинд молчит.

А, я знаю! Это вы несколько лет жили за городом, в землянке за Головным арыком? Да? И делали там гномов из карагача. Мой брат с пацанами звал меня посмотреть, но я уехал в Москву учиться.

ИТКИНД. Это были не гномы. Я делал Весну и Паганини…

ХУДОЖНИК. Извините… (Снова осматривает композицию «Жертвам репрессий», после паузы накрывает ее мешковиной). Знаете что? Вы не Ван Гог. Вы Шекспир в скульптуре. Идемте отсюда, мастер! Хватит с вас приключений. Это Москва сделала вас японским шпионом. А мы, казахи, вернем вас искусству.

Художник берет Иткинда за руку и ведет на авансцену, к зрителям.

За их спинами опускается киноэкран.

На нем идут кадры документального фильма «Прикосновение к вечности» («Казахфильм», 1966 год, ) о последних годах жизни и творчества И.Я. Иткинда.

ХУДОЖНИК. Заслуженный деятель искусств Казахской ССР, участник многочисленных выставок в Алма-Ата, Целинограде, Риге, Баку, Москве и в других советских городах, создатель знаменитых скульптур «Пушкин», «Пикассо», «Поль Робсон», «Смеющийся старик», «Иткинд в раю» и многих других, которые стоят в лучших музеях мира, Исаак Яковлевич Иткинд прожил еще тринадцать лет и умер в Алма-Ата 15 февраля 1969 года в возрасте 98 лет. Занавес!

ИТКИНД. Одну минуточку! Подождите. Зачем занавес? Ви же видите – я не умер. Просто снова переселился. Раньше Иткинд был на этом свете, а теперь на Том. Там тоже интересно. Сначала я пришел в небесную канцелярию за распределением. Мне говорят: в Ад! Я говорю: «Почему? Опять? Я же только оттуда!». Потому, говорят, ми тебя учили на раввина, а ты бросил Бога и стал делать идолов, это у нас запрещено. Я говорю: «Минуточку! Значит, ви можете делать Гитлера и Сталина, а я не могу делать Весну? Дайте мне поговорить с Самим». «Он занят». «Что значит, занят?! Я Его девяносто лет зову: «Борух Ата Одойной!», Он может, наконец, ответить? У меня токо один вопрос!» Хорошо, говорят, какой у тебя вопрос? «Какой, какой! Если Он такой Цар всего, зачем было делать мир так, чтобы люди в нем мучились?». А они говорят: «Шлимазл! С этим вопросом сюда уже пять тысяч лет приходит каждый еврей! Иди отсюда!». И вигнали меня, понимаете? Ну, бикицер, вигнали так вигнали, это же не первый раз. Самое главное: я думаю – где у них больше дерева? В раю или в аду? Конечно, в раю, там райское дерево и все ходят ню! Значит, у меня там будет много работы. Поэтому ладно, дайте занавес, я пошел в рай… (Уходит под еврейскую музыку)

Занавес.

2020 г.

Ритуальное убийство Театральный процесс в двух действиях и четырех стенограммах

Историческая справка для режиссера-постановщика

В марте 1911 года недалеко от Киева, в земляной пещере, был найден труп 12-летнего Андрея Ющинского. На теле было 47 колотых ран. По заключению судебно-медицинской экспертизы, смерть последовала в результате потери крови. Однако ни на теле, ни на земле вокруг трупа крови мальчика обнаружено не было, мальчик был убит где-то в другом месте. Он был раздет, после убийства труп обмыли и выбросили в пещеру неподалеку от кирпичного завода в поселке Лукьяновка на берегу Днепра.

Довольно скоро следствие выяснило, что мальчик был членом воровской шайки Веры Чебыряк, жены киевского почтового работника и содержательницы притона. Он должен был через форточку проникнуть в один из киевских соборов, намеченных шайкой к ограблению, и открыть членам шайки заднюю дверь. Однако бандиты заподозрили мальчика в намерении выдать их полиции и потому казнили.

То есть, это было ординарно-зверское убийство.

Однако одним из посетителей притона Чебыряк был следователь киевской прокуратуры, и следствие вдруг – через пять месяцев после убийства – свернуло совсем в другую сторону. Была создана прокурорская бригада, которая стала менять следователей и изымать из дела материалы, уличающие убийц мальчика. Одновременно появились показания детей Лукьяновки, которые шастали по территории местного кирпичного завода и которых 37-летний Бейлис, приказчик этого завода, с заводской территории прогнал – они, якобы, «видели, как Бейлис вывел Ющинского за руку, после чего мальчик исчез». Поскольку это случилось накануне еврейской пасхи, то этого оказалось достаточно, чтобы следователи арестовали Бейлиса и обвинили в ритуальном убийстве с целью получения крови мальчика для изготовления пасхальной мацы. А в качестве эксперта по еврейским ритуальным убийствам прокуратурой был нанят католический пастор Пранайтис, магистр богословия, автор многочисленных антисемитских публикаций.

Расследование продолжалось два года – с 1911-го по 1913 год. За это время в прессе поднялась ярая антисемитская компания, ее целью было использовать обвинительный приговор Бейлису в качестве сигнала к всероссийским еврейским погромам. Организатором этого погромного процесса был «Совет объединенного дворянства», а в исполнители рвались «Черные сотни», за их спинами стоял сам император Николай Второй. Иными словами, судьба Бейлиса была предрешена, а с ним и судьба российского еврейства.

Однако руководители Петербургской, Московской и Киевской еврейских общин, отложив в сторону свои вечные разногласия, объединились перед лицом погромов и создали «Комитет защиты Бейлиса». Возглавлял «Комитет» киевский сахарозаводчик Бродский. На деньги «Комитета» Бейлису были наняты пять самых знаменитых адвокатов. Они заставили суд назначить научную экспертизу по наличию ритуальных убийств в еврейской религии. Этими экспертами стали самые известные на то время православные богословы профессора Петр Тихомиров, Павел Коковцов и Иван Троицкий. Их допрос в судебном заседании длился несколько дней, а сам процесс продолжался 34 дня, всколыхнув всю российскую прессу – как правую, так и левую. Главным запевалой антисемитской кампании был знаменитый публицист Василий Розанов, а в защиту Бейлиса выступили писатели Короленко и Горький. В ходе процесса защитники Бейлиса открыто уличили Веру Чебыряк в убийстве мальчика…