Жил-был Чух Болотный

– А этот у нас на болоте самый смелый. Как его зовут?

– Конечно, Смелква, – ответил без запинки Чух.

– Правильно, правильно, – заголосили радостно лягушки.

Очень скоро Чух знал уже всех. А некоторым он даже сам придумал отличные имена. Например, молодого лягушонка, только что переставшего быть головастиком, он назвал Кляква, потому что тот еще не выговаривал букву «в» и вместо ква-ква, у него получалось кля-кля. Лягушонок не обиделся: имя-то было просто замечательное. А его старшего брата Чух назвал Клюквой, потому что тот сидел в это время как раз на кочке, где рос куст этой болотной ягоды. Малышам очень понравился Чух, и они сразу стали его лучшими друзьями.

Первый день появления Чуха закончился поздней ночью. Все были слишком взволнованы, чтобы сразу разойтись по кочкам.

– И все-таки, хотелось бы мне знать, почему этот Чух оказался именно у нас, а не у соседей – жаб? Хорошо это или плохо? Надо подумать, – зевая, пробормотал ленивый соня Ленква, уставившись на отражение огромной луны. Он много спал днем, а потому ночью иногда долго не мог заснуть. Он любил думать. И всегда очень долго думал, прежде чем найти решение какого-либо вопроса. Когда он, наконец, высказывался, ко всеобщему удивлению, это было разумно и логично. Жаль, только, что его аналитические способности ценились не очень высоко. Дело в том, что пока он находил ответ на важный вопрос или выход из сложной ситуации, то и другое давно отыскивалось само собой, или вообще все население напрочь забывало о них.

Так началась жизнь Чуха на болоте. Болото есть болото, и жизнь там давно идет по раз установленным правилам. Неожиданности происходят редко. Недаром же, чтобы презрительно сказать о скучной жизни, говорят: «Ой, да это сплошное болото». Квакши, напротив, именно неизменное соблюдение устоявшихся традиций, ничем не нарушаемое спокойствие считали главным достоинством и преимуществом болотной жизни. Даже стычки с жабами, иногда довольно свирепые, вошли у них в привычку, и никто уже не квакал во весь голос о захваченных пленных, потерях и раненых. Вот почему некоторые появление Чуха восприняли определенной угрозой их спокойной жизни. Довольно долго они настороженно и даже подозрительно всматривались в поведение чужеземца.

Раннее утро на болоте было просто замечательным. Солнце постепенно показывалось из-за высоких елей и попадало на болотную гладь. Начинался новый хороший день. Молодые лягушата усаживались на просохшие кочки и учились прыгать вверх, в длину и друг через друга. Хохоча, они шлепались в воду и поднимали кучу брызг. Их родители, степенные паквы и маквы подставляли остывшие за ночь бока солнечным лучам. Говорливые утки принимались чистить перышки, покрякивая от удовольствия; ужи тоже старались не упустить время и со всей возможной скоростью ползли к светлой поляне. Брусника, клюква, голубика и другие ягоды приподнимали листья, чтобы солнечным лучикам было легче навести румянец на их пока зеленые щечки. Камыши раскачивали по ветру свои шляпки-цилиндры и терпеливо ждали, когда к концу лета они станут бархатными и коричневыми. Легкомысленные кувшинки расправляли свои желтые лепестки, в тайне уверенные, что солнце особенно благосклонно именно к ним, поэтому и наградило их таким прекрасным цветом. Они ярко сверкали и гордились, что лягушата действительно принимали их желтые лепестки за солнышко, разлетевшееся на мелкие золотые кусочки. Нежные белые лилии на длинных стеблях, уходящих глубоко в воду, как всегда томно вздыхали и жаловались, что здесь, на болоте никого нет, кто мог бы по достоинству оценить их красоту. Высокая острая осока напряженно звенела от желания стать еще выше и острее. Ну а старина-Кулик, как ему и положено, продолжал хвалить свое болото.

– Нигде нет такого болота, как у нас, – хвастался он на всю округу. – Только на нашем болоте ряска такая зеленая, осока острая и сочная, стрекозы быстрые, а бабочки такие красивые. Только у нас на болоте спокойствие и порядок. – Ну, и так далее и тому подобное. Но уже на следующий день после появления Чуха, Кулик к старой похвальбе добавил новенькую.

– Только у нас на болоте, – стал кричать он каждое утро, – мог появиться такой необыкновенный гость. Только мы смогли установить с ним контакт.

А Чух Болотный с первого же дня стал с большим интересом изучать все, что его окружало и всех, с кем ему предстояло теперь жить рядом. Так он сразу заметил, как здорово лягушки умеют прыгать и плавать. Обучить его технике лягушачьих прыжков взялись Клюква и Кляква, а плаванью по-лягушачьи – боец Смелква. Тренировки в прыжках, конечно, превратились в увлекательную игру-соревнование. Дело в том, что к изумлению лягушат, Чух уже со второго занятия стал прыгать не хуже их, во всяком случае, в высоту. Он сначала немного не догонял в прыжках в длину, но скоро освоил и это. Мало того, в конце концов, он стал превосходить лягушек в классической технике прыжков. Чух значительно усовершенствовал прыжки, добавив несколько сложных элементов, которые и позволили ему добиваться лучших результатов в длину, высоту и в ширину. Что касается плаванья, то и здесь Чух выкинул такое, что заставило открыть рты от изумления даже самых знаменитых болотных пловцов.

Вот как это было. Смелква, научив не одно поколение головастиков плавать и нырять, со всей ответственностью подошел и к обучению Чуха. Но в первый же день занятий, Чух нырнул так глубоко, что вызвал беспокойство лягушек. Он долго не появлялся на поверхности, а потом вынырнул в таком изумительно изящном и стремительном прыжке вверх, что собравшиеся на берегу лишь смогли тихо ахнуть в едином восторге. Если бы лягушки видели когда-нибудь игры дельфинов в море, они бы обязательно сравнили прыжок Чуха с дельфиньим взлетом над морской волной. Голова, руки, ноги, все тело Чуха, ставшее гибким и пластичным, составляли единую плавную линию. Шерстка завернулась по всему телу в колечки, блестевшие не хуже рыбьей чешуи. Хвост изогнулся наподобие русалочьего. Да, никто бы в этот момент не мог сказать, что это существо некрасиво и неуклюже. Картинка взметнувшегося над болотом Чуха, надолго сохранилась в памяти всех, кому повезло видеть это. Смелква быстро смекнул, что учить плавать Чуха нелепо. Наоборот, скоро он сам стал с интересом и не без пользы для себя осваивать методику чуховского плавания. В быстроте плаванья, особенно в перемещении в стороны, с Чухом могли состязаться только жуки-водомерки. Лягушки присутствовали на этих соревнованиях в качестве наблюдателей и болельщиков. Азартный Спорква естественно, не упускал шанса поспорить, кто победит. Делались большие ставки, забавы ради, а не для обогащения.

Долго размышляя об успехах Чуха в плавании, ленивый аналитик Ленква изрек: «Наверняка, этот Чух жил когда-нибудь в море, а может быть и в океане». Но как всегда, его правильный вывод опоздал: когда он пришел к этому умозаключению, самого Чуха давно уже не было на болоте. Но об этом потом.

Итак, спустя какое-то время, когда, Чух, кажется, научился всему, что умели делать его гостеприимные хозяева-лягушки, он внимательно стал наблюдать за ужами. Было очевидно, что Чух заинтересовался возможностью бесшумно ползать по земле и траве, прятаться между камней, корнями деревьев и старыми корягами. Ужи всегда держались несколько особняком на болоте, возможно, считая себя гораздо умнее лягушек. К тому же, они были не склонны к разговорчивости. Их раздражало постоянное кваканье соседей. Они предпочитали уползти куда-нибудь в уединенное, нагретое солнышком местечко и, свернувшись в уютный клубочек, подумать о смысле жизни. Чух с большим уважением отнесся к ужиным обычаям. Набравшись смелости, он почтительно обратился к ним:

– Милые ужи, не позволите ли мне поползать рядом с вами. Я бы очень хотел хоть немного научиться вашему умению.

Получив молчаливое согласие, Чух ежедневно находил время для тренировок в передвижении ползком. Ужи вначале довольно скептически глядели на его неловкие выгибания при малом продвижении. Они, правда, были достаточно тактичны (кстати, не является ли это качество одним из показателем ума?) и не насмехались над Чухом, даже не критиковали. А вскоре отпала и причина для этого. Чух научился ползать как настоящая змея, бесшумно, гибко, да к тому же быстро.

И все-таки истинной страстью Чуха стали не прыжки, плаванье или ползанье, а полеты. Представьте себе, он захотел летать. И полетел! Однако, все по порядку.

Будучи существом не только любопытным, но и любознательным, Чух стал изучать растения, травы, цветы, – все, что росло на болоте, около и даже дальше. Он очень полюбил ягоды, которых здесь было видимо-невидимо: морошка, клюква, брусника костяника, голубика. Он мог есть их и зелеными, и совсем не морщился от жуткой кислятины. Зато, как ни советовали ему лягушки, он не стал охотиться ни на какую мошкару. Писклявая и вредная мелочь оценила, как говорится, этот жест доброй воли, и не доставала его. Чуха не кусали даже мстительные и кровожадные комары.

Прошло немного времени, когда всем стало очевидно, что Чух мог делать то, что не умел делать никто на болоте. Прежде всего, сообщать много полезных сведений. На болоте же нет ни радио, ни телевизора. И множество болотного народца с какого-то момента стало собираться на берегу у старой коряги, чтобы послушать утреннюю сводку погоды и другие чуховские новости.

Как вы помните, у Чуха имелись замечательные ушки-локаторы. Может быть, они и были сделаны специально с учетом его пытливой натуры, подвижного ума и неравнодушного к окружающему миру характера? В любой момент Чух мог выдвинуть свои ушки в любом направлении, чтобы се слышать все, что происходит на болоте, вокруг и даже дальше. Кроме того, у него была довольно длинная шея, которая тоже могла выдвигаться. Именно эта замечательная способность позволяла Чуху поднимать и вертеть свою головешку, покрытую зелеными волосами, над привычными кочками болота. В случае желания или необходимости он мог за один полный оборот головы вокруг вытянутой шеи посмотреть на все четыре стороны. Поэтому, сами понимаете, Чух видел и слышал гораздо больше, глубже и дальше чем его одноболотчане.